Помню тебя наизусть - Маргарита Дюжева

Но я тоже не из тех, кто сдается и отступает на полпути.

Встал рядом и тоже начал копаться в опилках. У меня сегодня просто какой-то день трудовых повинностей. То гречка, то опилки. Что дальше?

— Хватит, — холодно сказала Яна, когда ведро наполнилось до краев. Взяла его и потащила куда-то вглубь между рядами вольеров.

— Да отдай ты! — ведро у нее тоже отобрал. Правда не без боя, потому что Белецкая явно была уверена, что такую ценную ношу сводному дураку доверять нельзя.

Я победил, присвоил сомнительный трофей и по-волчьи сердито спросил:

— Куда? — сейчас по-быстрому отнесу, а потом зажму ее где-нибудь у забора, и не выпущу, пока все не выслушает!

— Туда! — прошипела так сердито, будто я у нее отобрал как минимум брильянт.

Мы подошли к пустой, раскрытой клетке. Не знаю, где ее обитатель, но я рад, что его не видать поблизости. Высыпал содержимое ведра на вычищенный пол, для красоты пару раз пнул кучу, разбросав ее по углам.

— Все?

— Это еще только первый

Да, твою мать. Я сморщился, а Яна конечно же это заметила и не смолчала:

— Ты если устал — не мучайся. Присядь, отдохни. Я дальше сама справлюсь. Слава богу не белоручка.

— Помолчи уже! — огрызнулся я.

Белецкая, как я и просил, ни слова не сказав, пошла прочь.

Она это специально делает. Испытывает мою выдержку? Видит же, что пришёл с мирными намерениями, а ведет себя, как маленькая.

«Угу, а ты до этого себя как большой вел, — подленько рассмеялся внутренний голос, — так что заткнись и иди работай!»

Я пошел. Опять отобрал ведро и лопату и в угрюмом молчании принялся за дело. Копал, насыпал, растаскивал по вольерам.

Не все они были пустыми, кое-где все-таки с обитателями. И далеко не все они отнеслись с восторгом к моему появлению. Кто-то тявкал, кто-то рычал. При этом все дружно накручивали хвостами при виде Белецкой, а уж если она чесала за ухом, то просто на слюни все исходили. Меня б кто почесал. Но увы, я от нее ловил лишь подозрительные холодные взгляды, в которых явно читался посыл: шел бы ты домой, помощничек.

Фиг бы там! Не уйду.

— Яна! — раздался окрик Игоря, — там Степан Константинович пришел. Тебя зовет!

— Бегу! — тут же встрепенулась Белецкая.

— Что за Степан? — поинтересовался я, наблюдая за тем, как проворно она убирает инвентарь, стаскивает грязные перчатки и направляется к главному зданию.

— Не твое дело, — бросила на ходу и дальше.

В этот момент во мне поднялось страстное желание послать ее и уйти. Пусть копается в этой грязи, с этими плешивыми шавками, а я не нанимался.

«А тебя никто и не приглашал, — снова подсказал гадкий внутренний голос, — можешь сваливать, она точно не расстроится, наоборот убедиться, что ты конченый говнюк, пасующий перед трудностями.»

Такой расклад меня категорически не устраивал.

Делать нечего, придется самому знакомиться с неведомым Степаном.

Яна шла впереди, активно накручивая булками и о чем-то весело разговаривала с Игорем, а я плелся позади и злился, представляя, как хватаю этого Игоря за холку и с размаху носом об стену. Той же участи вполне мог удостоиться и парень, которого мы встретили на входе. Янка приветливо помазала ему рукой, а он расплылся в улыбки, как те плешивые дворняжки в клетках

Что-то вокруг нее слишком много всяких придурков вертится!

— Ян, готова? — навстречу нам, на ходу натягивая белый халат, вышел высокий плотный мужчина лет пятидесяти.

— Конечно, Степан Константинович.

— А это…— он вопросительно посмотрел на меня.

Яна обернулась, снова смерила недовольным взглядом:

— Ах, это…мой…брат. Максимка. Пришел помочь.

— Похвально, молодой человек, похвально. Идемте, посмотрим, примет он вас или нет. Он у нас парень добрый, но нервный. Гошу и остальных — не признает. Только к Яне тянется.

— Они к ней все тянутся, — с нескрываемой гордостью подтвердил Игорь, вызывая стойкое желание подраться, — все. Я ушел.

Вали, давай! И без тебя разберемся.

Я вопросительно посмотрел на Белку, но та лишь нос задрала и со скучающим видом отвернулась. Зараза, хоть бы намекнула, что за парень такой, который только ее и признает.

Сначала я подумал про человека, даже поревновал немного, потом сообразил, что вряд ли в приюте будут лечить людей, скорее это какое-то животное. Почему-то представился кот. Дикий, взъерошенный, с безумным блеском в глазах. Эдакий комок ярости на четырех лапах.

Ладно, буду разбираться походу.

Мы зашли в комнату, где стояли большие клетки для «особых» пациентов, тех кто не мог жить на улице и нуждался в лечении. В самой ближней клетке действительно сидел котяра самого бандитского вида. Серый, лохматый настолько, что не видно, где морда, где хвост. Только Яна почему-то не к нему пошла, а в другой конец комнаты.

— Привет, малыш! — с этими словами она щелкнула задвижкой и распахнула дверь.

Хромая и поджимая забинтованную заднюю лапу, к ней вышло нечто большое и черное, с защитным воротником на шее.

— Это кто? — я подозрительно кивнул на «малыша».

— Это Персик. Кане-корсо, — Яна бесстрашно трепала большую черную голову. Держа больную лапу навесу, пес привалился к ней боком и вилял своим куцым обрубком.

Он был изнеможён и тощ, как скелет, но в лучшее времена в нем было, наверное, килограмм пятьдесят.

— Он у нас появился пару назад, — Степан Константинович, начал неспешно раскладывать инструменты, — нашли его за городом, на привязи. Случайно ранние грибники на бедолагу наткнулись и привезли к нам. Лапа у него была вся разбита. Гнить начала. Нам с Яной пришлось опарышей из раны выбирать.

Я попытался представить Белецкую за этим занятием, и понял, что