Богач, бедняк... Том 1 - Ирвин Шоу

– Номер, пожалуйста, – сказала телефонистка.

Рудольф назвал номер телефона Джулии. Он рассчитывал, что ее не будет дома, и он оставит сообщение для нее. Какая трусость. Еще одно очко против него в его книге о нем самом.

Раздалось всего два гудка, и он услыхал голос Джулии.

– Джулия…– начал он.

– Руди! Ты? – Ей явно было приятно слышать его голос, и это еще один горький ему упрек. Хорошо, если бы этот Бойлан не торчал в эту минуту в комнате. – Джулия, – сказал он, – я по поводу сегодняшнего вечера. Тут кое-что произошло… непредвиденное…

– Что произошло? – сказала она безжизненным, холодным тоном. Просто поразительно, как это у такой красивой, молодой девушки, умеющей нежно, словно соловей, петь, голос вдруг становился холодным, безжизненным, металлическим, похожим на глухой стук тюремных ворот, захлопывающихся за спиной нового заключенного.

– Сейчас я тебе этого сказать не могу, но…

– Почему ты мне не можешь объяснить все сейчас?

Рудольф обернулся, посмотрел на спину Бойлана.

– Просто не могу и все. В конце концов, разве нельзя перенести наш выход в кино на завтра? Там крутят тот же фильм и…

– Пошел к черту!.. – Она повесила трубку.

Он, потрясенный ее поступком, немного подождал. Как же девушка могла быть… могла быть такой… дерзкой, такой решительной?

– Ладно, Джулия, – сказал он в молчавшую трубку. – Увидимся завтра. Гуд-бай! – Неплохое представление он разыграл, нужно сказать. Он положил трубку на рычаг.

– Вот ваше виски, – крикнул ему с другого конца комнаты Бойлан. Он не сказал ни слова по поводу телефонного звонка.

Рудольф подошел, взял свой стакан.

– Будем здоровы, – сказал Бойлан, выпивая виски до дна.

Рудольф заставил себя сказать:

– Будем здоровы!

От виски ему стало тепло, да и на вкус этот крепкий напиток не так уж плох.

– Первый за весь день, – сказал Бойлан, погремев кубиками льда в стакане. – Благодарю вас за то, что присоединились. Я ведь не пьяница-одиночка, и мне просто необходима сегодня ваша компания. Весь день заедала тоска. Да вы садитесь, садитесь. – Он рукой указал на одно из кресел возле камина. Рудольф сел, а он стоял с другой стороны его, опершись на каминную доску. На ней стояла глиняная китайская лошадка, упитанная, со свирепым, воинственным видом.

– Весь день меня терзали эти агенты из страховой компании, – продолжал Бойлан. – Ну, по поводу того глупого пожара, который произошел здесь, в моем поместье, в День победы, вернее, в ночь победы. Вы видели, как горел здесь, на холме, большой крест?

– Слышал об этом, – ответил Рудольф.

– Интересно, почему поджигатели облюбовали мое поместье? – притворно удивлялся Бойлан. – Я не католик, и, само собой, не черный, и не еврей… По-видимому, ку-клукс-клан в наших краях очень плохо обо всем осведомлен. Агенты из страховой компании неоднократно спрашивали меня, нет ли у меня каких личных врагов. Может, вы слышали что-нибудь об этом в городе?

– Нет, – старательно избегая смотреть ему в глаза, сказал Рудольф.

– Конечно есть, как не быть, враги, я имею в виду. Но ведь они себя не рекламируют, – убежденно сказал Бойлан. – Жалко одного: крест был далеко от дома. Я был бы рад, если бы все здесь сгорело… Почему вы не пьете?

– Я пью, я люблю пить медленно.

– Мой дед строил дом на века. Я живу здесь в одиночестве. Эти века, видимо, закончатся вместе со мной, – сказал Бойлан и рассмеялся. – Извините, если слишком много болтаю. У меня так мало возможностей поговорить с людьми вокруг. Они ведь не имеют ни малейшего представления о том, о чем ты им говоришь.

– Почему же в таком случае вы здесь живете? – с максималистски юношеской логикой напрямик спросил Рудольф.

– Потому что я обречен, – ответил Бойлан, разыгрывая перед ним смешную мелодраму. – Я прикован к скале, и жадный орел выклевывает мою печень. Вы знаете, о ком идет речь?

– О Прометее.

– Только подумайте! Мифологию тоже изучают в школе?

– Да, изучают.

«Я очень много знаю, мистер Бойлан» – так и подмывало его добавить.

– Бойтесь семьи. Это страшно – постоянно жить с ощущением, что нужно платить за их возлагаемые на тебя надежды. – Он быстро опорожнил свой стакан и отошел от каминной доски к столу у стены, чтобы налить себе второй. – Вы привязаны к семье, Рудольф? У вас есть такие предки, которых вам не хотелось бы разочаровывать?

– У меня нет никаких предков, – мрачно ответил Рудольф.

– Вот истинный американец, – похвалил его Бойлан. – А, вот и сапоги.

В комнату вошел Перкинс. В руках он держал высокие, до бедер, болотные резиновые сапоги и пару шерстяных носков голубого цвета.

– Положите все там, пожалуйста, Перкинс, – сказал Бойлан.

– Слушаюсь, сэр. – Перкинс поставил сапоги рядом с Рудольфом и повесил полотенце на спинку кресла. Носки положил на край стола рядом с креслом. Рудольф снял мокрые носки. Он хотел было засунуть их в карман, но Перкинс вежливо взял их у него. Интересно, для чего ему пара мокрых штопаных носков в таком богатом доме? – подумал Рудольф. Он вытер влажные ноги пахнущим лавандой полотенцем. Натянул сухие и такие мягкие шерстяные носки. Встав с кресла, обул высокие болотные сапоги. На колене одного из них увидел треугольную дырку. Он не стал привлекать к ней внимание хозяина, – это невежливо.

– Они мне как раз впору, – радостно сказал Рудольф. Пятьдесят долларов! Самое меньшее, подумал он. В этих сапогах он чувствовал себя д’Артаньяном.

– Кажется, я купил их еще до войны, – сказал Бойлан. – Когда жена ушла от меня. Тогда мне казалось, что следует заняться рыбной ловлей, чтобы успокоить нервы.

Рудольф бросил на него быстрый взгляд, чтобы удостовериться, уж не шутит ли он. Но в глазах этого серьезного человека не было ни искорки смеха.

– Тогда же я завел себе пса. Для компании. Чтобы не скучать. Громадного ирландского волкодава. Его звали Брут. Очаровательное животное. Он жил у меня пять лет. Мы так трогательно привязались друг к другу. Но потом кто-то отравил собаку. Кто-то из моих вассалов. – Он, фыркнув, засмеялся. – Вы, Рудольф, знаете, что означает слово «вассал», не так ли?

Эти школьные вопросики начинали уже его раздражать.

– Представьте себе, знаю.

– Само собой, – подхватил Бойлан. Он не стал просить Рудольфа объяснить значение этого иностранного заимствования. – Да, у меня, несомненно, есть враги, должны быть. А может, он просто гонял чьих-то кур?

Рудольф, стащив сапоги, держал их в руках, не зная куда девать.

– Поставьте их куда-нибудь, – сказал Бойлан. – Перкинс отнесет их в машину, когда я повезу вас домой. А это что? – Он увидел дырку на сапоге.

– Пустяки. Эту дырку можно легко заклеить, – поспешил сказать Рудольф.

– Нет, нет. Этим займется Перкинс. Ему нравится все чинить. – Бойлан говорил это с таким видом, словно если Рудольф починит рваный сапог сам, то тем самым лишит несчастного слугу одного из его самых приятных удовольствий. Бойлан снова стоял у стола-бара. Этот напиток, казалось, не был для него слишком крепким. Он плеснул себе в стакан еще виски. – Не хотите ли осмотреть дом, Рудольф? – Он все время называл его только по имени.

– Охотно. – Рудольфу не терпелось узнать, что представляет из себя оружейная. Единственную подобную комнату он видел когда-то в Бруклине, куда ездил на легкоатлетический матч.

– Очень хорошо. Это может оказаться вам весьма полезным, когда вы и сами обзаведетесь потомством. У вас будет в голове ясная идея о том, в каком духе следует воспитывать своих потомков. Берите свой стакан и пойдемте.

В холле стояла громадная бронзовая статуя, изображающая тигра, когтями разрывающего спину плавающего индийского буйвола.

– Вот вам произведение искусства, – сказал Бойлан насмешливо. – Если бы я был патриотом, то велел бы ее переплавить на пушку. – Он открыл перед ним две створки громадных дверей, украшенные резными купидончиками и гирляндами цветов. – Это бальный зал, – сказал он, включая свет.

Зал был почти таких же размеров, как их школьный спортзал. Задрапированная простынями громадная стеклянная люстра свешивалась с потолка с высоты двухэтажного дома. На ней горело всего несколько лампочек, и через грязные запыленные простыни пробивался тусклый свет. У обитых деревом покрашенных стен стояло много, несколько дюжин, накрытых чехлами стульев.

– Отец мне рассказывал, что однажды на бал мать пригласила семьсот человек. Оркестр играл вальсы. Двадцать пять вальсов подряд. Неплохо? Почище любого клубного сборища, да? Что скажете, Рудольф? Кстати, вы еще играете в ресторанчике «Джек и Джилл»?

– Нет, наш трехнедельный контракт истек.

– Какая очаровательная девушка. Эта малышка… как ее зовут?