Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз Катрин поняла. Абу заставил созреть мятеж, взбунтовав Мансура, чтобы под прикрытием неразберихи можно было осуществить план бегства.
— Хвала Богу, — вздохнула она, — он избавил моего мужа от стольких мук!
Тонкий голосок врача, раздавшийся сзади, заставил Катрин обернуться. Опуская закатанные для мытья рук рукава, Абу-аль-Хайр уселся на подушки.
— Он не настолько слаб, как ты думаешь. В это нельзя поверить, судя по его поведению, друг мой, но ведь нужно было сбить с толку тех, кто на него смотрел! — сказал врач, изящно беря кончиками пальцев липкое от меда пирожное и заглатывая его, не уронив ни крошки.
— Вы хотите сказать… — Катрин машинально заговорила по-французски.
— Что хотя ел он мало, а воду пил благодаря Жоссу, который был в охране в Гафаре, но уж спал вволю. Как ты нашла варенье из роз?
— Восхитительно. Я думала, что у охранников был приказ любой ценой мешать узнику спать и что великий кади приставил своих людей к Арно, чтобы лично в этом убедиться.
Абу-аль-Хаир рассмеялся.
— Когда человек спит так глубоко, что никто и ничто не может его разбудить, а получен приказ ему в этом помешать, лучше всего, если не хочешь быть наказанным или осмеянным просто скрыть это. Люди кади, как и все смертные на земле, боятся за свою шкуру. Твой супруг смог проспать целых три ночи.
— Но не из-за варенья же из розовых лепестков?
— Нет. Благодаря воде, которую Жосс ему приносил в маленьком бурдючке, спрятанном под тюрбаном. Конечно, мы не могли проносить много ее, но того, что нам удалось ему дать, было достаточно, чтобы он ясно соображал.
— А теперь?
— Он спит, и его сторожит Готье. Я приказал дать Арно козьего молока и меда, потом опять снадобья, чтобы он спал.
— Но… его руки?
— От того, что пробиты руки, не умирают, если кровь вовремя остановлена и раны продезинфицированы. Ты тоже должна подумать об отдыхе. Здесь вы в безопасности, каков бы ни был исход битвы.
— Кто же из них ее выиграет?
— Кто может знать? Мансур слишком поспешно выступил. Конечно, у него было преимущество внезапности нападения, и люди из пустыни, которые ему служат, — самые отменные воины в мире. Но их мало, а у калифа большая охрана. Правда, по крайней мере половина города — за Мансура.
— А если один из них умрет, калиф или Мансур? — спросила Катрин, ужасаясь от этой мысли. — Вы растравили этих людей только чтобы нас спасти? А заслуживаем ли мы того, чтобы ради нас было загублено столько человеческих жизней?
Рука Амины легла на руку Катрин мягко и успокаивающе.
— Между Мансуром-бен-Зегрисом, моим двоюродным братом, и властелином верующих война никогда не прекращается, то и дело вспыхивая из-за пустяка. Случается, калиф бывает вынужден выехать из города, чтобы дать Мансуру успокоиться. Пока жив калиф, Мансур не сможет захватить трон. Улемы, наши богословы-законоведы, ему этого не разрешат…
— Но если Мансура победят? Какова тогда будет его участь? — спросила Катрин, невольно заинтересовавшись человеком, уж конечно, жестоким и кровожадным, — разве она не видела, как он обезглавил Бану Сараджа? — которому была обязана жизнью своего супруга и собственной жизнью. У нее возникло ощущение, что она оказалась соучастницей обмана, в результате которого стал жертвой великий визирь.
Абу-аль-Хайр пожал плечами и опять взял пирожное.
— Успокойся! Он не так глуп, чтобы позволить себя взять. Если его победят, он убежит, переплывет море, найдет себе убежище в Фесе, где ему принадлежат дворец и земли. Потом, через несколько месяцев, вернется еще высокомернее и с новыми силами. И опять все сначала. Между тем на этот раз ему нужно будет опасаться Бану Сараджа. Смерть Зобейды действительно сделала его полусумасшедшим.
— Великий визирь умер! — произнесла Катрин. — Я видела какого-то всадника в черном, на тюрбане у него был огромный рубин, он срубил визирю голову и потом прикрепил ее к своему седлу.
Она с удивлением увидела, что лицо Абу-аль-Хайра расцвело.
— Мудрец говорит, что дурно благословлять смерть своего врага… но нужно все-таки признаться, что я не стану оплакивать Абен-Ахмеда Бану Сараджа!
— Мансур мог бы уничтожить вместе с ними всю семью! — бросила султанша с внезапной силой. — Но они быстро размножаются и все кишат, кишат… чем дальше, тем их больше!
— Будем довольны достигнутым и надеяться, что… Громкие удары в ворота прервали его на полуслове. За высокой стеной раздались крики. Врач подал какой-то странный сигнал, в ответ прозвучал такой же. Рабы кинулись отворять огромные ворота. Те легко отворились, бесшумно повернувшись на петлях, но открывавшие вынуждены были мигом отскочить, чтобы избежать яростного натиска группы всадников с закрытыми лицами. Во главе отряда скакал человек с рубином. Голова великого визиря с закрытыми глазами все еще висела у него на ленчике седла. Катрин отвела глаза. Не выказав ни малейшего удивления, Амина встала у розового куста и закрыла лицо покрывалом холодного сиреневого цвета с золотом. Ее вид, казалось, пригвоздил к земле черного всадника. Катрин увидела красивый и жесткий рот, подчеркнутый тонкой линией усов, дикие глаза на худом птичьем лице.
Мансур-бен-Зегрис не спрыгнул, а скорее слетел с лошади и подошел к Амине, двигаясь механически. За три шага до нее он остановился.
Ты жива? — наконец произнес он. — Каким чудом? — Меня спас Абу-аль-Хайр, — спокойно сказала султанша. — Это великий врач. Одно из его лекарств победило яд.
— Аллах велик! — вздохнул Мансур с таким чувством, что Катрин еле сдержала улыбку.
Этот воин с лицом фанатика, видно, был очень наивен. Провести его не составляло труда. Правда, репутация Абу-аль-Хайра тоже была велика!
Но вот черные глаза Мансура остановились на Катрин, хотя молодая женщина, подражая Амине, спрятала лицо. Увидев незнакомый силуэт, хмурый господин спросил:
— Кто эта женщина? Я ее никогда не видел.
— Белая фаворитка Мухаммада. Пока ты сражался, Абу, врач, дал убежать ей и осужденному, человеку, который убил Зобейду. Кстати, это ее муж.
Лицо Мансура выразило откровенное удивление. Он ничего не знал о Катрин и Арно.
— Что за странная история? Что все это значит? Катрин догадалась, что султанша улыбается под покрывалом. Амина знала своего беспокойного возлюбленного и с невероятной легкостью играла с ним.
— Это значит, — ответила она с нотой торжественности в голосе, — что калиф готовится оскорбить святой закон, присваивая себе чужое добро. Эта женщина, преодолевая величайшие трудности, пришла из далекой страны франков отобрать у
