Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко - Лев Белоусов

Если Ева и не стала убежденной национал-социалисткой, то во всяком случае симпатизировала, как и мать, многим идеям нацизма. Напротив, отец и Ильза, видимо влюбленная в своего доктора Леви, еврея по национальности, считали Гитлера и его партию исчадием ада. В жарких семейных спорах, когда Ева просто повторяла высказывания Гитлера, она все больше подпадала под его необъяснимое влияние. Но в любовь ее чувства переросли только после самоубийства Гели Раубаль.

Скорее всего, для Гитлера настоящей страстью была Гели, которая знала о его встречах с Евой Браун и никогда не переступала порог ателье Гофмана. Ева же ничего не подозревала о сложных и странных отношениях между очаровательной племянницей и «дядей Ади» и не понимала, почему Гитлер стал захаживать все реже. Она узнала обо всем лишь после трагической развязки, когда в начале 1932 года вновь увидела Гитлера.

Гофман рассказал ей, как страдает Гитлер, какую депрессию он пережил, ибо смерть Гели стала для него такой катастрофой, что он едва не покончил с собой.

Женщинам, даже молодым, присуще естественное чувство жалости, а мужчины для них — всегда немного сыновья. Узнав о личной драме Гитлера, Ева по-настоящему полюбила его. Соблюдая такт и чувство меры, она постепенно стала подражать покойной Гели, сделала такую же прическу, купила платья похожего фасона и даже переняла ее манеру говорить, хотя удалось ей это с трудом, ибо Гели была истинной австрийкой, а Ева — чистой баваркой.

Но как раз теперь, когда чувства Евы к Гитлеру разгорались все сильнее, тот почти перестал уделять ей внимание. Впрочем, сам фюрер был в этом не так уж и виноват. 1932 год, когда проходили выборы президента и дважды выборы в рейхстаг, стал годом решительного прорыва Гитлера к власти. Он с головой погрузился в политику и почти не бывал в Мюнхене, а Ева приходила в отчаяние. Пожалуй, Гитлер с основанием утверждал, что политику вообще не следует жениться, ибо он обречет несчастную жену на страдания одиночества.

Наконец, нервы Евы не выдержали. 1 ноября 1932 года она написала Гитлеру прощальное письмо, заперла дверь в спальню, достала пистолет отца и выстрелила себе в сердце, и без того разбитое.

Но она сохранила присутствие духа и, еще не потеряв сознания, ибо пуля прошла рядом с сердцем, успела позвонить хирургу Плате, шурину Генриха Гофмана. Именно поэтому она позвонила ему, а не шефу сестры, доктору Леви, клиника которого находилась гораздо ближе. Зато Плате немедленно известил Гофмана, а тот ринулся к фюреру с письмом Евы.

Когда на рассвете его передали Гитлеру, он немедленно с огромным букетом цветов примчался в больницу. Его интересовало не только состояние Евы, но и вопрос: не инсценировала ли она самоубийство, чтобы вернуть его внимание? Врач заверил, что она не умерла лишь благодаря счастливой случайности. Взволнованный Гитлер сказал Гофману, что девушка сделала это из любви к нему и теперь он просто должен заботиться о ней.

С этого времени Гитлер переменил свое отношение к Еве Браун, а их жизни оказались связанными до самого страшного конца.

Заблудшая овца

30 января 1933 года Гитлер достиг своей цели — стал рейхсканцлером Германии. Браунам сообщила об этом монахиня из приюта для бедных, которая пришла попросить немного денег и еды. Ева и мать бурно радовались, отец угрюмо молчал. Когда ликование стихло, Ева стала гадать, какими будут теперь ее отношения с канцлером, ибо в любом случае они как-то изменятся.

Гитлер не порывал с ней контактов, хотя теперь жил в Берлине. Но он постоянно твердил, что его новое положение и думать не позволяет о женитьбе. Кажется, рейхсканцлер на самом деле был уверен, что его брак оттолкнет женскую часть избирателей. Но он все чаще приглашал Еву в резиденцию в Берхтесгадене. Вероятнее всего, именно в начале 1933 года она стала его настоящей любовницей. Но Гитлер представлял теперь великую нацию, а Ева оставалась скромной провинциалкой, не имела драгоценных украшений, не вращалась в светском обществе. Гитлер же на постоянных торжественных приемах в рейхсканцелярии или отеле «Адлон» неизменно был в шикарном фраке, который, впрочем, ему совершенно не шел, его фотографировали в окружении красивых аристократок и хорошеньких актрис.

Ева тоже давно мечтала сниматься в кино, но отец был категорически против. Любопытно, что он нашел себе единомышленника, о котором еще и не подозревал. Гитлер тоже полагал, что Ева должна пребывать в таинственной тени, а не блистать на сцене или экране. Он оставался верен стремлению сохранить в неизвестности свою личную жизнь.

А родителей стало беспокоить поведение дочери, которой поставили какой-то таинственный телефон для ее личного пользования и которая часто после работы вообще домой не возвращалась. Где она была и что делала, в семье не знал никто. А она уезжала в Берхтесгаден, где Гитлер поселял ее в отелях «Пост» или «Берхтесгаден Хоф».

К этому времени из монастырского пансионата вернулась Гретль, и в квартире стало тесновато. Воспользовавшись этим, Ева заявила, что переедет в собственную квартиру, а сестры могут жить у нее. Более сведущая Ильза, которая уже догадывалась о связи сестры с канцлером, благоразумно отказалась, а молоденькая и наивная Гретль радостно согласилась.

Поселить Еву с сестрами отдельно от родителей предложил Гитлер. И став, рейхсканцлером, он сохранил мещанскую психологию, по которой молодой девушке было неприлично жить совсем одной. Но еще до этого Ева пережила второй душевный кризис — не понимая, любит ли ее Гитлер.

Свидетельством этого является ее дневник с 6 февраля по 28 мая 1935 года. Вот несколько выдержек.

«6. II.35 г. (День рождения Евы. — А. П.)

Сегодня, вероятно, как раз тот день, когда можно посвятить себя дневнику. Я счастливо достигла 23 лет. Но счастлива ли я — это другой вопрос. В данный момент определенно нет… Если бы у меня была хотя бы собачка, то я не была бы совсем одинокой… Собственно, я неблагодарна. Но мне уж так хотелось иметь таксу, а теперь снова нет ничего…

11.II.35 г.

Сегодня он был здесь. Но никакой собачки, никакого гардероба. Он даже не спросил, есть ли у меня какое-нибудь желание ко дню рождения. Сейчас я сама купила себе украшения: цепочку, серьги и кольцо за 50 марок…

18.II.35 г.

Вчера он пришел совершенно неожиданно, и это был восхитительный вечер. Но самое прекрасное — это то, что он лелеет мысль забрать меня из магазина и (но я не буду лучше пока так радоваться) подарить мне домик. Я просто не могу об этом думать — так чудесно было бы это… Милый бог! Сделай так, чтобы это в обозримом времени осуществилось…

11.III.35 г.

Я желаю себе только одного: тяжело заболеть и хотя бы восемь дней ничего не знать о нем. Почему со мной ничего не случается, почему я должна переживать все это? Лучше бы я никогда его не видела. Я в отчаянии… Почему черт не заберет меня, у него определенно лучше, чем здесь… Я нужна ему только для определенных целей, другое невозможно (идиотизм). Когда он говорит, что любит меня, то он подразумевает только это мгновение. Так же, как и его обещания, которые он никогда не выполняет. Зачем он меня так мучает и сразу не покончит со мной?

1 апреля 35 г.

Вчера он пригласил меня на ужин в «Четыре времени года». Мне пришлось сидеть около него три часа, и я не могла переброситься с ним ни одним словом. На прощание он протянул мне, как уже было однажды, конверт с деньгами. Как было бы прекрасно, если бы он еще написал мне приветствие или приятное слово, я бы так порадовалась. Но он об этом не думает…

10. V.35 г.

…Погода такая чудесная, а я, любовница самого великого человека Германии и на земле, сижу и могу смотреть на солнце через окно. Что же он так мало понимает и все еще заставляет меня низко кланяться посторонним…

28. V.35 г.

Только что отослала ему решающее для меня письмо. Посчитает ли он его важным? Ну, посмотрим. Сейчас 10 часов вечера, пока никакого ответа… И это его безумная любовь, в которой он меня так часто уверял, если он мне три месяца не говорит доброго слова…

28. V.

Боже мой, я боюсь, что он сегодня не даст ответа. Если бы хоть один человек мне помог, все это не было бы таким ужасным и безнадежным… Боже, помоги мне, чтобы я еще сегодня смогла поговорить с ним. Завтра будет слишком поздно. Я решила принять 35 таблеток, чтоб уж наверняка не проснуться. Если бы он хотя бы позвонил».

Комментарии, как говорится, излишни…

28 мая 1935 года измученная Ева приняла большую дозу снотворного. Вернувшаяся Ильза застала сестру при смерти и оказала ей первую помощь, а затем вызвала врача. Правда, Ильза заподозрила в этом театральный жест, поскольку доза была не смертельной, а дневник, из которого она вырвала страницы о самоубийстве, чтобы скрыть столь щекотливое обстоятельство, лежал на видном месте.