Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко - Лев Белоусов

Чтобы избавиться от унизительной зависимости, Еве нужна была постоянная приличная работа. Усиленно изучая газетные объявления о вакансиях, она отметила, что фотограф Генрих Гофман приглашает молодых девушек приятной внешности на работу в отдел рекламы.

И вот в один из сентябрьских дней 1929 года она стояла на Шеллингштрассе перед серым массивным домом № 50, где находилось ателье Гофмана по изготовлению художественных фотографий. Хорошенькая юная особа сразу понравилась толстому и добродушному хозяину, и он предложил ей должность бухгалтера, хотя на самом деле Ева занималась и продажей фотопленки, и выпиской счетов, и отправкой корреспонденции. Короче говоря, всем понемногу, поскольку у Гофмана работало всего с десяток людей.

Со стороны ателье не выглядело процветающим заведением. Но после января 1933 года скромный мюнхенский фотограф, который к тому же почти всегда был навеселе, неожиданно для многих в одночасье стал «имперским фотокорреспондентом НСДАП», а главное — «личным фотографом фюрера». Это означало, что только Гофман имел право снимать Гитлера. А поскольку фотографий фюрера в нацистской Германии требовалось великое множество (каждый член партии был обязан иметь дома его фотографию, то Гофман стал мультимиллионером, профессором искусств и депутатом рейхстага. Весьма практичный, несмотря на склонность к крепким напиткам, он извлек из давних близких отношений с Гитлером все, что только возможно. Фюрер, который не любил посвящать прочих людей в свою личную жизнь, доверял Гофману больше, чем другим. Всегда веселый баварец умел поднять настроение, но главное — держать язык за зубами.

Некоторые авторы вслед за Отто Штрассером утверждают, будто бы Гитлер соблазнил несовершеннолетнюю дочь Гофмана Генриетту, которая всего на три дня была старше Евы Браун. Возмущенный отец якобы отправился к фюреру и пригрозил скандалом. Гитлер же, чтобы замять дело, предоставил Гофману эксклюзивные права официального фотографа партии. Вся эта история не слишком правдоподобна — Гофман, не афишируя свое членство в нацистской партии, где он имел билет № 427, еще до «пивного путча» уже считался фотографом партии и входил в число ближайшего окружения Гитлера. Не случайно именно он 20 декабря 1924 года ожидал Гитлера у ворот тюрьмы Ландсберг, когда того досрочно освободили из заключения.

Впрочем, Еву не интересовало, чем занимается ее хозяин в свободное время. Она совершенно не разбиралась в политике, а с другими девушками, работавшими в ателье, обсуждала новые моды и фильмы, не обращая внимания на тех, кто приходил не фотографироваться, а по каким-то делам.

Однажды в начале октября Ева задержалась, чтобы разложить по папкам бумаги и фотографии. О дальнейшем известно из ее рассказа сестре.

Стоя на приставной лестнице, Ева раскладывала папки на верхней полке. В этот момент в комнату вошли Гофман и «какой-то мужчина с дурацкими усиками, в светлом английском пальто и с широкополой фетровой шляпой в руке». Они сели в углу комнаты, и Ева заметила, что этот тип не сводит глаз с ее красивых, немного полноватых ног. Девушка почувствовала себя крайне неловко, тем более что именно в этот день она укоротила юбку и, кажется, косо нашила на нее кайму. Она поспешно слезла, а шеф представил «нашей очаровательной фройляйн Браун господина Вольфа».

Опытный Гофман сразу заметил, какое впечатление произвела на Гитлера его новая сотрудница, и попросил ее сходить за пивом и печеночным паштетом. Проголодавшаяся Ева мигом съела паштет и выпила пару глотков пива. Господин Вольф, показавшийся ей довольно пожилым, пожирал девушку глазами и сыпал комплиментами, от которых та прелестно пунцовела. Они побеседовали о музыке и театральных новинках. Когда Ева собралась уходить, новый знакомый предложил подвезти ее домой на своем «мерседесе». Содрогнувшись от мысли, что это увидит отец, девушка отказалась. Перед самым уходом Гофман, подавая ей пальто, тихо спросил, не узнала ли она «господина Вольфа»? Когда Ева смущенно пожала плечами, шеф удивился: «Да это же Гитлер, наш Адольф Гитлер!» Ева снова пожала плечами, но, придя домой, спросила у отца: кто такой Гитлер? Фриц Браун с презрением ответил, что Гитлер — это «наглый сопляк, утверждающий, будто он знает все на свете», а его партия — сброд такой же шантрапы, что и коммунисты.

Но ответ отца только разжег любопытство Евы. На следующий день в обеденный перерыв она достала папку с фамилией Гитлер и долго разглядывала фотографии, пытаясь понять — что это за человек? Но фотографии только еще больше заинтриговали Еву. Уж очень не походил запечатленный на них пламенный оратор в окружении ликующей толпы на невзрачного человека, заходившего накануне в ателье.

Она принялась расспрашивать Гофмана и его знакомых, которые с легкостью убедили молодую и наивную девушку, что Гитлер — великий человек и патриот, призванный самой судьбой спасти их дорогую Германию. Еве польстило, что она вызвала интерес столь неординарного мужчины. Тем более что как раз в это время пресса и радио стали уделять Гитлеру особое внимание. Одни отзывались о нем с восторгом, другие — с ненавистью, но он уже никого не оставлял равнодушным. Причины этого коренились не столько в личности самого лидера национал-социалистов, сколько в общей ситуации, складывавшейся в Германии.

Будучи уже достаточно опытным политиком, Гитлер сразу понял, какие перспективы открываются перед ним и его партией после «черной пятницы», когда 25 октября 1929 года произошел крах нью-йоркской биржи и начался невиданный ранее экономический спад.

Германия стремительно катилась к кризису, массовой безработице, разорению множества мелких и средних предпринимателей. Популярность Гитлера, давно утверждавшего, что «веймарские преступники» погубят фатерланд, быстро росла. Он целыми днями разъезжал по стране, воодушевляя одних, убеждая других, угрожая третьим.

Но каждый раз, возвращаясь в Мюнхен, он неизменно заходил в ателье Гофмана, чтобы справиться о «нашей малышке Еве». Гитлер никогда не появлялся без цветов и конфет. Вручая их Еве, он с низким поклоном целовал руку «моей прекрасной нимфе», а она все больше подпадала под очарование этого необыкновенного человека.

Правда, в 1930 году Ева еще воспринимала Гитлера просто как видного политического деятеля, который галантен со всеми женщинами, хотя с нею больше, чем с остальными. Она вела привычный образ жизни, с удовольствием ходила на танцы, бегала на лыжах, постоянно занималась гимнастикой, считая, что ей необходимо похудеть на несколько килограммов, чтобы сохранить фигуру. У Евы всегда были самые модные наряды и дорогая косметика, а летом на пляже она носила смелый по тем временам раздельный купальник. Ехидная Генриетта Гофман, сама имевшая виды на Гитлера, направо и налево трезвонила, что перед приходом Гитлера Ева набивала бюстгальтер носовыми платками, так как фюреру нравились более пышные, чем у Евы, формы. Но если это и правда, то надо заметить, что Еве приходилось быть начеку постоянно, ведь Гитлер всегда появлялся неожиданно.

К концу года уже стало ясно, что фюрер увлекся Евой Браун не на шутку. Он постоянно приглашал девушку на концерты и спектакли, а однажды после посещения оперы попросил ее вместе поужинать в «Остерии-Баварии». Их часто видели в кинотеатре «Шаубург» или в популярной у солидной публики чайной «Карлтон». Но свидетели утверждают, что любовных отношений между Гитлером и Евой тогда не было. Скорее, наоборот, Гитлер как бы играл роль заботливого отца, всегда избегая в ее присутствии разговоров на сомнительные темы и доставляя домой до полуночи. Гитлер вел себя так, словно Ева — одна из его почитательниц и их связывает исключительно дружеское расположение.

Ева тоже вела себя подчеркнуто сдержанно, опасаясь, что если строгий Фриц Браун узнает о слишком близких отношениях дочери с человеком, годящимся ей в отцы, то разразится скандал. К тому же Браун по-прежнему презирал нацистов и их фюрера.

Сперва Ева с интересом внимала бесконечным монологам Гитлера, рассуждавшего с апломбом дилетанта о шотландском чудовище из озера Лох-Несс, о возможности полета человека на Луну, о творчестве Гёте и Шекспира, о музыке Вагнера. Но девушку, которая вначале даже занялась чтением различных энциклопедий, чтобы поддерживать разговор и не уронить себя в глазах столь эрудированного человека, эти монологи быстро утомили. Она вернулась к более привычным журналам о моде и кино, с интересом читала социально-бытовые романы американской писательницы Перл Бак, получившей в 1938 году Нобелевскую премию по литературе, а знаменитый роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», вышедший в 1936 году в США и вскоре переведенный в Германии, стал одним из любимых произведений Евы. Когда же роман был экранизирован, то она так бурно восторгалась неотразимым Кларком Гейблом в роли капитана Рета Батлера, что Гитлер в конце концов не вытерпел и приказал снять фильм с проката, объяснив, что за него приходится платить валютой, которая крайне необходима Германии.