Всемирная история болезни (сборник) - Олеся Мовсина

Жан почувствовал нехорошую усталость, не ту привычную усталость от безделья, а тоску от необходимости сражаться с абсурдом.

– Это не ко мне, папаша. Это к доктору обращайся. Ты сам, видно, лунатик или алкоголик, если ничего не помнишь, что куда положил, – говоря это, Жан подошёл к старику, всунул ему в ладонь его бутафорскую денежку и аккуратно развернул лицом к двери.

Старик бумажку взял и, повинуясь настойчивой руке Жана, сделал два шага к выходу.

– Папаша, – вдруг прошептал он, задыхаясь и всхлипывая, – ты сказал «папаша»… Если бы ты только знал, – и как-то по-птичьи, суетливо, бочком запрыгал и вышел, не обернувшись.

Жан не удержался и позвал Карла на помощь:

– Ты проследи за этим типом, а я пока пройдусь по адресам, – и он сунул палец в карман за визиткой.

Визитки в кармане не было. Ни в одном, ни в другом. Не было её нигде рядом: на столе, вокруг, в бумагах, в столе, под столом – нигде.

Давненько, давненько Жан не чувствовал себя таким обескураженным. Видно, кто-то пытается ему доказать, что он – не того. Не очень.

Хм, что ж, Жан принимает вызов.

Добрый сыщик бодро ринулся к двери, но врезался в Карла, вернувшегося сказать, что он уже упустил старика из виду.

– Конечно-конечно, это понятно, – бормотнул Жан полупросебя, хотя, если честно, он не понимал ничего. Решительно ничего.

3

Нет. Не он. Но как похож. И всё-таки не он. А похожи просто удивительно, – крутилась в Машиной голове занудная карусель до самого аэропорта.

Вчера вечером официантка Надя привезла ей продемонстрировать своего мужа. Теперь понятно, почему бедняжку так перекосило, когда Маша показала ей фотографию Андрея. Бывает же такое сходство. Только этот француз пониже, потолще, и щёки у него покруглее. А у Андрея лицо суше, злее, и возле рта вертикальные впадины-морщины. Когда улыбается. Это оттого, что кожа на щеках слишком тонкая. А глаза одинаковые, редкого цвета – летней дорожной пыли какие-то.

Надин муж тоже удивлялся сходству, несколько раз нервно поглядывал на фотографию, как будто боялся, что его разоблачат и уличат в чём-то непотребном. И Надя удивлялась. Но при этом сочувствовала Маше, как подруга подруге, которую бросил милый. Да ведь Маша так и сказала, что бросил – для пущей достоверности. На самом деле всё было немножко не так.

Она и сама уже не помнила, кто из них кого бросил, то есть кто первым начал серьёзно ссориться. Они одновременно устали тогда друг от друга. И вот однажды вечером, в сотый раз поругавшись, они вдруг сошлись на том, что пора бы расстаться. Соскучившись за долгие месяцы по единому мнению, Андрей и Маша почувствовали такое облегчение, что тут же и привели приговор в исполнение: он сказал, что едет за границу, а она выставила его за дверь, даже не заплакав.

И только утром следующего дня обнаружила пропажу.

Тимур, сидящий за Машиной спиной, потянул её сзади за воротничок:

– Маш, у тебя ножнички маникюрные далеко?

– Далеко, – отозвался Тимур, сидящий рядом с ней, у окна. Это он полночи упаковывал свои и её вещи.

– А то я прямо с самолёта на день рождения еду, а ногти постричь забыл, – и Тимур, сидящий сзади, протянул к ней свои когтистые лапы в качестве доказательства.

Маша, грустя, взирала из окошка автобуса на покидаемый город.

– Всё в багаже, знаешь ведь, что ножницы нельзя в самолёт.

Итак, Париж. Да, это была на редкость поучительная поездка. Все мифы развенчаны, все надежды разрушены, легенды больше ничего не гласят. Машин папа сказал однажды, что разочарование – это самое плодотворное состояние для умного человека. Тогда она этого изречения не поняла. Видимо, начинаю умнеть.

Она считала, что отправляется дышать самым красивым городом на земле, как об этом писали многие, а наткнулась на обескураживающую перемежку дворцов и помоек, и знаменитый Булонский лес, оказалось, сильно уступает родимой Сосновке. Она мечтала увидеть на улицах чуть ли не героев всех волн русской эмиграции, ну и, конечно же, Полей Верленов, Жанов-Полей Сартров и Жанов же Полей Бельмондо, а увидела зашуганных торговцев кореньями и наркотиками в индокитайских окраинных кварталах. Она почему-то была уверена, что встретит здесь Андрея, а встретила Надиного мужа. Какой облом!

Похож, похож, но это не он.

– Ты мне всё-таки в аэропорту ножнички достань, – снова вошёл в поток её мыслей Тимур.

– Ты меня саму уже с этими ножничками достал, – незло отмахнулась Маша.

И всё-таки ей сейчас уезжать не хотелось. Это такое разочарование, которое, однако, не убило любопытства, а любопытство неизбежно тянет за собой цепочку маленьких открытий. Например, улыбка парижанина. Стоит случайно встретиться с кем-нибудь взглядом – в метро, в магазине, на улице, – и через секунду появляется улыбка, искренняя, спокойная, просто так. И ты уже не можешь прохмуриться или отвернуться в ответ. Маша говорила об этом с Тимурами – они тоже обратили внимание на улыбки, несмотря на чьё-то там мнение о неприветливости французов.

Итак, любопытство, открытия, следом пришла бы привязанность, которая сродни даже любви. Но нет, сейчас они улетят из Парижа.

А Андрей? Этого человека Маша уже несколько лет пытается отыскать, догнать – всё ради одного. Она хочет взглянуть ему прямо в глаза и спросить, как посмел он украсть такую ценную, такую дорогую ей вещь. Как только в голову ему такое взбрело и зачем?

И потребовать, чтобы вернул.

Правда, сценарий этой предполагаемой встречи несколько раз изменялся в Машином воображении. То она красиво била коварного похитителя по лицу, то бросала ему картинно-страстные упрёки перед лицом его какой-нибудь новой подруги, то…

Но все эмоции постепенно слиняли, осталась только потребность вернуть фигурку.

Серебряный Олень, приносящий Удачу, десять лет простоял у Маши на стеклянной полочке, рядом с иконой Божьей Матери. Богородице Маша молилась, когда становилось плохо, а в Оленя она не столько верила, сколько чтила его – память о дедушке.

Собственно, он и дедушкой-то её родным не был: первый муж бабушки, семейная легенда, герой, без вести пропавший в сталинских лагерях. Председатель колхоза в Тульской области, дедуля пописывал грешным делом письма в правительство – с советами о том, «как обустроить село». Естественно, долго так продолжаться не могло, и однажды в тридцать восьмом дедушку взяли. Он вернулся домой через две недели, исхудавший и просветлённый. Никому ничего не объяснив, он поставил на полочку с книгами серебряную фигурку оленя размером со спичечный коробок и снова взялся за дело. Село продолжал поднимать, но писем уже не писал. Лишь постепенно и только намёками он поведал бабушке, что произошло. Его якобы пытали голодом и бессонницей, его даже били, но при этом почему-то ни разу не допрашивали. Ему не задали ни единого вопроса, не предъявили ни одного обвинения, как будто сами не понимали, что он там делает.

Потом – Маша знала это со слов бабушки – однажды ночью дедушку провели в кабинет, где его ждал какой-то странный человек в штатском. В длинном фиолетовом плаще с капюшоном. Они долго о чём-то беседовали наедине, причём говорил больше фиолетовый и опять же ни о чём не расспрашивал. Потом этот человек вложил деду в руку фигурку оленя и тихо пробормотал что-то невнятное, как заклинание. Понятно было только: «Это тебе от…» Больше всего удивило деда, когда фиолетовый плащ вдруг повернул какой-то рычаг и от стены отделилась и отворилась дверь. Ничего не понимая, заключённый последовал за приглашающим жестом незнакомца и прошёл через потайной коридор на улицу. «До встречи», – сказал деду на прощанье освободивший его человек. И к вечеру следующего дня дед оказался дома.

До конца своих дней он был уверен, что Олень и приказ об освобождении – это подарок ему лично от товарища Сталина. Бабушка, со свойственной многим женщинам кашей в голове, видела в происшедшем более мистический смысл. То она утверждала, что страной в те времена тайно правило общество каких-то «жидких масонов», они якобы и явились деду на помощь, то вдруг начинала уверять Машу в том, что это ангел, тёмный, но справедливый, освободил её мужа.

Так или иначе, дед пронёс с собой фигурку Оленя, который приносит Удачу, через всю войну, вернулся невредимым, а в сорок седьмом его снова забрали. Дед ушёл, а Олень остался. И продолжал приносить Удачу, путешествуя по наследству, сходя от поколения к поколению, как по ступенькам. Зачем понадобилась Андрею их семейная реликвия – Маша обнаружила пропажу Оленя на следующее утро после разрыва, – ей до сих пор не ясно. Она старалась не думать о таких глупостях, но без маленького серебряного друга ей правда было в доме пустовато, скучно и как-то неудачливо.

Когда вошли в здание аэропорта и встали в очередь на регистрацию, Тимур снова завёл свою песню о ножницах. Он потихоньку от брата взял Машу за руку и стал осторожно скрести её ладошку ногтями. Она молча указала ему на забинтованную скотчем дорожную сумку, предназначенную для багажного отделения. Однако Тимур и не подумал отпускать её руку. Ему нравилось вызывать у Маши смущение подобными невинными ласками. Он любил щекотать нервы себе, ей и брату. Знал, что, несмотря на сходство лиц и характеров, на идентичность имён, Маша относится к ним с Тимуром по-разному. Ведь они оба делали ей в своё время предложение, но одно она приняла, а другому отказала, оставив его на правах и в положении брата.