Война корон - Кристиан Жак

— Пусти, Ветреница! Нет, это невозможно!

— Я люблю тебя, Минос, правда, люблю. Для нас нет ничего невозможного. Нам позволено все.

Безжалостная пантера, растерзавшая многих врагов правителя, умевшая в постели выведать самые сокровенные тайны мужчин и разоблачившая не один заговор, Ветреница действительно влюбилась в критского художника. Ее умиляли наивность и бесхитростность юноши. К тому же каждая встреча с ним дарила непередаваемое блаженство, а в объятиях остальных она лишь томилась и скучала. Ни один из ее многочисленных минутных любовников не мог сравниться с Миносом.

Ветреница жить без него не могла. Она никогда не отпустит его на родину, хотя постоянно сулит обратное.

— Твои росписи становятся все красивее, — проговорила она, разнежившись.

— Я изобрел новый, более теплый тон лазурного оттенка. Надеюсь, удастся придать особую яркость и другим краскам.

— Значит, придется подновить и прежние росписи?

— Конечно, а как же иначе?

— Благодаря тебе эти унылые стены стали похожи на человеческое жилище. Здесь расцвела красота.

— Довольно о живописи. Сейчас я целую воплощенную красоту, ни один художник не сотворит подобной.

Вновь Ветреницу подхватила волна блаженства. Любовь Миноса помогала сестре правителя забыть все совершенные ею предательства и злодеяния.

Распорядитель государственной казны созвал приближенных Апопи на небывалый пир. Здесь собрался весь цвет служилой аристократии. Избранным предстояло первыми испробовать опиум и пристраститься к нему.

Ветреница заманивала в сети управителя царского дома, поскольку он несколько раз позволил себе насмешливо отозваться о длительной осаде Кус, иными словами, усомнился в мудрости ее всемогущего брата! Ей ничего не стоит вкрасться к нему в доверие, и, если он действительно окажется изменником, Апопи незамедлительно отправит его в лабиринт.

Между тем Има подошла к Миносу и принялась уверять, что безмерно восхищена его росписями. Ветреница со злостью наблюдала, как жирная потаскуха все ближе и ближе придвигалась к ее возлюбленному. Пусть только попробует! Сестра правителя сумеет навсегда избавиться от соперницы.

— А ты не хочешь попробовать волшебного снадобья, что приносит блаженство? — радушно предложил художнику Хамуди.

— Нет, ведь я вижу, как ослабели и отяжелели те, кто согласился его отведать. А при моем ремесле важно сохранить остроту зрения и твердость руки.

— Зато оно подарит тебе множество новых замыслов!

— Благодарю, но замыслов у меня и так предостаточно.

— Уверен, ты еще передумаешь. Как художнику обойтись без опиума? Знай, я всегда готов помочь тебе. Уступлю по дешевке.

— Тронут твоим участием, казначей.

— Мой юный друг, вполне естественно, что о тебе заботится поклонник твоего таланта, ценитель истинного искусства.

Пир еще не закончился, когда Минос незаметно покинул дом казначея.

Поначалу он сделал вид, что направляется к дворцу правителя, где ему отвели покои, но потом свернул в сторону, то и дело осторожно оглядываясь, проверяя, не следят ли за ним.

Проходя мимо казарм, он буквально вжимался в стену, боялся, что его заметят дозорные. Сердце у него учащенно билось, он едва дышал. Стараясь не попасться на глаза стражникам, спрятался под воротами и долго стоял там, прислушиваясь, не решаясь продолжить путь. Раз десять примерялся и наконец бегом преодолел последний отрезок пути.

Дом человека, с которым ему нужно было переговорить в строжайшей тайне, был погружен во тьму. Они заранее условились, что тот не зажжет ни единого факела. Навстречу Миносу приоткрылась дверь.

— Ты уверен, что за тобой никто не шел? — спросил испуганный голос.

— Уверен.

— Тогда входи, не мешкай.

Хозяин и гость сели рядом и заговорили шепотом.

— А других сановников ты посвятил в наш план? — осведомился художник.

— Я лишь прощупывал почву в разговоре с двумя из них. Не могу ручаться, что и этим можно доверять. По-моему, лучше вообще отказаться от твоего плана. Строить заговор против правителя чрезвычайно опасно. Все прежние заговорщики скончались в страшных мучениях.

— Я тоже скончаюсь в страшных мучениях в этой проклятой тюрьме. Пока жив Апопи, мне не увидеть родного Крита. Единственный выход — прикончить тирана.

— У правителя повсюду осведомители и шпионы. К тому же Хамуди не дремлет. Прикончить Апопи почти невозможно!

— Почти! Значит, есть хоть проблеск надежды. И ты уже нашел двух сторонников. Неплохо для начала.

— Если честно, я сомневаюсь в успехе.

— Где же твоя решимость бороться с ним до конца?

— Решимость решимостью, но теперь его власть укрепилась, и низвергнуть его едва ли удастся. Если ты не одумаешься, то окажешься в лабиринте.

— Правитель нуждается во мне и ценит критское искусство, — напомнил художник. — Кто, кроме Миноса, украсит дворец Апопи? Думает, что я всецело ему покорен, кроток. Меня он заподозрит в последнюю очередь. Грех не воспользоваться таким преимуществом!

Последнее соображение показалось собеседнику убедительным, но он все еще колебался.

— Верно, Апопи тебе доверяет. Но сознаешь ли ты, насколько опасен твой замысел?

— Ради свободы и Крита я готов на все. Ищи тайных врагов и недоброжелателей правителя, они нам помогут.

Ветреница хотела провести ночь с Миносом, но художник ушел в самом разгаре пира, видимо, устал и решил лечь пораньше, чтобы выспаться. Каково же было ее удивление, когда она заметила, что он крадется вдоль стен по улице, с тревогой озираясь по сторонам.

Снедаемая любопытством и ревностью, красавица последовала за ним. Она видела, как Минос направился к управителю царского дома, заподозренному в измене.

У Ветреницы живот скрутило от боли. Неужели единственный мужчина, что по-настоящему дорог ей, участвует в заговоре? Неужели ее Минос заодно с мерзавцем?

40

Каждое утро к Тетишери являлись с докладом военачальники, возглавлявшие фиванский гарнизон. На южной и северной башнях города день и ночь стояли дозорные, готовые немедленно оповестить жителей в случае приближения гиксосов. Благодаря неустанным трудам рачительного Хирея, смотрителя житниц, горожане ни в чем не нуждались. Длительный мир и благоденствие пошли на пользу даже стадам. Пастухи нарадоваться не могли, столько наплодилось ягнят, поросят и телят.

Управитель царского дома Карис обнаружил поистине государственный ум. Он наладил в Фивах торговлю, причем положил конец всем плутням и злоупотреблениям, возродив культ Маат — Истины и Закона. Отныне богатый не обирал бедного, а сильный — слабого. Карис подробно рассказывал царице-матери о том, откуда приехали купцы, какие привезли товары, насколько те хороши и многочисленны. Жрецы Карнака разрешали возникавшие споры и вели учет всем поступлениям и расходам.