За речкой шла война… - Николай Прокудин

– Ромаха какую-то дрянь наливал, – махнул небрежно рукою Шкребус. – Водки у него, видишь ли, нет!

– Ром «Гавана Клуб» и ром «Дэ касино». Белый и красный ром. Коктейль! – пояснил Никита.

– Могли бы и мне занести! Черти бездушные!

– Не знали, что ты дежуришь. А то б захватили стакан рома.

– Так и быть! Быстро раздевайтесь, ополаскивайтесь и трезвейте! – скомандовал Колчаков.

Вода была тёплая. Поэтому от неё трезвость не наступила. Только слегка освежились.

Несколько минут ещё просидели на краю бассейна. Колчаков тихонько бренькал на гитаре то белогвардейские песни, то военные песни Высоцкого. Получалось хорошо.

Но, хошь не хошь, нужно идти в казарму…

Когда они вдвоём уже поднимались по ступенькам, раздалась громкая автоматная очередь.

– Слыхал? – навострил уши Никита.

– А то нет! – навострил уши Шкребус. – Так вот зачем Давыденко нас звал! Порешить хотел!.. Кто, интересно, убит? Чекушкин? Непоша? Пелько?

– Не мы, – логично посказал Ромашкин. – Пока…

– Бежим отсюда, а? Иначе следующие – мы!

В эту секунду с треском распахнулась дверь. На парапет вылетел сержант, дежурный по роте, и промчался мимо них, прыгая через ступеньки:

– Начальник штаба застрелился!!!

Шкребус перекрестился:

– Свят, свят! Миновало!

– А я как чувствовал! – выдохнул Никита. – Удержал тебя от посещения роты! Нас мой ром спас! Валяться бы тебе, Глобус, в «оружейке» с дыркой в башке! Ты мой должник. С тебя кабак!

Шкребус кивнул в знак согласия, и оба направились в роту – глянуть, нет ли там кого убитого из приятелей возле Давыденко…

– Теперь-то закончилась война на любовном фронте? – с надеждой предположил Шкребус. – Иначе, если все рогоносцы начнут стрелять соперников, полк останется без своих лучших людей!

Никита посмотрел подозрительно:

– А что, есть еще у кого повод? По тебе, например, стрельнуть?

– Я что, хуже других?! – нелогично обиделся Шкребус.

– Тогда неделю посиди дома, поболей. Я бы так и поступил на твоем месте. И Лебедю подскажу.

– Точно! Сегодня напьюсь и на службу завтра не выйду! И на тебя свалю – мол, замполит посоветовал!

– Сволочь! – беззлобно охарактеризовал Никита.

В казарме стоял характерный запах пороховой гари.

Ромашкин осторожно заглянул в тёмный коридор и ничего не увидел. Только полумрак и относительная тишина, прерываемая храпами и всхлипами спящих солдат. Умаялись, однако. Из пушки пали – не разбудишь.

Дневальный по роте испуганно выглядывал, делал какие-то знаки.

Что случилось? – сурово спросил Шкребус.

Никиту эта суровость внезапно рассмешила. Неудержимо захохотал. Нервы….

Подошли к «оружейке». Заглянули внутрь.

Автомат валялся в стороне, в ногах. Сам Мирон полулежал на стуле. Кровь. Образовалась лужица.

– Ладно, всё ясно. Надо звонить… – вздохнул Никита. – Дежурному по полку, что ли…

Комбат, замполит Рахимов, командир полка и остальное начальство – все они появились практически одновременно, набежали со всех сторон. Создали суетливую толпу.

Алсынбабаев, обычно матерящий офицеров за использование проломов в заборе, на сей раз сам проскочил через него. Последним приехал на «уазике» полковой особист.

Офицеров собрали в клубе, а солдат построили на плацу.

Бесконечные допросы, расспросы, протоколы, объяснительные. Шум, гам, ругань. Командование полка нервничало. Вполне возможно, что за эту череду ЧП многих поснимают с должностей. А кому хочется должность терять?!

Глава 25. Завершение драмы и трагедии

Вся в синяках и ссадинах, побитая мужем, мертвецки пьяная Наталья была освобождена из «домашней тюрьмы», под которую Мирон приспособил чулан. Дала показания: муж, любовник, нанятые хулиганы, месть. А самоубийство – из страха перед грозящим неминуемым наказанием. Мирон, уходя в полк, связал жену и пообещал, что перестреляет всех её любовников. Придя в роту, он начал вызывать тех, кого подозревал: Власьева, Шкребуса, Чекушкина, Ромашкина… Никто из них не явился. Видимо, злость переполнила сознание, мозг устал бороться с яростью, затуманился. И ещё страх перед разоблачением… И он выстрелил в себя…

Следователь, капитан особого отдела, командир полка, замполит и еще кто-то из дивизии проводили расследования, дознания.

Командир полка принял решение:

– Разогнать шайку-лейку к чёртовой матери! Отправить немедля в Афган. Всех донжуанов – к чёртовой бабушке! То есть «за речку»!

Первым пострадал ни сном ни духом ни о чём не ведающий зампотех Пелько. Технарь-«самоделкин», собиратель металлолома, рационализатор и изобретатель отправился на войну спустя неделю. Рота и батальон, провожая героя, пили три дня.

Следующим был Игорь Лебедь. Этого «траха-перетраха» отправили в пески ещё более далекого гарнизона. На повышение.

Еще неделю батальон жил ожиданиями. Наконец пришло предписание: всех стоящих за штатом офицеров отправить в военкоматы республики. Затем проводили в Афганистан, на войну, ещё двоих: «декабриста» Лунёва и «белогвардейца» Колчакова. Оба ушли в глубокий запой, и их пришлось вылавливать с помощью патрулей. И таки удалось. Парней отправили в штаб округа. Затем они как-то затерялись… на войне.

Взялись за воспитание Ромашкина. Политработники навалились гурьбой и день за днем прессинговали лейтенанта. Дружба со Шмером вышла боком. Уголовника из Никиты сделать всё-таки не удалось. Не за что. Откуда у Мишки оказалась граната, так и не узнал никто. Досталось Никите в основном за низкую воинскую дисциплину в роте, за недостаточную воспитательную работу, за отсутствие работы с офицерами. И, конечно, за моральный облик! Кое-что пронюхали – про «вертеп», про «грязевые ванны» в шинели, про кутёж в подземном озере, про новогоднее побоище, про «персидский поход»… Но доказать не смогли.

– Что мне теперь с вами делать, лейтенант, подскажите? – лицемерно вздыхал замполит полка Бердымурадов.

– А какие есть варианты? – осторожно интересовался Ромашкин.

– Никаких! Никаких для вас хороших вариантов у меня не т.

– Я так и думал почему-то. Что, товарищ подполковник? Уволите из армии?

– Нет, будете служить. Но в другом гарнизоне!

– Так ведь я давно прошусь! В ДРА! Между прочим, после училища ехал на войну, а кадровики завернули к вам. Готов отправиться в путь-дорогу прямо сейчас. Вот вы нас часто попрекаете службой в тылу, и, чтоб восполнить и пробел в биографии, я готов уехать на войну. Тогда ни одна… ни одна сволочь более не сможет ткнуть в глаза отсутствием боевого опыта.

Бердымурадов насупился, но хватило ума не принять «сволочь» на свой счет:

– Э-э… Полк исчерпал разнарядку на отправку в Афганистан. Думаю, мы с вами расстанемся по-другому. Поедете в пески, в барханы. Варанов танками гонять.

– Да ладно вам, товарищ подполковник! Нашли, чем испугать! Песками! Вот я сейчас прямо при вас напишу рапорт на фронт. Желаю быть добровольцем! И точка!

Никита демонстративно уселся за стол, на трех листка настрочил рапорт – на три адреса: Главное политуправление, министру обороны и в Политбюро ЦК КПСС.

Бердымурадов схватился за сердце.

– Прекратите балаган! Зачем в Политбюро?! Не отвлекайте руководство партии своими мелкими проблемами. Что за мания величия? Почему вашей судьбой должно заниматься руководство страны? Никчёмный вы человек!

– Не никчёмнее других. От такого же слышу!

– Да я тебя в асфальт закатаю! Растопчу! Из партии исключу! Уволю-ю-ю!!!

– За что? Нет, вот за что? Служу? Служу. На службу хожу? Хожу. Лично ко мне по службе претензии есть?

– А пересечение государственной границы?!

– Мой сапог её не пересек. Это слухи! По контрольно-следовой полосе мы не ходили, мы до неё не дошли!.. По пескам чуток поблуждали. Из партии грозите исключить? Так я в неё лишь год как вступил. Меня воспитывать и учить необходимо. А вы – исключить! Где ваша воспитательная деятельность?!

Замполит выпил два стакана минеральной воды, подышал под кондиционером и уже спокойней продолжил:

– Действительно отправите письма в ЦК? Или это фарс? Театр?

– Можно попросить три конвертика?

– Только два!

Письмо в Политбюро ЦК Бердымурадов порвал. Остальные два вернул.

Никита постарался красиво подписать конверты. Обычно-то его корявый почерк трудно разобрать. Но – момент такой!

– Пойду, брошу в почтовый ящик. Разрешите идти?

– Дайте их сюда! Почтальон отправит. И вот еще что, – на прощание грянул зычно Бердымурадов. – По чужим женам не ходить! Буду судить за аморалку! Судом чести!

– Слушаюсь!

Эка! За честь своей супруги испугался, что ли, подполковник? Так она страшна, как атомная война!

Глава 26. Девушка как последний подарок страждущему

Рота закончила обучение.

Бойцов отправили в Афганистан.

Только взвод Ахмедки Бекшимова оставили доучиваться лишний месяц. Три взвода в роте готовили служить механиками на танках, а четвёртый – на самоходках. Но этих самоходных орудий не было не только в полку, но и во всей дивизии. Поэтому взвод Ахмеда бросали то на работу, то на уборку овощей, то на стройку.