История первая: Письмо Великого Князя - Лента Ососкова

— Предательство, — отозвался Спец задумчиво — на самом деле он думал, как бы начать разговор о себе и командире, но не знал, о чём вообще говорить, а о чём молчать.

— Но ведь мы продолжали дружить, когда я больше гуляла не с вами, а с, — Раста сделала неопределённый жест рукой, имея в виду друзей с Арбата. Задумчивый Спец был явлением довольно обычным, поэтому удивления не вызвал. Особенно после драки…

— Предательством было бы, уйди ты с ними гулять, договорившись перед этим, что встретишься с нами, — поправил Спец, а Каша дополнил:

— К тому же это лишь может перечеркнуть, а не перечёркивает со стопроцентной вероятностью… И вообще, дружба существует, только потому что друг друга терпим.

— Но до каких пор ты призван прощать ради дружбы? — не унималась Раста.

— Пока хочешь, чтобы прощали тебя и вопреки всем твоим поступкам с тобой общались, — жёстко заключил Спец. Раста и раньше замечала за ним обычай обвинять прежде всего себя. Наверное, так проще жить.

Вдруг Спец повернулся на бок и невпопад спросил:

— Как рука, Расточка?

— Болит, — удивлённо ответила девочка. — Но не сильно, только когда касаюсь ей чего-нибудь. А так мазь помогает, спасибо.

— Да не за что, — фыркнул Спец. — Главное, промыли и вовремя наложили. Дальше уже всё дело за тобой.

— Дружба существует до тех пор, пока все готовы прыгать вокруг тебя с тем же воодушевлением, с каким ты готов прыгать вокруг остальных, и при этом ты не требуешь от них большего воодушевления, чем твоё, — вдруг ёмко изрёк Каша.

Спец молча показал ему большой палец, не желая ничего к этому прибавлять. Из них троих Каша лучше всех умел формулировать бродящие меж ними мысли.

Раста некоторое время молчала, обдумывая сказанное и примеряя это к себе. Зацепившись за эту мысль, у неё всплыл ещё один вопрос, который она, баюкая вновь разболевшуюся руку, решила тоже озвучить:

— Но это — дружба близкая. А обычная?

— Обычной не бывает. Остальное — это просто хорошие отношения с хорошими знакомыми, — выразил свою точку зрения как всегда категоричный Спец. Более мягкий Каша промолчал.

— Хорошие отношения… — словосочетание показалось Расте слишком сухим, бумажным, и ей захотелось спорить: — Высокий накал дружбы — редкость. Исключение!

— А у нас? — задал каверзный вопрос Спец, улыбаясь.

— Мы тоже исключение, — не смутилась Раста.

— Так на каждого человека, если он захочет и постарается, найдётся такое исключение, — парировал Спец, косясь на Кашу. Тот молчал, не торопясь изрекать новое откровение. Похоже, в откровении пока не было необходимости.

Раста не сумела возразить, поскольку сама в глубине души так думала. И был здорово узнать, что эта мысль живёт не только в её голове. Но разговор хотелось продолжить, поэтому Раста задала ещё один вопрос, на сей раз много менее абстрактный:

— Почему ты дрался с Гавом?

Ей на секунду показалось, что сейчас Спец нахмурится и, потемнев лицом, скажет: «Потому что он слишком громко гавкал». Раста открыла уже рот, чтобы сказать, что это слишком грубо — так говорить, — но Спец бесстрастно ответил совсем по-другому:

— Потому что дружба с ним у меня кончилась.

— Почему?

— Не люблю людей, которые не видят за человеком право поступать иначе, чем им кажется верным, — всё так же спокойно признался Спец. — Я не хочу с той компанией больше дружить.

— По весне, пока в Крезу не влюбится кто-нибудь, она злая. Как только влюбится какой-нибудь несчастный, она утрачивает человеческую логику… — поделился вдруг наблюдениями Каша, до этого крайне неохотно всегда обсуждая других людей.

— Кре-ейзи, — насмешливо протянул Спец, растягивая слово на тот же манер, что это делал Гав. — Чего с неё взять. Просто за год у неё всё это ещё усилилось. Что же будет ещё через год…

— Злые вы, — надулась Раста. — Мальчишки…

— Факт остается фактом: дружба, я и Креза-с-Гавом — понятия, совместимые только попарно, — заупрямился Спец.

— Ты Гаву губу разбил, — вздохнула Раста, понимая, что мальчишек не переспорить. Они, как петухи, готовы ссориться с кем-нибудь постоянно.

— Не будет курить какое-то время. Ему полезно, — не смутился Спец.

— А он тебя не задел?

— Я маленький. Он промахнулся, — подозрительно легко нашел объяснение Спец. Вообще-то, тему своего роста он не любил затрагивать. Наверняка переживал.

— Разве размеры противников так важны? — удивилась Раста на всякий случай, чувствуя, что Спец может сказать о себе что-то ещё.

— Размеры важны только при выборе обуви, — Спец остался всё таким же невозмутимым. Признаний он никаких так и не сделал.

Разговор стих на некоторое время. По лицам друзей Раста прочла, что оба они забрались куда-то в свои мысли и не хотят оттуда вылезать. Прекрасно, тогда и она о чём-нибудь подумает. И не о странном поведении Спеца, не о том, что он так мало похож на хиппи, а Станок столь странно на него на уроках смотрит. Не о друзьях его опекуна, сплошь военных — например тот Котомин, который периодически подкидывает Спеца до метро на машине… Лучше думать, например, о том, что планы на май меняются, раз Спец уезжает… туда, откуда, наверное, сбежал в ужасе, когда был ребёнком. Правда, говорят, сейчас в Заболе всё мирно и никаких конфликтов… Но какими же должны быть воспоминания Спеца, чтобы он так менялся в лице, когда речь заходит о Заболе?

… И не оттуда ли его такое странное отношение к военной теме — от фанатичного увлечения, упоения пацифизмом несколько лет назад до нынешнего молчания и попыток спрятать взгляд в часах. Офицерских, как у того Володиного друга, который с братом Расты в том году приезжал, двадцать девятого мая праздновать какой-то свой, армейский праздник. И Слава к ним выбрался вместе с молодой женой, Таней… Он не служил, но брат ему это простил, заявив, что до первого ребёнка они с Таней молодожёны, а молодожёну служить никак нельзя…

Мысли у Расточки разбегались и прыгали с темы на тему. Пока они окончательно не ускакали в семейные дебри, Раста села и спросила и Спеца:

— Слушай… А чего ты такой сегодня?

— Какой? — лениво спросил расслабившийся было Спец.

— Ну… слишком воинственный для пацифиста.

Каша неожиданно тоже сел, и от этого Спец смутился и сипло, словно у доски перепугавшись, отозвался:

— Да так… Это из-за поездки.

— А Станок?

— Он просто опекуна знает.

Некоторое время друзья напряжённо молчали, глядя друг на друга… А потом вдруг расслабились и улеглись, головами касаясь друг друга, словно трёхконечная звезда. Всему своё время… А дружба может простить многие тайны.

… Солнце сквозь быстро несущиеся облака приятно грело лицо. В кустах заливались птицы. Запах свободы из ветра никуда не исчез, но стал не таким дразнящим, не сводил с ума, а просто наполнял что-то внутри, как воздух наполняет яркий воздушный шарик. Даже на губах Спеца появилась неуверенная улыбка.