Теряя Контроль - Джен Фредерик

Он пожимает плечами, я знаю, что это фальшивая работа.

— Я не уверен. Позволь мне разобраться.

— Я не знаю, — не хочу отказываться от доходов, которые дает Малкольм. — Я подумаю об этом.

Хватаю пакет и смотрю, чтобы там были наушники.

— Ты это сделаешь, — он целует меня, а затем хлопает по заднице.

Мне остается десять минут от обещанных тридцати, когда я добираюсь до Квинса и взбешенного Малкольма. Он бросает пакеты, когда я переступаю порог.

— Ты такая тупая, Тайни.

Он идет в гостиную, расстегивает сумку и запихивает туда пять конвертов. Малкольм читает мне адреса, и я благодарна, что они сгруппированы. На мой взгляд, он похож на мамаш из Парк-Слоуп, которые терпеть не могут своих детей.

— Я тупая, потому что проспала? — спрашиваю. Я ненавижу, когда меня называют тупой, и Малкольм знает это.

— Если ты позволяешь Керру залезть тебе в трусы, то это самая идиотская вещь, которую ты когда-либо делала, а ты делала много глупого дерьма в своей жизни.

Обвинение жалит, потому что я редко совершаю необдуманные поступки. Я жила спокойной жизнью с мамой, пока она не заболела. Я не совершала глупостей, пока не стала работать с Малкольмом и то, потому что у меня не осталось другого выбора.

— Пошел ты, Малкольм. Какая разница, с кем я сплю?

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Малкольм хватает меня за руку.

— Ему нравится трахаться. Я читал о нем. Ему тридцать два года, и у него не было ни одних серьезных отношений. Он тип, у которого всегда есть новая модель в постели. Парни вроде Керра считают, что женщины хороши только для одного. И ты для него одноразовая. Как бумажная салфетка. Однажды он поимеет тебя и выбросит.

Я натянуто улыбаюсь, стараясь не показать, как легко он может сделать мне больно.

— Это все ты вычитал в интернете?

— На шестой странице есть на него досье. Если бы ты умела читать, то знала бы.

Я задыхаюсь от его подлого удара.

— Ты ничего не знаешь о нас.

Это вызывает смех у Малкольма.

— Если ты думаешь, что существует «мы», ты уже готова. Хочешь быть игрушкой богатого мужика? Отлично. Наслаждайся, но знай, что ты одна из тысячи пластиковых Барби, в которых он вставлял свой член.

— Ревнуешь? — парирую. Взяв пакет, я выкатываю велосипед. На этот раз Малкольм меня не останавливает. Когда я возвращаюсь, его выражение нечитаемо. На мгновение мне кажется, что я вижу боль, беспокойство, но его насмешка и следующие слова стирают эту мысль.

— Надеюсь он платит тебе хорошо. Может получишь вдвойне за время на спине.

Он хлопает дверью перед моим лицом.

Не понимаю, почему Малкольм полон ненависти. Это ревность? Я хочу сказать ему, что это не очень хорошо. Тревожно то, что Малкольм и Рич утверждают, что Йен плохой человек, но это не соответствует тому, что я вижу, и что мне сообщают.

У Йена нет причин говорить, что он хочет меня и заботится обо мне, только чтобы уложить в постель, потому что он уже уложил меня туда. Я уверена. Но все же эти мысли продолжают возвращаться. Я могу либо копить негатив, который говорят Малкольм и Рич, либо просто доверять Йену.

Может быть это глупо, но я буду верить Йену.

Из Квинса в Бруклин нет велосипедных дорожек. Поэтому мне нужно поехать по Атлантик Авеню, которая в это время стоит.

Малкольм прав, что злится на меня. Сейчас гораздо опаснее кататься, чем днем, но первые три поставки проходят хорошо.

Четвертая поставка находится в Бруклин-Хайтс. Адрес, который мне продиктовал Малкольм, приводит меня к пятиэтажному особняку греческого стиля. Кирпичная стена с обеих сторон обрамлена кустами, которые начинают цвести. Нижние окна с решетками, а верхние — большие. Покачав головой, я задаюсь вопросом, почему каждый, кто живет в таком доме, нуждается в том, что продает Малкольм. Опираясь на велосипед, спускаюсь вниз к лестнице, в подвал. Поставки в такие дома проходят не в парадные двери.

Стучу и звоню в дверь, но никто не отвечает. Я не могу оставить этот конверт в почтовом ящике, поэтому иду к главному входу. Дверь большая, черного цвета. Боковые стекла затемнены, поэтому не могу сказать, есть ли кто дома. Я звоню в колокольчик и наклоняюсь, чтобы посмотреть, есть ли внутри движение. Я жду, кажется, очень долго. Возможно, у меня неправильный адрес. Я вытаскиваю телефон и собираюсь позвонить Малкольму, когда дверь открывается, освещая огромного мужчину в боксерах и распахнутом халате.

— Какого хрена ты делаешь? — рычит он. Я лезу в пакет, когда он хватает меня за запястье. — Ты фотографируешь?

— Нет, — отвечаю, пытаясь вырвать руку из захвата. — Я звонила мистеру Хеддеру, чтобы уточнить адрес.

— Ты не можешь распространять чертовы фотографии, — раздраженно произносит он и сжимает мое запястье.

— Сэр, вы делаете мне больно. Я клянусь, что не делала никаких снимков.

Но мои слова не доходят.

Он повторяет свои обвинения, только в этот раз брызжа слюной. Хватает другую мою руку, снова орет и сильно трясет меня.

— Ты не должна фотографировать мой гребаный дом.

Мое сердце колотится, но я стараюсь сохранить спокойствие.

— Я не делала этого, сэр. Правда. Позвольте мне достать вашу посылку.

Я должна была заметить дикие, расширенные зрачки. Возможно, покрасневшая кожа или его растрепанный вид должны были стать предупреждением. Но ничего из этого я не замечаю. Поэтому, когда пощечина прилетает мне в лицо, я только отвечаю ошарашенным взглядом.

За первым ударом следует другой, а затем еще. Я пытаюсь вырваться из его хватки, пока он держит мои запястья в одной руке. Мои ноги подкашиваются, но его это не трогает. В ушах звенит, лицо горит. Я пытаюсь выставить руки, чтобы прикрыться от ударов, но он беспощаден. Внезапно мужчина отпускает меня, и я падаю вниз по лестнице. Пытаюсь удержаться, но голова кружится. Земля уходит из-под ног.

Он продолжает бить меня кулаками по лицу, телу. Боль пронзительно пульсирует, я не могу дышать. Поэтому сворачиваюсь калачиком и стараюсь избегать ударов по мягким органам, а он отступает. Я слышу крик и драку. Стук. Он далеко от меня, поэтому я пытаюсь ползти в противоположную сторону. Добраться бы до велосипеда. Мои руки скребут по бетону, я чувствую, как сдираю кожу. Мне нужно добраться до велосипеда.

Мое зрение размытое, но мне кажется, что я вижу шину, возможно, в трех метрах. Поднимаюсь на четвереньки и двигаюсь вперед, пока большая рука не опускается на