Ашшур в гневе. Часть вторая - Вадим Барташ

 Это был старый вояка. Он ещё служил одноглазому Ишпакаю, отцу нынешнего правителя Ишкузы. Саурмагу было под шестьдесят, но он по-прежнему уверенно держался на коне и у него не ослабела рука.

 Ещё восемнадцатилетним юнцом он прославился, причём не только как храбрый воин, а ещё и как лучший охотник, попадавший из лука в глаз белке со ста шагов, и Ишпакай взял его в свои телохранители.

 При новом правителе Ишкузы, при Партатуа, он покинул пределы скифского царства и завербовался в ассирийскую армию. В её составе он участвовал в большом походе на Элам. В битве при Тулизе он и его воины особенно хорошо себя проявили, и за неё Саурмаг даже получил награду. Ему сам туртан выдал талант серебра и именное оружие.

 Белшарицар спросил представшего перед ним Саурмага:

– Тебя же эламиты не видели?

– Думаю, они даже не догадываются, что мы находимся здесь. Мы позади вашего лагеря устроили стоянку и стараемся не высовываться почём зря.

– Это очень хорошо!

– Ты что-то задумал генерал?

– Да!

– Что?

– Я хочу, чтобы ты и твои воины повторили тот же манёвр, что вы произвели в битве при Тулизе. У вас тогда всё получилось без сучка и задоринки!

– Мы должны проникнуть в тыл противника и навести в его рядах своим нападением панику?

– Именно! Этого я от тебя и жду! Выполняй!

 Саурмаг кивнул головой и направился в скифский стан, разбитый кочевниками в некотором отдалении от основного лагеря ассирийцев.

***

 Защитники Борсиппы больше года проявляли стойкость и держали оборону своего города, и когда уже казалось, что они как никогда близки к благополучному исходу в своём противостоянии с ассирийцами, они так и не рискнули сделать вылазку и поддержать эламитов. Ну и сама эламская армия во главе со своим командующим, придворным Имбали, повела себя не лучшим образом, и в итоге всё закончилось для неё весьма плачевно. А ведь эламиты, хотя и были хуже вооружены, чем ассирийцы, но их было в два раза больше.

 И опять, как и при Тулизе, решающую роль сыграли скифы.

***

 Конники Саурмага искусным манёвром зашли в тыл противника и учинили в его рядах полнейшую панику, а довершила разгром эламитов лобовая атака дисциплинированной и хорошо обученной ассирийской тяжёлой пехоты. Защищённая панцирями и большими щитами, и вооружённая железными обоюдоострыми мечами, она умела отменно рубиться в ближнем бою.

 Новоназначенный горе-генерал Имбали не стал искушать судьбу и сдался в плен, а вместе с ним сложила оружие и вся его армия.

 Но это было только начало тех бед, которые коснулись Таммариту.

***

 Уже неделю он не удостаивался приватной аудиенции со своей любимой прелестной жёнушкой. А ведь она всё больше сводила его с ума. Она его так зацепила, что теперь кроме неё он никого не хотел из женщин. Ему она теперь даже каждую ночь снилась. Она приходила к нему во сне нагая и как всегда обворожительная, и они с ней занимались любовью.

 Однако Хилина через служанку ему сообщила, что где-то умудрилась подхватить лихорадку, и что у неё сейчас сильный жар и им пока не стоит встречаться, так как её болезнь может коснуться и его, а она за драгоценное здоровье своего мужа очень переживает.

 Таммариту тоже очень переживал за свою «ненаглядную и единственную», и всё-таки порывался к ней, но она категорически запретила ему появляться в её апартаментах.

 И вот когда Таммариту изнывал от желания и тоски, ему передали табличку, в которой какой-то аноним сообщал, что в Сузах созрел заговор и над царём нависла нешуточная угроза, так как заговорщики собирались его не просто сместить с трона, а задумали физически устранить.

 Таммариту срочно вызвал к себе Индабигаша, однако царю сообщили, что того в Сузах нет. А на вопрос «когда визирь вернётся?» ему ответили, что это неизвестно.

 Поначалу никто не знал, куда Индабигаш подевался, так как он никого не предупредил о своём отъезде. И вот тогда Таммариту более чем серьёзно отнёсся к предупреждению и стал сопоставлять все факты последнего времени и неожиданно для себя он прозрел и пришёл к выводу, что им получен не голословный донос очередного завистника.

 Таммариту даже смог вычислить, кто же метил на его место, и был поражён, что во главе заговора оказался его ближайший соратник и как он думал его единственный друг.

***

 Взять под стражу Индабигаша у Таммариту не получилось, так как тот по-прежнему находился вне Суз, а отправленный для его поимки отряд стражников перешёл на сторону визиря. И Таммариту тут уже осознал, что он слишком поздно начал действовать, и что ему пора самому «делать ноги», так как иного выхода у него просто уже не оставалось.

 Кольцо вокруг Таммариту неумолимо стало сжиматься и в любой момент его могли зарезать как жертвенного барана, и тогда эламский царь принял решение немедленно покинуть столицу.

 Он, его домочадцы (за исключением Хилины, якобы находившейся чуть ли не при смерти) и самые близкие к Таммариту придворные, сели на два судна, погрузили на них часть имущества, и поспешно отплыли от пристани столицы по реке Карун на юг.

 Таммариту хотел найти временное убежище на Дильмуне, у князя Набуэля, и для этого ему надо было поскорее покинуть пределы своего царства.

***

 Великан Бел-ибни только что вернулся из порта Дур-Халдайи, где финикийцы уже спустили на воду четвёртую трирему.

 К первым трём, получившим имена «Великий Ашшур», «Ниневия» и «Кальха», добавилась четвёртая. Бел-ибни предложил её назвать «Арбелой».

 Руководивший их постройкой Бааларат заявил, что новые и только что построенные триремы необходимо проверить в деле, и для этого они должны хотя бы на день выйти в море.

 Бел-ибни согласился с доводами Бааларата, и уже через два дня все четыре новых триремы снялись с якорей и отправились в открытое море, чтобы к вечеру вернуться в Дур-Халдайю.

 Однако к вечеру эти триремы так и не вернулись. Великан встревожился.

 И к полудню следующего дня их всё не было. Бел-ибни встревожился ещё больше.

И к вечеру третьего дня их не было.

И на следующий четвёртый день.

Они так всё и не появлялись.

***

 Великан уже не знал, что и думать. Но вот на шестой день, к вечеру, на горизонте появились точки, вскоре ставшие приобретать очертания плывущих к Дур-Халдайе кораблей. И когда они уже совсем приблизились, то выяснилось, что в порт устремились не четыре,