Идеальные каникулы смерти - Шарлин Харрис

Никто из поверженных фей даже не пытался сопротивляться. Никто, кроме их предводителя. Титания оттеснила своего бывшего к самому большому костру. Он оказался рослым белокурым парнем с пушистой шевелюрой и венком из листьев плюща на голове.

— Вот ты где!

— Титания! Любовь моя! Моя дорогая! Моя единственная… э-э… радость! Как я по тебе скучал!

— Лживый ублюдок! — прошипела Титания, нарезая круги вокруг Оберона.

Две нимфы держали его за руки, а она все кружила, нацелившись на него острием шпаги. Виду Оберона был самый обеспокоенный.

— Говоришь, скучал? Да ты же сам запер меня в Акашу, чтобы беспрепятственно трахать какую-то наяду!

— Это было ошибкой! Я был ослеплен! Временное умопомрачение! Ничего больше! Как только я пришел в себя и осознал, что она вынудила меня сделать, я из кожи вон лез, пытаясь тебя освободить. Я так мечтал снова обнять тебя, моя дражайшая и прелестнейшая Титания!

— Чем и объясняется то, что ты изгнал из Суда всех нимф, — фыркнула Титания, закладывая очередной круг.

И она начала то там, то тут тыкать его концом шпаги. Крови не было, но каждый раз, когда острие шпаги касалось тела, Оберон испуганно вздрагивал.

— Я был ослеплен! — повторил он, начиная потеть. — Клянусь, я ни за что не сделал бы ничего, что могло бы навредить тебе или твоим девчонкам…

Шпага достаточно сильно вонзилась в кожу, и на этот раз на ней заблестела капля крови.

— Леди… Я хотел сказать «леди»! — взвизгнул Оберон. — Я ни за что не сделал бы ничего, что могло бы причинить вред тебе или твоим леди! И ты это знаешь, моя единственная. Я живу ради тебя, любовь моя. Мое сердце бьется для тебя, только для тебя. Возьми мою корону, мои крылья, забери у меня все… Все, кроме своей любви!

— О черт! Кажется, сосиска с соусом чили, которую я съел сегодня за обедом, лезет обратно, — простонал я, потирая живот. — А еще тошнотворнее можешь, дружище? Еще один раунд признаний в любви, и меня вывернет наизнанку.

Оберон сверкнул на меня глазами, прежде чем снова придать им щенячье выражение и уставиться на Титанию.

— Ослеплен, говоришь?

Титания остановилась, окидывая оценивающим взглядом то, что находилось перед ней.

— Ослеплен, моя дорогая! Другого объяснения я просто не нахожу, моя красавица! Ты же знаешь, что я посвятил тебе всю свою жизнь.

Я ему не поверил, но Титании, похоже, это представление показалось достаточно убедительным. Она опустила шпагу, позволив Оберону сгрести себя в объятия и начать нашептывать себе на ухо слащавый и настолько очевидный бред, что будь у Титании хоть что-нибудь в голове, она бы сразу поняла, что это очередная манипуляция.

— Меня сейчас и в самом деле вырвет, — сообщил я ближайшей нимфе, той самой, которая обожала хмуриться и которая тоже, кстати, немного позеленела. — Эй, Ти! Может, отправишь меня в Париж, пока вы с Обероном не улетели на крыльях любви в страну Трахландию?

— Разумеется. Кобс, отвези демона к порталу в Хельсинки и проследи, чтобы он отправился в Париж. Итак, Оберон, как насчет аннулирования распоряжения, запрещающего нимфам появляться в Суде?

Парочка направилась в сторону леса.

— Как ты думаешь, это надолго? — поинтересовался я у нимфы по имени Кобс, сделавшей мне знак следовать за ней.

Остальные нимфы начали распускать толпу фей, которые нервно подергивались, когда к ним приближался кто-нибудь из воительниц.

— Оберон — умный мужик. Я сомневаюсь, что ему захочется еще раз разозлить Титанию. Особенно после того, как он увидит, что она привезла с собой, — добавила она, кивая на нимфу, которая пробежала мимо нас и подала Титании большую коробку.

— Да ну? И что же она привезла? Что в этой коробке?

Нимфа загадочно улыбнулась и вскочила на мотоцикл.

— Кусачки для крыльев.

— Наконец-то я в Париже! — вздохнул я, поднимаясь на ноги.

Телепортация — тяжелое испытание для костей, хотя большинство телепортационных компаний додумались под-кладывать амортизирующие подушки в пунктах приема, так что, прибывая к месту назначения, пассажир больше не рискует что-нибудь себе сломать.

— Ох! — застонал я. — Кажется, я заработал растяжение селезенки или что-то в этом роде. Но самое главное — я в Париже! Держись, Сесиль, папочка спешит к тебе!

Лапочка за стойкой телепортационной компании даже не оторвалась от своего журнала, когда я жизнерадостно улыбнулся ей, прежде чем выйти за дверь. Я остановился на пороге, чтобы вдохнуть сырой, напоенный выхлопными газами и запахом плесени воздух Парижа, который так хорошо знал и любил.

— Наконец-то я в Париже! — радостно повторил я и сделал шаг на улицу, где меня тут же сгребли два крепких мордоворота.

Я ничего не успел понять, как меня швырнули в припаркованный рядом черный фургон без опознавательных знаков.

— Тысяча чертей! — заорал я в чью-то подмышку.

Я не видел, кому она принадлежит, пока меня грубо не отпихнули назад, сопроводив это действие словом, которого произнесшему его существу следовало бы стыдиться.

— Какого… Эй! А мы, случаем, не знакомы?

— Отвали! — сидевшая на полу женщина пнула меня ногой и, поспешно вскочив, уселась на скамью, прикрученную к одной из стенок фургона. — Эфриджим! То-то мне почудилось демоническое зловоние.

— Ох, не надо бить меня по гульфику. Пока я не верну себе привычный облик, кроме этого хозяйства, у меня больше ничего нет. Аньен? Ногами Ваэля заклинаю тебя, скажи, что ты здесь делаешь? Я был уверен, что геде[27] не покидают Карибы. Так что ты делаешь в Париже?

— А ты как думаешь, что я здесь делаю? — отозвалась Аньен, высокая и худая женщина с черной, как полночь, кожей, в длинном черном пальто и черных очках. В ее речи отчетливо слышался завораживающий гаитянский акцент. — Разумеется, я прибыла за призраками. Мы собираем армию зомби, но на Гаити это сделать практически невозможно. С тех пор как в моду вошел этот проклятый Интернет, все узнали, как от нас защищаться. Даже такой честный и порядочный похититель душ, как я, рискует остаться без работы. Это просто ужас какой-то!

Аньен шмыгнула носом, и мне показалось, что она вот-вот расплачется. Но все знают, что геде не плачут. Это как-то связано с их происхождением.

— Да, сейчас всем тяжело живется. Возьмем, к примеру, меня, — вздохнул я, вставая с пола и усаживаясь на скамью у противоположной стены. Фургон, в котором мы оба очутились, был снабжен перегородкой между грузовым отсеком и кабиной водителя, и, судя по покачиванию, мы куда-то держали путь. — Только что я был в отпуске и спешил на свидание к любви всей своей жизни, и вдруг — на тебе! Все летит в Преисподнюю. Ты знаешь, кто нас задержал?

Она снова ругнулась тем самым словом, которое показалось мне не очень приличным.

— Эта чертова Венедигер… Я слышала, что она устроила в Париже чистку и начала похищать невинные создания только за наше темное происхождение. Банды ее приспешников караулят у порталов и хватают всех, кто, по их мнению, недостоин находиться в мире смертных. Это возмутительно. Это нарушение моих прав, и я непременно пожалуюсь в Лигу Акаши! Только у них есть право удерживать геде, но они не такие дураки, чтобы этим правом пользоваться.

— A-а, Венедигер, — с облегчением вздохнул я, — Джована. Тогда переживать не о чем. Мы старые приятели. Моя Попечительница помогла ей прийти к власти. Я уверен, что как только она узнает, кого схватила ее шайка, меня тут же отпустят.

Аньен скорчила гримасу, показывавшую, что она мне не верит, но ничего не сказала Наконец мы прибыли в ночной клуб под названием «Гети и Терги».

— A-а, Г&Т? — протянул я, когда все те же парни втолкнули меня в клуб. Двое других выволокли из фургона Аньен. — Сколько воспоминаний! Эй, тут, кажется, имеется ресторанчик? Может, заглянем? Я умираю с голоду.

Мордовороты даже не замедлили шаг. Они протащили меня мимо ресторана, мимо танцпола и увлекли по тускло освещенной лестнице в равной степени тускло освещенный подвал.

— Парни, Ви — моя старинная подружка. Может, скажете ей, что вы меня задержали, чтобы она не чересчур распсиховалась, когда узнает, чем вы тут занимаетесь?

Ни один из них не проронил ни слова.

— Меня зовут Джим. Если полностью, то Эфриджим, но это звучит как-то по-девчачьи, так что я отзываюсь на Джима. Джована меня знает.

Мордовороты продолжали упорно молчать. Протащив через весь подвал, они втолкнули меня в какую-то комнатушку. Вслед за мной туда влетела Аньен, после чего дверь захлопнулась.

— Вам не сносить за это головы! — заорала она, начав колотить по двери кулаками и сыпать всевозможными угрозами. Наконец устала и развернулась ко мне.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросил я, ногой отбрасывая в сторону картонную коробку и плюхаясь на грязноватого вида койку в углу. — Это не я нас здесь запер.