Переворот - Иван Кудинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третий снаряд перелетел и разорвался далеко за станцией, но близко подле железнодорожного полотна. Стало ясно: чехи намеревались повредить железную дорогу за станцией, на выходе, тем самым отрезать путь к отступлению красных… Надо было что-то предпринимать в ответ. Но что? Что можно было предпринять? — уже в который раз спрашивал себя Долгих. Разобрать путь за станцией, со стороны Евсино, чтобы приостановить продвижение бронепоезда? Но это невозможно — чехи простреливают сейчас там каждый вершок полотна. Десятки других вариантов возникли в голове, но тут же он и отвергал их — как нереальные.
Вдруг его осенила догадка: атаковать бронепоезд в лоб, пустив навстречу ему паровоз. Главное тут — неожиданность. И если эта операция удастся — выход будет.
Долгих кинулся обратно. И увидел, что санитарного поезда уже нет на станции — лишь далеко за семафором, на повороте, покачивались его хвостовые вагоны… Командующий тоже уехал, оставив фронт обезглавленным. «Шкура!» — выругался Долгих, понимая всю сложность сложившейся ситуации. Где-то между Черепановым и Евсиным, по обеим сторонам железной дороги, находились отрезанными отряды бийчан и несколько сторожевых групп, если они еще уцелели… Связи с ними не было. А сюда с минуты на минуту мог ворваться чехословацкий бронепоезд, вслед за которым двигалось еще несколько составов. Теперь многое зависело от его, Ивана Долгих, находчивости и решительности. Нельзя было медлить ни секунды. Долгих разыскал начальника станции:
— Нужен паровоз.
— Какой паровоз? — не понял тот.
— Порожний.
— Зачем он вам?
— Коли говорю — значит, нужен. И немедленно!
— Но я не имею права без ведома службы тяги…
— Послушайте! — Долгих вырвал из кобуры наган и резко шагнул к начальнику. — Немедленно прикажите вывести паровоз на главный путь. Иначе я расценю ваш отказ как предательство…
Начальник побледнел и, не говоря больше ни слова, заспешил к депо. Вскоре паровоз, шумно пыхтя и отдуваясь, вышел и встал на главном пути. Усатый машинист, высунувшись из кабины, выжидательно и хмуро смотрел сверху. Долгих тоже смотрел на него, быстро прикидывая в уме: нет, нет, с этим машинистом дела иметь нельзя. Тут нужен проверенный человек, надежный. Он вспомнил, что такой человек есть, красногвардеец Ефим Попов — бывший железнодорожник. Долгих приказал разыскать его. И вскоре он явился, высокий, жилистый (таким выносливости не занимать), с густой светлой шевелюрой из-под фуражки.
Долгих спросил:
— Товарищ Попов, ты машинист?
— Никак нет. Кочегар.
— Тем лучше. Раскочегарить паровоз сможешь?
— А чего ж, конечно, смогу, — ответил Попов, еще не понимая, куда клонит командир. Долгих взял его за плечо и повел к паровозу, объясняя на ходу, что требуется от него, Ефима Попова, в настоящий критический момент:
— Раскочегаришь как следует, направишь паровоз встречь бронепоезду, а сам выскакивай… Сумеешь?
— А чего ж не суметь… Постараюсь, товарищ командир!
Долгих сжал его плечо и слегка подтолкнул вперед.
Усатого машиниста выдворили из паровоза. Он было заартачился, но Долгих так посмотрел на него, что дальнейшие уговоры не понадобились… Ефим Попов поднялся в кабину, захлопнул дверцу, но тут же и открыл ее, распахнув настежь — и правильно сделал: прыгать придется на ходу, каждая секунда дорога.
Паровоз задышал чаще и глубже, выпустил тугую струю пара и медленно тронулся. Поплыли мимо закопченные стены депо, кирпичная башня водокачки, поворотный круг… Паровоз миновал стрелку и вырвался на прямой и единственный путь, набирая скорость и оставляя за собой длинный хвост дыма…
Там, на бронепоезде, увидев мчавшийся прямо на них порожняк, должно быть, разгадали маневр, засуетились, поспешно разворачивая орудие… Но вдруг все побросали — и один за другим посыпались с платформы солдаты, кубарем скатывались вниз, под откос, мелькая синими бриджами… А паровоз летел на всех парах — и остановить его уже было невозможно.
Долгих смотрел, затаив дыхание, и волнение, нетерпение охватывало его все больше, перерастая в тревогу: «Почему не выскакивает Попов? Почему он медлит?»
Собравшиеся тут бойцы тоже с нетерпением и тревогой следили за этим. Кто-то сокрушался.
— Сгинет ведь парень… Надо было спрыгнуть за семафором ишшо. А теперь куды…
— А может, он спрыгнул? Никто не видел.
Расстояние между громадой черневшего посреди поля бронепоезда и летевшего на него паровоза стремительно сокращалось. Долгих увидел еще, как там, у бронепоезда, пытались отцепить переднюю платформу, чтобы, наверное, подставить ее под удар, а состав отвести подальше, на безопасное расстояние. Но не успели.
Паровоз нелетел со всего маха, ударил, вздыбив платформу и сам вздыбившись, пушки, пулеметы, какие-то мешки (должно быть, с песком) посыпались с платформы, как спичечные коробки, грохот раздался неимоверный, огонь, дым и нар окутали все вокруг… Когда же пар рассеялся, видно стало, какая там творилась паника. Повреждена, разбита была не только передняя платформа, досталось и ближним к ней вагонам…
Теперь важно — время не упустить, воспользоваться этим замешательством. Долгих приказал грузиться в эшелон. А тут как раз и бийчане подоспели, вернулись на станцию… Командиры посовещались и решили отходить на Алтайскую. Остановить чехословаков на этом участке, не имея подкрепления, — об этом и думать нечего!
Когда все уже было готово к отправлению, Долгих вспомнил и спросил: «Попов не вернулся?» Сказали, что нет, не вернулся. Долгах снял фуражку, провел чуть подрагивающими пальцами по волосам и решительно взмахнул рукой:
— Ну, все, товарищи… Все! По вагонам!.. Эшелон тронулся. И к утру был в Алтайской.
Но и здесь творилась неразбериха.
Командующего, однако, в Алтайской не было. Сказали, что санитарный поезд проследовал в Барнаул…
Часам к десяти приехал Цаплин. Вид у него был усталый, лицо бледное, осунувшееся. Тотчас был созван военный совет. И тут как с неба свалился Иванов. Возмущенные командиры потребовали немедленно отстранить его от командования, указав на малодушие и неосведомленность.
Цаплин хмуро выслушал. И не согласился:
— Нет, нет, товарищи, в вас говорит сейчас оскорбленное самолюбие, личная обида. Обстановка же требует от нас быть выше личных обид.
— При чем тут личные обиды, Матвей Константинович? — возразил Долгих. — Командующий в самый тяжелый и ответственный момент оставил армию…
Цаплин стоял на своем:
— Все мы, товарищи, сегодня оказались не на высоте. Так что давайте говорить о деле. А дело у нас сегодня одно: защита Советской власти. Как председатель реввоенсовета предлагаю: переформироваться, пополниться — и немедленно выступать навстречу противнику.
Откуда ж так скоро взять пополнение?
— Сегодня должен прибыть из Барнаула конный отряд милиции, а также отряд железнодорожных рабочих. Кроме того, — добавил, — на подходе отряд семипалатинских красногвардейцев. Кроме того, — добавил еще, — из Бийска подошел отряд товарища Горчана…
— Ну, тогда другой разговор! — повеселели командиры.
— Задача у нас, товарищи, одна, — продолжал Цаплин. — Опередить противника. Не дать ему перейти Чумыш. Если нам это удастся — задачу свою мы выполним.
— А если не удастся? — осторожно кто-то спросил. Цаплин хмуро и тяжело помолчал.
— А если и этот рубеж не сумеем удержать, будем отходить по железной дороге. Мосты взорвем.
— Строим, строим, а потом рушим…
— Потерявши голову — по волосам не плачут, — мрачно сказал Цаплин. — А не хотите рушить, держитесь зубами за землю, но не отступайте. Ясна задача?
— Ясна, Матвей Константинович. Будем драться до последу.
Отряды Долгих и Огородникова, заручившись обещанием председателя реввоенсовета и командующего — подтянуть подкрепление завтра к полудню, вернулись в Тальменку.
Но гладко было на словах — на деле же оказалось все куда как сложнее.
Отряды Долгих, Огородникова и Плетнева в тот же день выступили на Тальменку, но в село решили не входить, а заняли позицию на левом берегу Чумыша, по обеим сторонам железной дороги — и спешно стали окапываться… Основные же силы, как обещал командующий, должны были прибыть на передовую завтра к обеду — барнаульский отряд милиции, отряд железнодорожников, а также полк семипалатинцев. Но ни к обеду, ни к вечеру подкрепление не подошло. Противник тоже пока не предпринимал решительных действий. Подогнали платформу с противоположной стороны к мосту и открыли с нее пулеметный огонь. Красногвардейцы ответили ружейным. Пушки пока молчали. Да и бронепоезд, памятуя, должно быть, о черепановских событиях, чехи держали на почтительном расстоянии…
Прошли еще сутки. Ни подкрепления, ни самого командующего. В довершение ко всему — кончились продукты. Решено было послать «продотряд» — группу бойцов из трех человек — в ближние деревни для реквизиции провианта. Группа ушла — и как в воду канула. Так и осталось загадкой — погибли бойцы или дезертировали?…