Заклятые подруги - Мария Мусина

Катя собралась с силами и с опаской взглянула на Андрея, стараясь спрятать свое смятение. Андрей поцеловал Катину руку. Катя подумала, что он выбрал удачный способ не встречаться с ней глазами.

— А почему ты не думаешь, — Андрей нежно терся щекой о Катину ладонь, — почему ты не думаешь, что это могла сделать и Лариса Павловна? Ах, у нее алиби! Что, она не могла нанять кого-нибудь? Значит, здесь не все так лучезарно. Тебе это в голову не приходило? И то, что Лариса именно сейчас, именно в этот момент пропала, тоже о многом говорит. Юре ведь все равно, кто исполнитель, он всегда с первыми людьми дело имеет. Ну, Катя, Катя же, если ты мне верить не будешь, кому тогда верить вообще? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, Катя.

Померанцева лихорадочно соображала, как ей теперь вести себя с Андреем. Если сразу дать обратный ход — он не поверит, заподозрит неладное, слишком уж хорошо он изучил ее повадки и упрямый норов.

— Как ты можешь так говорить? — прошептала она. — Ларисы, может, уже и на свете-то нет, а ты… Ты так и со мной поступишь — выкинешь меня из своей жизни, как ненужную табуретку, если что-нибудь у меня не заладится.

— Вот только не надо этих сослагательных наклонений и жалких слов, — рассердился Сафьянов. — Я тоже могу терзать тебя упреками и подозрениями. Что от этого изменится? Никому легче не станет. Давай друг другу помогать, а не мешать. Так нам обоим спокойнее будет.

— А ей? — тихо спросила Померанцева.

— Ты знаешь, как ей помочь? Кому — ей? — спохватившись, уточнил Андрей.

У Кати противно похолодело в животе. Заигралась. Надо немедленно отпустить Сафьянова, немедленно, сейчас же, сию минуту. Не держать его за горло, ослабить хватку. Не усложнять, пусть считает, что она дура. Людям всегда приятно думать о ближнем снисходительно. Потом пусть догадывается. Теперь важно его выпроводить.

— Да, мы ничего не сможем сейчас предпринять, — проговорила Катя сиплым голосом. — У меня что-то с нервами. Я, наверное, к Лене Долгову улягусь. Или за город уеду куда-нибудь на недельку. Отосплюсь под таблетками, продышусь. А то на себя непохожа.

— И правильно, умница, себя надо беречь.

— Меня только Юра тревожит. Что ему еще в голову взбредет?

— Не волнуйся. Это все их внутренние разборки. Нас не касается.

— Хорошо, Андрей. Только не бросай меня сейчас. Ты единственный человек, который меня поддерживает в этой жизни.

— Ну что ты, ты же знаешь, я всегда с тобой, — дежурно заверил Катю Сафьянов.

— Ты на машине? Подбрось меня до спортзала. Я быстро соберусь.

— Вот за что я тебя люблю отдельно, так это за то, что ты такая целеустремленная и дисциплинированная, — обрадовался Сафьянов.

Но Катю не мог обмануть его ласковый тон. Она встала, стараясь не поворачиваться к Андрею спиной, двинулась вон из комнаты. Вещи для шейпинга у нее были собраны, она просто хотела хоть на секунду дать себе передышку. Катя зашла в ванную, крутанула кран. Посмотрела на себя в зеркало. «Ну, ну, подруга, — сказала бледному своему отражению, — где наша не пропадала? Прорвемся».

— Катя, — услышала из-за двери, — до каких часов у тебя занятия? Уже восемь.

— До десяти, — пытаясь побороть спазм в горле, выдавила. — Успею. В другую группу пойду. Мне разрешают.

Прислушалась. Судя по шагам, Андрей отправился на кухню. Катя перекрестилась, снова прислушалась. И принялась чистить зубы. «Если я выпутаюсь из этой истории…» Катя стала перебирать возможные обещания самой себе в этом чудесном случае, но так ничего и не придумала адекватного сложившимся обстоятельствам.

— Поехали, — появилась перед Сафьяновым, — а ты потом куда?

— Дела у меня еще кое-какие, а потом домой.

— Может, вечерком заедешь? Оксана уверена, что ты за городом где-то. Можно ей позвонить…

— Откуда ты знаешь, в чем она уверена? — насторожился Андрей.

— Звонила ей, тебя искала. Сказала, что по поводу квартирной продажи моих знакомых, — усмехнулась Катя.

— Не знаю. Посмотрим. Я позвоню тебе.

— Пол-одиннадцатого я буду дома.

Катя прибыла к спорткомплексу практически в обморочном состоянии. Собрав последние силы, чмокнула Андрея в щеку. Увидела из окна, как его машина разворачивается и уезжает. Вышла на всякий случай через другую дверь. Поймала такси, вломилась в свою квартиру, заперлась на все замки, да еще и сигнализацию включила. Выдернула телефонный провод из розетки.

«Вот оно, небо с овчинку, — подумала. — Ну а теперь решай, Катерина, как дальше жить будешь? Что предпримешь?»

Когда-то, еще в театральном училище, перезанималась Катя Померанцева, готовясь к экзамену по истории театра. Больно преподавательница строгая была. Все ее боялись. Катя сдала на «отлично». Но после сессии слегла в больницу, в неврологическое отделение упекли.

Напротив палаты, где Катя лежала, располагались крошечные боксы для особо тяжелых.

Катя заглядывала в их стеклянную дверь, проходя мимо. Однажды сквозь стекло встретилась глазами с навзничь, бездвижно лежащей женщиной. Та позвала Катю. Катя вошла. Обитательнице бокса было сорок пять лет. А выглядела на семнадцать. Может, потому что худая, может, потому что лежит все время. Парализована уже десять лет — после рождения второго ребенка.

«Сначала у меня отнялись ноги. Но я могла читать, вязать… Потом левая рука отнялась, потом — правая. Теперь и книжка мне недоступна». Три недели общались, женщина рассказывала Кате всякие истории — грустные и веселые. Когда надо было прощаться — Катя выписывалась, — женщина сказала: «У меня к тебе будет просьба. Я устала. Сердце у меня хорошее, проживу я долго. В конце коридора есть балкон. Ты только помоги мне до него добраться. Я легкая — донеси».

Катя не спала всю ночь. Уходила из больницы — ползла под стеклянными дверями бокса. Чувствовала себя предательницей, ведь та женщина доверилась ей. Вот вопрос: предательство или убийство? Что выбрать?

Катя и в самом деле попросила как-то у Нинки ключи от Алевтининой квартиры. И вправду хотела Алевтинино влияние на себя нейтрализовать. И было это незадолго до Алевтининой смерти. Все верно. Но так и не решилась Катя этими ключами воспользоваться. А потом ключи пропали. Испарились. Лежали себе в сумочке. Когда с Алевтиной это страшное несчастье случилось, сунулась было Катя их найти, искала-искала… Куда пропали? Когда? Только теперь, восстанавливая событий той недели, предшествовавшей смерти Алевтины, Катя поняла, кто их мог взять. И с какой целью.

Глава 11

В соседней палате женщина лет пятидесяти лежала обнаженной на кровати и принимала солнечные ванны сквозь стекла окон. Окна она не открывала, опасаясь сквозняка.

— Марина, — позвала Таня, — ультрафиолет через стекло не проходит.

— А бумага тогда почему желтеет? — не меняя раскидистой позы, спросила Марина. — У меня на подоконнике дома куча газет — все желтые, выгорели.

Этот диалог повторялся почти каждое утро. Здесь, в клинике неврозов, Марину пытались урезонить все — от врачей до пациентов. Лето, солнце, выйди в парк рядышком, расстели одеяло да загорай. Но она упорно пыталась подрумяниться в палате, при закрытых окнах. Надо же до такого додуматься! Вот уж действительно, как говорит лечащий врач Тани, Леонид Михайлович: «До невроза надо еще интеллектуально дорасти!»

Таня вздохнула и поплелась на укол. Заглянула по дороге к Насте. Хотела книжку ей отдать, молча на кровать положила. Настя, как всегда по утрам, молилась, опустившись на колени перед тумбочкой, на которой стояли принесенные из дома иконы. Молилась Настя обычно долго, исступленно, до обеда, с перерывом на зарядку и аутотренинг. После обеда Настя пропадала, возвращалась к ночи, к отбою, и часто от нее попахивало винцом. Все никак не могла себя одолеть. Насте лет двадцать, она была проституткой, потом в монастырь подалась, думала — там помогут. Но не выдержала в монастыре долго. Теперь вот тут подлечивается, мало того, что жизнь у нее тяжела была, да еще и наркотиками побаловаться успела, нелегко отвыкает. Срывается постоянно. Настю тут все любят. Непутевая она, конечно, но славная и добрая. У всех тут праздник был, когда Настя замуж собралась, чин по чину жениха своего привела, всем представила. Парень вроде хороший, положительный, все одобрили. Настя от него пока погуливает, ее за это тут бранят, но понимают, непросто ей от старой жизни отвыкать. Она уже и платье себе свадебное сшила, приносила показать — розовое, в кружевах. Насте розовый идет — она блондинка.

В общем и целом, в клинике Тане нравилось. Конечно, тут все со своими тараканами. Но девки хорошие, свойские. Есть, разумеется, такие, что не подступись: злобные, взгляд тревожный, бегающий. Но они и в обычной жизни встречаются, правда, не в такой концентрации. С ними можно и не общаться. Здесь вообще можно общаться, с кем захочешь. Бабы понимающие собрались. Друг к другу относятся нежно, внимательно и сочувственно. Хочешь — рассказывай про себя, не хочешь — не рассказывай, никто не обидится, расспросами докучать не станет. Персонал здесь замечательный. Если кто вдруг срывается, кричать начинает на медсестру там, на нянечку, скандалить, в ответ только успокоительные речи слышит. Чем больше крика, тем больше сострадания. Соображают: плохо человеку, человек не в себе, человеку помочь надо, пожалеть его. Душа в душу все тут живут.