Русь арийская. Наследие предков. Забытые боги славян - Александр Белов

В среде кшатриев постепенно стало распространяться мнение, что, мол, эти брахманы видят только внешнюю сторону ритуала, а истинная тайная сторона богослужения им неведома. В кшатрийской среде стали возникать свои брахманы, которые в тайне от жрецов культа передавали молодым кшатриям истины, якобы неизвестные брахманам. Таким образом, исподволь подтачивалась основа брахманизма. Упанишады (дословно – «сидение у ног учителя») как раз и предназначались для тех, кто имел своей целью постижение кшатрийской эзотерики. Иносказательное толкование многих вещей – характерная черта Упанишад.

Именно для периода становления государства характерно стремление вновь обращенных кшатриев занять лидирующее положение в обществе, отринув от себя клан жреческой аристократии. Тут-то, по всей видимости, и возник квазирелигиозный миф о том, что жрец стал рубить голову божества, которому до сей поры поклонялся. Вместе с прежним жреческим ритуалом канули в лету питье сомы и экстатические провидения.

Культурные наследники

Ритуал отслеживания посмертного пути души также сохранился лишь у изгоев. Например, сибирские шаманы в какой-то части сохранили этот ритуал. Они используют его во время камлания. Очевидно, сибирские племена монголоидов долгое время контактировали с индоевропейцами-кочевниками и сумели перенять от них многое. Пусть в усеченном виде, но ритуальная практика индоевропейцев присутствует в шаманизме. С другой стороны, реальные потомки ариев – иранцы и индусы утеряли этот опыт. Все дело в том, что питье сомы, экстатические и оргиастические ритуалы жертвоприношений и зарождения новой жизни были в свое время законодательно отменены и, Иране, и в Индии. Потребовалось низвергнуть в преисподнюю прежнее божество индоевропейцев и утвердить новые божества, освещающие сакральность государственной власти.

Ныне аскетические многолетние бдения присутствуют у аборигенов Индостана в большей части, чем в родах и кастах прирожденных индоариев.

Как ни парадоксально, эстафету перехватили те автохтонные народности и племена, которые в свое время получили первый религиозный опыт от ариев-пришельцев. Чтобы познакомиться с былой культурой ариев, приходится обращаться к культуре соседей, которые сумели донести элементы брахманского культа до наших дней.

Божества души

Вероятно, третий брат появился в индоевропейской мифологии на позднем этапе ее существования. В первоначальном варианте мифа было два брата-близнеца. Один символизирует день, другой ночь. Головы коньков, расположенных на крышах, прялках, элементах домовой резьбы, ассоциируются с братьями-близнецами. Головы коней направлены в разные стороны – в сторону восхода солнца и в сторону заката.

Культ божественных близнецов был характерен для Индии, Греции, Балтии. Так, в латышских народных песнях имеются мотивы о двух сыновьях бога неба Диевса. Сыновья влюблены в свою сестру – дочь солнца. Они по очереди ухаживают за ней, катают по небу на яблоневой лодке. Близнецы зажигают два священных огня на море и едут к своей возлюбленной на двух конях с разных сторон.

На архаичность этого близнецового культа указывает то, что в прусской мифологии также имеются сюжеты, связанные с культом близнецов. Так, в Пруссии почитали идолов двух братьев, выполненных в виде двух столбов, стоящих рядом. Эти идолы героев и предводителей двух прусских племен – Видевута и Брутена. Один из героев был связан с весенним циклом, другой – с осенним. Один близнец олицетворяет жизнь, день, расцвет, другой – сумерки, закат, посмертное существование души. Очевидно, братья-близнецы олицетворяли цикл рождения и смерти. Одни из братьев заботился о душе на этом свете, другой на том.

Можно предполагать, что этот сюжет заимствован напрямую из индоевропейской мифологии. В этом сюжете можно видеть отголосок веры в реинкарнацию души.

Таким образом, братья-близнецы в первоначальном варианте являются хранителями души – на этом и на том свете.

Хранители души

Появление третьего брата знаменует собой следующую фазу развития мифологии. Эта фаза была, по всей видимости, связана с переходом кочевников к оседлому образу жизни и отказу от веры в реинкарнацию. По всей видимости, оседлые иранцы сразу не смогли отказаться от старых богов и к двум существующим божественным братьям-близнецам – хранителям души человека прибавился третий брат, который связывается в фольклоре с темой смерти, с тайными древними культами и с практикой жертвоприношения. Тогда и был придуман квазирелигиозный миф о том, что два брата поместили третьего в глубокий колодец, – т. е. отправили его душу на вечную ссылку в преисподнюю без права возвращения в эту жизнь. Этим самым постулировалось окончательное торжество жизни над смертью. Объявлялось о том, что истинная ценность души человека определяется его поступками, а не принадлежностью к тому или иному древнему роду. Таким образом, вера в реинкарнацию души была переосмыслена. И душа человека из счастливого вечного путешественника из иного мира в этот и обратно превращается в душу скитальца, обреченного на вечное страдание. Такой мотив мы встречаем в джайнизме и буддизме, а также в иных неортодоксальных учениях, возникавших по большей части в среде аборигенов-неарийцев.

Для «придурка» нет закона

С другой стороны, к смене религиозной парадигмы привел раскол среди арийского общества и привилегированное положение возвысившихся кшатриев. Появление третьего брата – слегка придурка и тайного жреца знаменовало собой эту новую парадигму. Для «придурка» нет закона, и отправить его в иной мир вместе с его отжившими многоглавыми божествами – это святое дело для любого уважающего себя воина.

Древний индоевропейский миф о двух братьях-близнецах был переосмыслен. Главным или старшим братом стал кшатрий – воин; средним братом – вайшья, скотовод и земледелец. Третьему, младшему брату – жрецу не нашлось место на земле, и он отправлен был в преисподнюю.

Кроме всего прочего устанавливается социальная иерархия между братьями. Эту иерархию хорошо выразил Ершов в «Коньке-Горбунке»: «Старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак». Социальная иерархия в лучшей степени отвечала потребностям государства, нежели племенная демократия и независимость каст. Таким образом, древний индоевропейский миф о братьях-близнецах, хранителях души человека на этом и на том свете, был переосмыслен в угоду социальному мироустройству. Этот миф был использован для укрепления власти царя, который по своему статусу являлся кшатрием – воином и не терпел конкурентов в лице опального жречества. Недаром миф о трех братьях сохранился именно там, где свои позиции укреплял государственный строй. Это было и в Древнем Иране, Индии, Греции и на Руси. В архаичном варианте миф о двух братьях-близнецах сохранился тоже.

Магия на службе заказчика

По всей видимости, индийские настики – реформаторы брахманизма восприняли аскетизм, присущий представителям арийского жреческого сословия, как некую догму. Они вычленили этот аскетизм в отдельный самодовлеющий принцип. Подражая аскетизму брахманов с внешней точки зрения, они довели его до абсурда. Очевидно, именно поэтому в джайнизме, буддизме делается упор именно на аскетический подвиг каждого конкретного человека. Вспомним, что смерть от голода считается у джайнов лучшей из всех смертей, открывающей врата в страну блаженства. Наряду с этим была переосмыслена доктрина брахманизма. Если первоначально жертвоприношение имело прикладную функцию, а успех обряда определялся результатом, который удавалось достичь после его завершения, то впоследствии сам обряд становился вещью в себе. На брахмана-жреца начинают смотреть как на специалиста, который при помощи своей ритуальной науки может заставить божество сделать то, что хочет заказчик. Брахман в глазах заказчика жертвоприношения становится более уважаемой фигурой, чем все ведийские боги. Это, конечно, большой перекос. Магия становится самодовлеющей дисциплиной. Ритуал приобретал глобальное значение. Отсюда возникает большой соблазн, внешне подражая магическим действиям жреца, копируя его поведение во время богослужения, вызвать тот же самый результат, который вызывает жрец культа. Вера в тайные заклинания зиждется именно на этом. Заклинания обязательно возымеют действие, если они произнесены правильно. Смысл же заклинаний постепенно улетучивается.

Мечты царя

В эпоху Упанишад, с VIII по III век до н. э. происходит смена религиозной парадигмы. Цель жертвоприношений уже не сводится к банальному достижению благополучия, счастья, успеха и т. д. Возникает гораздо более глобальная цель: «Посредством жертвоприношений человек приобщается к Небу!» Понятное дело, что приобщается тот человек, кто заказал брахману жертвоприношение. Пока длится ритуал, заказчик находится на седьмом Небе, для него не существует ни врагов, ни болезней, ни вражды, ни смерти. Целью ритуального становится желание как можно дольше времени находиться в таком блаженном состоянии. Это объясняет многие религиозные парадоксы того времени. Некоторые жертвоприношения длились годами, пока у заказчика доставало средств и сил оплачивать услуги жрецов. Другие жертвоприношения хоть и длились недолго, но зато возобновлялись со все возрастающей частотой. Цари и сильные мира сего могли позволить себе пышные жертвоприношения, организованные во славу процветания царского рода. Пока длилось жертвоприношение, царь пребывал в уверенности, что он самый «крутой» на земле, что он равен богам, что его место среди них. Однако все хорошее когда-нибудь кончается. И после завершения жертвоприношения вдруг выяснялось, что другой царь, гораздо более могущественный и успешный, в мгновение ока разрушал царство бывшего «небожителя».