Из мрака - Александр Барченко

— Странно. Вася не может вернуться так рано. Почему вы думаете, что к нам?

— Экипажи свернули к плотине! — сказал Дорн, покашливая по старой привычке.

— Не представляю, кто бы мог быть? Как вам понравилось у нас, мадемуазель?

Смуглая девушка отозвалась восторженно:

— Я не видала севера до нынешнего лета. И я никуда не двинусь теперь отсюда. Папа сходит с ума, требует меня телеграммами, я ответила категорическим отказом. Я русская.

— А как же университет? — улыбнулся доктор.

— V'la! Он говорит, — девушка доверчиво прижалась к локтю своего спутника, — он говорит, что в Петербурге есть такие же курсы. Не правда ли, мадам? Мы отлично устроимся здесь, в России, правда?

— Дорн, слышите? — значительно переспросила хозяйка.

Студент отозвался бодро, с чуть заметным смущением:

— Конечно, слышу. Товарищ Эме совершенно права. Мы устроимся в Петербурге.

Дина улыбнулась не без лукавства. Спросила с недоумением:

— То есть как это «устроитесь»?

— То есть так!

Дорн огрызнулся сначала враждебно, потом не выдержал, осклабился добродушной улыбкой, сказал, пряча от Дины смущённый взгляд:

— Она меня разучила сердиться.

Колокольчики плакали уже на просеке.

— Это становой, — Дина разглядела знакомую караковую пару.

— Было три экипажа, — подтвердил Дорн.

Тарантас станового подкатил к веранде. Бравый поручик, успевший опохмелиться на вчерашние дрожжи, держался бодро. Выскочил из тарантаса, к удивлению хозяйки, не пошёл на веранду, ограничился торопливым сухим «под козырёк», громыхая шпорами, разминал затёкшие ноги. И в тарантасе Дина, ещё не успевшая оформить смутного тревожного предчувствия, разглядела испитое угреватое лицо одного из конторских писарей и зверски отодранную толчёным кирпичом бляху старосты, боком прилепившегося к облучку.

Становой бросился навстречу новому экипажу, ямской тройке со станции. В экипаже рядом с поднятым воротником штатского тёплого пальто мерцал серебряный прибор офицерской шинели. Вылезли высокий худощавый господин с бритыми сухими губами, с судейским значком на бархатном околыше фуражки, и коротенький рыжий толстяк с носом, покрытым сеткою маленьких жилок, с багровыми щёками. Толстяк был в погонах жандармского ротмистра.

Странные гости о чём-то спросили станового, обменялись быстрым взглядом, двинулись к веранде. За ними со сконфуженным видом поплёлся становой.

Угреватый писец шёл рядом со становым с видом победителя, кидал на веранду колючие взгляды, высоко поднимал жидкие брови.

Подкатил третий экипаж, тоже тарантас с железнодорожной станции, и, сухо щёлкая ножнами шашек, лязгая огромными шпорами, соскочили на землю четыре стражника с щетинистыми проволочными усами, громоздкие, неуклюжие, в барашковых шапках, с жёлтыми шнурами аксельбантов на богатырских грудях.

Господин в судейской фуражке впереди всех взошёл на веранду, положил на стол тяжёлый портфель, сказал, протирая очки, негромко и вежливо, барским баритоном, мягко смазывая букву «р»:

— Не могу ли просить доложить о нашем приезде хозяину дома?

Дина, поднявшаяся со своего шезлонга, с тревожным изумлением глядела на незнакомые лица, поспешила ответить:

— Мужа нет дома. Он вчера ещё уехал в Петербург, провожать комиссию. Я к вашим услугам.

— Ах, вашего супруга нет? Какая жалость, а-я-яй!

Бритый господин почтительно приподнял фуражку в сторону хозяйки, обернувшись, что-то сказал толстяку ротмистру. Тот разочарованно фыркнул, громыхая тяжёлым палашом, придвинулся к становому. Становой, почтительно откозыряв, сбежал с крыльца. Грубый голос прокрякал: «Так тошно». И, тяжело топоча подкованными сапогами, побежали, придерживая шашки, два стражника. Один побежал по просеке, к водопаду, другой к задней двери директорского дома. Взбежал, спотыкаясь, по лестнице, сделал страшные глаза в сторону смуглой молоденькой горничной, в изумлении выглядывавшей из кухни, прихлопнул корявой лапищей дверь, просипел угрожающе:

— Так что не приказано никого выпущать.

Дина спросила взволнованно:

— Что это значит? Что вам угодно, господа?

Толстенький ротмистр, потирая пять пар сосисок, заменявших на руках его пальцы, корректнейшим образом громыхнул шпорами:

— Тысячу извинений, сударыня. Неприятнейшая служебная обязанность… Ради всего святого, не волнуйтесь, ничего серьёзного. Аб-со-лют-нейшим счётом ничего. Маленькое служебное предписание нам, в присутствии господина товарища прокурора, — ротмистр почтительно качнул в сторону бритого господина толстое туловище. — Да-с, вместе с господином товарищем прокурора произвести маленькое дознание по поводу некоторого э-э… недоразумения с вашим супругом.

— С моим мужем? — Дина испуганно вздрогнула. — Что-нибудь случилось с ним?

— Аб-со-лютно ничего. Тем более что мы осведомлены о нём в данную минуту значительно меньше, чем вы сами, мадам. Хе, хе, хе… Вы разрешите нам освободиться от наших пальто?

— Пожалуйста. Но я, право, ничего не понимаю.

— Пок-корнейше прошу, не волнуйтесь. Через минуту всё выяснится. Уверяю вас. Вы разрешите мне с прокурором воспользоваться вот этим столиком?

Бритый судейский сбросил пальто на руки старосты, остался в сюртуке с наплечниками коллежского советника, с правоведским значком. Ещё раз вежливо раскланялся с хозяйкой, с той же сдержанной учтивостью наклонил голову по адресу остальных присутствующих.

Ротмистр хлопотал у стола, звенел чернильницей, шуршал бумагой, вытащил из портфеля бланк с пробелами среди печатного текста, придвинул к письменному столу два кресла, для прокурора и ответчика, мигом превратил веранду в филиал отделения, ведающего «общественным спокойствием и безопасностью», широким гостеприимным жестом пригласил присутствующих к столу отнёсся к судейскому:

— Вы разрешите начать?

Товарищ прокурора молча наклонил голову. Пристально разглядывал тщательно шлифованные ногти бледной сухой руки. Привычным движением двигал на указательном пальце левой руки странного рисунка тяжёлый перстень тёмного металла. Ротмистр обежал быстрым взглядом лица присутствующих, откашлялся.

— Почтительнейше попрошу дам и предложу мужчинам не отказать в осведомлении о своих именах и постоянном э-э… месте жительства. Ваше имя, сударыня?

— Дина Николаевна Дютруа, рождённая Сметанина.

— Супруга заведующего предприятием, которое мы только что имели удовольствие обозревать. Не так ли? Звание? Супруга французского гражданина? Да, да… Ах, вы и курсы изволили кончить? Так-с. Проживаете, разумеется, при муже? Виноват, я пока не буду злоупотреблять вашим временем. Кстати, заготовлю формы для всех. Ваше имя, сударыня? Ах, вы француженка… — ротмистр поспешил перейти на французский, с акцентом, «особому корпусу» присвоенным, язык.