Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, подружка, пойдем, – сказала Хила.
– Да! – решительно ответила Софья.
Поднимаясь, она мысленно сказала себе: «Подумаешь!» И в это мгновение в корчму вошел Буйло в сопровождении своих людей. Быстрый взгляд пирата сразу заметил поднявшуюся Софью. Он впился в ее прекрасное лицо с большими зовущими глазами. Такая дева в его жизни встретилась впервые. В его груди вспыхнули непреодолимая страсть и желание овладеть ею. А когда она пошла вверх по лестнице, Буйло, кивнув на лестницу, сказал одному из своих людей:
– Узнай-ка, кто такая и где живет.
– Бу сделано, Гребень!
Гребень – это была его официальная кличка. Гребень – самый верхний, самый главный. Выше никого нет.
Глава 21
Московский княжеский двор жил в ожидании возвращения Ивана Фрязина. Что он привезет? Но Иван Васильевич не забывал и другие дела. Когда Новгород, Великий Новгород, действительно стал его, великого князя московского, вотчиной, многие заботы снялись с сердца. Но не все. Оставался еще независимым от Москвы удел Михаила Верейского. Это был умнейший, далеко смотревший князь. Но судьба, наградив его Вереей, дала ему самый слабый удел. Природа здесь не очень щедра, чтобы можно было скопить деньжат, набраться силы.
Жил князь скромно, исправно вносил свою дань в московскую казну, чтобы не давать повода Ивану Васильевичу лишить его удела. Но сердце болело за сына Василия, потому что и без повода Иван Васильевич щипал его. Вдруг зачем-то великому князю потребовалось, чтобы Михаил возвратил ему те волости, которые когда-то пожаловал ему отец Ивана Васильевича, Василий Темный. Возвратил. Но этого показалось мало, и Иван Васильевич потребовал, чтобы он и его сын считали себя младше всех великокняжеских братьев. И тут Михаил безропотно подписал грамоту.
Не успел он разделаться с князем верейским, как из Серпухова пришла безрадостная весть – скончался князь Юрий. Он был бездетным. Раздал братьям кое-какое богатство, главный же удел: Дмитров, Можайск и Серпухов – он делить не стал, просто промолчал о нем. И очень мучился перед смертью, не зная, как решить. Раздать каждому по граду – обидится великий князь, начнет притеснять братьев. Отдать ему – братья рассердятся. Так и не решил. Зато сразу решил Иван Васильевич. Он взял удел себе. Братья открыто возмутились. Об этом ему сообщил дьяк Тайного приказа. Великий князь заволновался. Дьяку показалось, что Иван Васильевич, пожалуй, задумает поправить эту ситуацию и поделит, что называется, по-братски. Да не тут-то было. Князь встал, походил взад-вперед. Потом остановился перед дьяком и приказал:
– Достань бумагу и пиши.
Он подождал, пока дьяк разложит бумаги, и начал диктовать:
– …князю Борису передаю Вышгород и Шопкову слободу. А князю Андрею Меньшому Тарусу.
– И все? – спросил дьяк.
– Все, – ответил Иван Васильевич.
– А Андрею Большому? – набрался смелости дьяк. Ведь князь всегда говорил ему: для дела говори все, ничего не оставляй.
– Большому… – Князь задумался. – Ему матушка подарила на Волге Романов городок.
Дьяк нахмурился, но ничего не сказал.
– Где сейчас Ахмат? – вдруг неожиданно спросил Иван Васильевич.
– Ахмат сейчас где-то на юге. Я думаю, он боится не только нас, но и Казанскую, и Крымскую орды. Кочует, – дьяк усмехнулся, – по бывшим землям Золотой Орды.
Ахмат действительно кочевал по землям, на которых совсем недавно, уверенный в своей силе и мощи, без крепостных стен, стоял Сарай-Берке.
Хан ехал впереди. От него не отставали два его взрослых сына. А шагах в десяти – сотня личных тургаудов. Хан отдал им приказ следить за каждым движением сыновей. Ахмат никому не доверял. События в Орде в последнее столетие заставляли его это делать.
Он внезапно остановил коня и поворачивал голову налево и направо, будто что-то искал в степи. Один из сыновей, вероятно, хотел спросить об этом у хана, но едва сдвинулся с места, чтобы приблизиться к отцу, как его тут же остановили тургауды. Хан на эту возню даже не оглянулся, а сказал громко, чтобы быть услышанным тысяцким:
– Вели привести ко мне старого Асана!
Старик, сложив руки ладонями, прижал их к груди, поклонился и быстро удалился. А хан уселся поудобнее в седле и стал ждать.
Асан был старейшим воином в ханском войске. Белый как лунь, дряблый, как сентябрьский гриб, он имел хорошую память и еще острые глаза. Когда-то он водил в бой тумены, а теперь ханские воины водили его под руки или поддерживали в седле, как было на этот раз. Его подвезли прямо к хану. Асан, подняв руку, загородил глаза от солнца и спросил грубовато:
– Ты, Ахмат, звал меня? Зачем?
– Скажи мне, Асан, где здесь был Сарай-Берке?
– Он был на месте, где ты стоишь, – ответил Асан.
Ахмат, словно впервые видел это место, внимательно еще раз оглядел его. Но нигде не мог заметить каких-либо следов великого города. Асан понял его и сказал:
– Не ищи, Ахмат, ничего не найдешь. Тимур! Да прольет великий Аллах на его останки свой гнев! Да будет на том свете тело его вариться в котле на жарком огне…
– Хватит, Асан, – прервал его хан. – Ты видел, как все здесь произошло?
– Да, Ахмат! Тимур наступал. – Он махнул на северо-восток. – Построил войска полумесяцем, хотел пленить все наше войско. Вместо того чтобы рассечь его войска, Тохтамыш, да будет проклят его род, забрав часть войска, бежал за Итиль. Мы жестоко бились. Но нам не хватило тех сил, которые увел Тохтамыш. И Сарай-Берке пал.
Жестокий Тимур разбил город на части. В каждой части жители должны были своими руками уничтожить все. Кто не подчинялся, того ждала смерть. Все лучшее он грузил и отправлял в свой Самарканд. А что оставляли здесь, грузили на лодии, везли по Итилю и бросали в воду. Или сбрасывали в редкие топи или закапывали в землю далеко в степи. Даже камни не оставляли в земле. Когда город был полностью уничтожен, Тимур приказал отобрать здоровых молодых женщин и мужчин и их куда-то угнали. А остальных, в том числе стариков и старух, детей, построив войска сплошной линией, копьями погнал в Итиль. Тех, кто пытался выскользнуть, тут же поднимали на копья, показывая, что их ждет. Загнав всех в Итиль, воины
