Стопроцентная блондинка - Наталия Левитина

– Андрюша, милый… Какая великолепная графика! Ты настоящий профессионал!

– Спасибо.

– Это самый потрясающий подарок на Восьмое марта, который я когда-либо получала!

– Это не подарок. Это мания. Ты сводишь меня с ума.

Атаманов сложил рисунки обратно в папку и бросил ее на тумбочку.

– Вот так.

Настя с трепетом смотрела на художника. Она соединила заявления Атаманова «я очень домашний» и «ты сводишь меня с ума» и в сумме получила предложение выйти за него замуж. Оставалось только дождаться, когда художник сам произнесет заветные слова.

– Возможно, тебе еще не поздно уехать, – задумчиво сказал Андрей.

– Что?! – воскликнула Настя.

– Уехать. Сбежать отсюда. Не знаю.

– С какой стати?!

– Поверь, у меня сложный период. Март для меня невыносим.

– Это ты невыносим! – закричала Настя. – Ведь у нас уже все было хорошо! Куда уехать? Зачем? Почему? Чего вдруг? Андрей! Ты меня замучил!

Настя вскочила с дивана и швырнула в Гения Непредсказуемости кенгуренком. Андрей схватил ее за руку.

– Понимаешь, я уже влюблялся, – жалобным тоном объяснил он. – И ничего путного из этого не вышло. Остаются только боль, растерянность и чувство вины.

Андрей смотрел на подругу снизу вверх, и выражение мальчишеской неуверенности в его глазах подсказало Насте выход. «Что поделаешь, творческая натура, – поняла она. – Талант. Психика неустойчива, реакции неадекватны. Мечется, нервничает…»

– Андрюша, у нас все будет отлично, – твердо сказала Настя художнику. – Не беспокойся. Я тебя люблю. Другие девушки – это другие девушки. Они в прошлом. И все проблемы тоже в прошлом. Нам с тобой хорошо сейчас, и будет хорошо еще очень долго.

– Ты ведь не все про меня знаешь, – опустил голову Атаманов.

– Я тебя прощу, даже если узнаю, что ты иллюстрировал «Жюстину» де Сада.

– Серьезно? – повеселел художник. И тут же запрокинул голову, уставившись на потолок и о чем-то соображая. – Слушай, а это идея!

«Придется играть роль дамбы, контролирующей разливы реки, – подумала Настя. Она проводила взглядом Андрея, поднимающегося по лестнице. – Чудненько! Мало того что остаток жизнь я буду лишена праздника Восьмого марта, так еще и это! И все равно, плюсов гораздо больше. Эти глаза… эта челка, падающая на лицо… О-о-о! Я его обожаю!..»

Настя подняла с пола кенгуру. Внезапно она увидела, что пузо игрушки пересекает коричневая «молния». Все правильно, у настоящего кенгуру обязательно есть сумка. Настя расстегнула замок и пошарила внутри. Она рассчитывала найти там детеныша, но вместо этого вытянула наружу браслет. Он засверкал, заискрился разноцветными огнями.

– Вау, – прошептала Настя. – Вот это да! Андрюша, ты чудо!

Промучившись три минуты с застежкой, она приладила украшение на запястье и помчалась наверх – благодарить.

Весна подарила городу солнце, а любовь художника вернула Насте былую самооценку. От истерзанной мрачными мыслями девушки не осталось и следа. Настя вновь лучезарно улыбалась, держала спину прямо, щебетала. У нее был любимый мужчина.

Неделя, затем вторая прошли в сказочном безумии…

Кроме всего прочего, Атаманов не жалел на подругу денег. Они поменялись машинами. Теперь Настя ездила на джипе, а художник безропотно согласился передвигаться на старой «нексии». Впрочем, до поселка он обычно бегал стремительным аллюром, а в город выбирался вместе с подругой.

Настя перевезла из квартиры вещи и существенно потеснила атамановский скарб в гардеробной комнате. Она возобновила визиты в косметологические салоны и парикмахерские, слонялась по бутикам и тратила, тратила деньги. Иначе говоря, вернулась к прежнему образу жизни.

– Ты идиотка! – остановила ее Мария. – Судьба дала тебе еще один шанс. И что же? Ты вновь встала на накатанные рельсы.

Они сидели в кофейне «Флибустьер», и официантка в морском костюме без устали таскала им десерты и молочные коктейли.

– Кто-то вроде бы соблюдал диету, – вспомнила Настя.

– Уже забыто, – махнула рукой Мария. – Никаких диет. Молоко тут же пропадает. Вот перестану кормить грудью, и тогда…

Маша прицелилась и вонзила вилочку в миндальный бисквит.

– Девушка! – позвала она. – А у вас нет столовых ложек? Принесите мне, пожалуйста. Эти вилки меня раздражают. Такие неудобные!

Настя с подозрением посмотрела на подругу.

– Слушай, но Стасику уже пять месяцев. И как долго ты собираешься кормить его грудью?

– Мы-мымы, – промычала Мария. Рот у нее был набит остатками бисквита и ромовым пирожным. – Не знаю. Как получится. Не лишать же ребенка этого ценного продукта.

– И чего в нем ценного?

– Антитела к инфекциям, – научно объяснила Маша.

– А-а… А я-то думала – сахар, миндаль и ром.

– Тоже неплохо.

– Но почему ты назвала меня идиоткой?

– Потому что ты не делаешь выводов. В кого ты превратилась после расставания с Платоновым? В полный ноль. Выяснилось, что без мужчины ты вообще ничего не значишь.

– Так оно и есть, – криво усмехнулась Настя.

– Но ведь это неправильно! Послушай меня. Чтобы ситуация не повторилась, забудь про магазины и перестань тратить деньги на все это барахло! – Маша указала взглядом на кучу ярких картонных пакетов, окруживших стул Насти. – Пока Атаманов к тебе благоволит, постарайся сделать капитальное вложение в свое будущее.

– Но как? Завести счет и складывать на него денежки? – моментально загрустила Настя. Нет, она ничего не имела против банковского счета. Но ведь тогда ей пришлось бы отказаться от сиюминутных удовольствий. Да и было в этом что-то непорядочное по отношению к Андрею – тайно аккумулировать его деньги на собственном счете.

– Нет! Пойти учиться!

– А?

– Получить профессию! И к тому моменту, когда Атаманов тебя разлюбит, ты будешь крепко стоять на ногах.

– Ну, спасибо! – взвилась Настя. – Почему это он меня разлюбит?!

– Это я так. Самый страшный вариант развития событий. Возможно, и не разлюбит. Но все равно.

– Старенькая я уже, чтобы учиться, – заныла Настя.

– Лев Толстой в семьдесят взялся изучать английский!

– Вот видишь, только в семьдесят! А до этого наверняка бил баклуши и прохлаждался.

Мария не совсем была уверена, что до семидесяти Толстой прохлаждался. «Анну Каренину», по крайней мере, написал. Однако Маша поняла: идея высшего образования не вызвала энтузиазма у подруги.

– Впрочем, решай сама. Ты взрослая девочка.

– Лучше я рожу ребенка. Если получится, – мечтательно произнесла Настя. – Как было бы здорово родить малыша от Атаманова. Какой очаровательный получится пупсик! С глазками, с ушками.

– Они все с глазками и ушками, – трезво заметила Мария. Уж она-то была специалистом по младенческому экстерьеру. – Значит, ты не предохраняешься. А твой художник в курсе?

– Конечно! – слишком быстро ответила Настя. – Он в курсе.

На самом деле она не посвятила Атаманова, что невинные кульбиты грозят ему отцовством. Она немного опасалась вновь услышать волынные песнопения о «невыносимом марте» и «сложном периоде».

Но сейчас, когда Маша прямо спросила ее, Настя солгала в ответ. Она вдруг ясно представила, как выглядит со стороны: оборотистая блондиночка, цепляющая на крючок богатого жениха.

«Нет, это неправда! – с отчаянием подумала Настя. – Я не пытаюсь его окрутить. Я влюблена и очарована».

– Он хочет настоящую семью.

– Неужели?

– Почему ты удивлена?

– Не знаю. Он ведь не обычный работяга, мечтающий возвращаться домой к деткам и горячему ужину. Он – богемный персонаж.

– И тем не менее, – настойчиво сказала Настя. Ей очень хотелось верить, что ее богемный персонаж тоже мечтает о семье.

– Ну, тогда лучшей кандидатуры ему не найти. Ты создана хранительницей семейного очага.

– Да уж. Особенно если вспомнить о моих успехах с Платоновым…

Насте с трудом удалось выманить подругу в кофейню. Мария намертво приклеилась к ноутбуку и трудилась так, что плавились контакты.

С малышом возилась Раиса Андреевна. Два раза в неделю программистка ездила в офис господина Залесова – отчитываться и получать ценные указания. Кряжистый купчина ласково улыбался в золотисто-русую бороду, однако его мягкость была обманчива. Залесов требовал от подчиненных огненного рвения. Он и Марию попытался упрятать в офис, как в отсек подводной лодки, чтобы контролировать ее действия.

– Я согласна, – кивнула программистка. – Если вы не имеете ничего против детских воплей. Куда мы поставим кроватку?

И Залесов смирился. Впрочем, он ведь не знал о Машиной работоспособности и азартности. Она забыла про сон, колдуя над программой для империи Залесова.

– Так нельзя! – возмутился в конце концов Здоровякин. – Ты умрешь от физического истощения!

– Вот именно это мне и не грозит, – вздохнула Мария.

Да, она вернулась к прежним привычкам и совмещала мыслительный процесс с жевательным.