ХВ Дело № 3 (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Пока вода весело булькала в этом предмете военного антиквариата (в покинутом мной 2022-м году реконструкторы или коллекционеры военной старины заплатили бы за такой артефакт хорошие деньги), Елена присела рядом с накрытым шинелью Карасём и стала тихо его о чём-то спрашивать. Я хотел присоединиться к беседе, но она сделала жест — «не мешай, мол», и я остался на своём месте, возле костерка. И вот, теперь пришло время удовлетворить своё законное любопытство.

— Поначалу Карась вообще не произнёс ни единой сколько-нибудь связной фразы. — говорила Елена. — Он сильно страдал от боли, жар вызвал помутнение сознания, но я не хотела колоть морфий, хотя у меня и был с собой шприц и одна ампула — ведь тогда он вообще ничего не рассказал бы. В итоге я поняла, что обычными расспросами не добьюсь ничего, только время зря потеряю — и решила прибегнуть к гипнозу.

— Так вы и это умеете? — удивился я. Елена усмехнулась.

— Я, если ты не заметил, вообще девочка способная. А в вашей коммуне у меня были отличные учителя — да и твоё присутствие, дорогой, не прошло бесследно. Не вдаваясь в подробности — я погрузила его в гипнотический транс по методу учителя Лао, и только тогда он начал говорить нормально.

— Вот уж не думал, что он и с вами занимается… — я всё не мог опомниться от этой новости: моя подруга и любовница, оказывается ещё и гипнозом владеет! — Не удивлюсь, мадам, что вы заодно научились читать мысли или, скажем, левитировать!

— Тогда бы меня не выпустили из Москвы, дорогой. — в её глазах плясали ехидные чёртики. — Ты будешь уже слушать, или и дальше станешь обижаться, что я посмела от тебя что-то скрыть? Как ребёнок, честное слово…

— Буду. — обиженно (всё-таки обиженно!) буркнул я. Положительно, спорить с этой женщиной невозможно.

— Ну вот… — она враз сделалась серьёзной. — исходя из моего опыта, в состоянии транса он должен был пробыть около получаса, после чего, лишиться сознания надолго. Если помнишь, так оно в итоге и произошло.

Действительно, в какой-то момент Елена подозвала меня и продемонстрировала впавшего в беспамятство собеседника. Он так и не пришёл в себя — ни пока мы дожидались старшину с носилками, ни когда волокли его на себе в лагерь. Я даже начал опасаться, а не склеил ли Карась ласты, но нет — дыхание было ровным, руки тёплыми. В себя он пришёл лишь наутро, после лошадиных доз каких-то препаратов, вколотых экспедиционным врачом. К обеду на самолёте из Кандалакши прибыл военврач в сопровождении ассистента, нагруженного блестящими коробками и кожаными несессерами, полными медицинских инструментов самого зловещего вида — и они оба взялись за раненого всерьёз.

За полчаса, подаренные гипнотическим трансом, Карась успел рассказать довольно много, прежде чем отрубился окончательно. Рассказанное почти целиком относилось к его работе с Барченко, точнее — к тому, что они на пару сумели выудить из той самой книги уже здесь, на Ловозере, в течение последней недели. Собственно, я и так догадывался, почему они целыми днями сидят вдвоём в палатке, выходя только для приёма пищи. И радовался, что меня отпустили на Сейдозеро, с Татьяной, а не заставили работать паранормальным усилителем — видимо, поиски места для установки «башни» (её части уже были доставлены из Питера по железной дороге и ждали своего часа в Кандалакше, в одном из станционных пакгаузов под крепкой охраной) начальник экспедиции счёл более важной задачей, нежели копание в древнем фолианте.

Несмотря на усилия Елены, рассказ Карася изобиловал белыми пятнами — то ли он сам не понимал толком прочитанного, то ли для того, чтобы извлечь эти сведения из его памяти требовались дополнительные усилия. Ясно было одно: хочу я этого или нет, но теперь мне придётся добраться каким-то образом до рабочих тетрадей Барченко, в которые он заносил все, что они с Карасём извлекли из древней страшной книги, ради обладания которой было пролито столько крови. Не самая приятная перспектива — но иного способа получить ясную картину того, что ждёт нас, когда Александр Васильевич учинит свой эксперимент, я не видел.

…Одно хорошо: на палатке начальника экспедиции нет замка, а значит отмычки (я на всякий случай прихватил их с собой, собираясь в эту экспедицию) мне, скорее всего, не понадобятся…

Всё оказалось даже проще, чем я ожидал. Этим же вечером Елена напросилась под каким-то пустяковым предлогом в гости к Барченко. Дождалась, когда учёный предложит гостье чаю, улучила момент — и бросила в его кружку крошечный белый шарик, мгновенно растворившийся в горячей воде. Дождалась, когда хозяин палатки заснёт, уложила его на походную койку — и вышла наружу, не забыв зашнуровать входной клапан. «Александр Васильевич работает. — сказала она часовому, охранявшему наш «административный квартал», состоящий из палаток Барченко и Гоппиуса, палатки с хозяйством радиста, рядом с которой тарахтел под брезентовым навесом дизель-генератор, и большого армейского шатра, где располагался медпункт. — Он просил передать, чтобы до утра ни в коем случае его не беспокоили, разве что случится что-то из ряда вон выходящее…»

Я дожидался Елену за нашей с Марком палаткой. Мой напарник всё ещё торчал на Сейдозере и, вероятно, проклял всё на свете, так что мне удалось избежать лишних расспросов — он уже неплохо меня выучил и догадался бы, что Лёха Давыдов опять что-то задумал.

— Можешь без опаски копаться в его вещах, дорогой. напутствовала она меня. — После этого шарика он проспит до обеда, а когда проснётся — будет часа два мучиться головной болью. Это если он не пил сегодня вечером; в противном же случае, проваляется до вечера. Свои записки Барченко держит в деревянном ящике, в углу палатки — он при мне убирал их туда. Ящик запирается на висячий замок. Справишься?

Правая рука, действуя независимо от моего сознания, нырнула в карман куртки. Всё в порядке отмычки на месте. Нож тоже — за голенищем сапога, так что извлечь его можно двумя пальцами и сразу пустить в ход. Ножен с парой ремней, чтобы пристёгивать их к левому предплечью, я так и не смастерил, хотя и не раз собирался.

— Справлюсь.

…Ну что ты будешь делать? Видно, не судьба мне свернуть с сомнительной тропки профессионального взломщика…

— Не думала, что мы будем делать с добытой информацией?

Я сам не заметил, как перешёл с Еленой на «ты» — то есть она и раньше так ко мне обращалась, но я предпочитал более уважительное «вы». Но, видимо, последние события сломали какую-то преграду, окончательно поставив нас на одну ступеньку.

— Пожалуй, копию стоит отослать в Москву, Агранову. Если с нами что-то случиться…

Она не закончила фразу, да это было и ни к чему. Всё и так понятно: Барченко заигрался с силами, к которым людям лучше вообще не прикасаться, и кто теперь скажет, чем обернётся его неудача — не только для заговорщиков и их оппонентов, но и для всех обитателей Земли. Ставки в этой игре были куда выше, чем высокие кресла на Лубянке и в Кремле, выше даже, чем мировое господство, о котором вообще-то никто и никогда не задумывался — нет, на кону в этой игре стояло само существование рода людского.

Жаль только одному из ключевых игроков не хватает времени задуматься над этим…

— Кстати, как ты связываешься со своим боссом? — поинтересовался я.

Елена чуть заметно усмехнулась, услыхав этот очевидный американизм.

— Ну, это проще простого. Один из пилотов завербован ГПУ, с ним и передаю сведения в Кандалакшу. Ну а там — в зависимости от срочности, либо с курьером в Москву, либо по радио. Текст сообщения шифрую здесь, сама, так что прочесть их никто не сможет.

— Бокий, если мне память не изменяет, заведует шифровальным отделом. — припомнил я. — Так что я на месте Агранова не был бы столь уверен.

Она пожала плечами.

Пока, насколько мне известно, проколов не было. И вряд ли теперь будет — чтобы расколоть шифр такой сложности, нужно время, а всё так или иначе, решится в ближайшие несколько дней.