Император из стали (СИ) - Васильев Сергей Викторович

Точно с таким же вопросом на лицах в зале собиралось купеческое сословие. Четверть века оно ждало, требовало решительных реформ, а когда они были объявлены императором — оробело и задумалось. С одной стороны — веротерпимость, равенство религий и свобода вероисповедания для них, в большинстве своем выходцев из старообрядцев — полностью отвечает вековым чаяниям, а с другой — восьмичасовой рабочий день, равная оплата женского и мужского труда, запрет на труд детей, обязательное страхование от несчастного случая, хоть и преследовали благие цели, однако били наотмашь по купеческому кошельку, что было весьма болезненно, особенно сейчас, когда надвигающийся кризис уже вовсю проявлял своё ретивое нутро — падал спрос на традиционные промыслы, лихорадило биржу, почти в два раза упали заказы на перевозки и подвижной состав. К этой тревоге примешивался вполне обоснованный скептицизм: «А что вообще видит царь из своего дворца? Какое представление он имеет о реальных нуждах и проблемах мануфактур и торговых домов? Что он ждет от купечества, кроме выражения верноподданнических чувств?»

Постепенно зал заполнялся. Савва Иванович уже успел обняться-поздороваться с всегда поддерживающим его тезкой — Морозовым, церемонно раскланялся с подвижным, как ртуть, Гучковым, переглянулся со всем семейством Рябушинских и ощутил непередаваемое чувство удовлетворения, ловя на себе удивленно-испуганные взгляды, как будто встреченные увидали ожившего покойника. «Не дождётесь!» — с нескрываемым злорадством подумал Савва и уже собирался с гордо поднятой головой прошествовать на свое место, как зал встал и взорвался оглушительными аплодисментами. Мамонтов обернулся и с удивлением увидел стоящего у трибуны маленького неприметного человечка в полувоенном френче английского покроя, без всяких орденов, лент и других аксессуаров, привычных по многочисленным портретам самодержца. Впрочем, было в этой строгой скромности своё очарование, моментально оцененное потомственными аскетами-старообрядцами, поэтому приветствовали монарха искренне и без какого-либо сарказма.

Император терпеливо подождал минуту, затем поднял руку и покачал головой. Аплодисменты не прекращались. Тогда он достал из кармана галифе часы и выразительно показал пальцем на циферблат, давая понять, что времени у него не так уж и много. Зал понемногу притих и император, смешливо оглянув первые ряды, притворно удивленным голосом спросил:

— Я понимаю, что помещение Большого театра располагает к шумному проявлению чувств, но я еще не спел и не станцевал, с чего такие овации?

Общество оценило непритязательную ошибку, грохнуло хохотом и снова разразилось продолжительными рукоплесканиями. Монарх уже не стал ждать окончания, быстрым шагом взошел на трибуну и начал… начал совсем не так, как ждало большинство присутствующих.

— В Священном Писании есть рассказ о праведном Лоте, жившем в городе Содом. Благочестивый и боголюбивый, Лот был ангелами света удостоен права покинуть город, подлежавший наказанию за грехи его жителей. «И как он медлил, то мужи те, Ангелы, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города». Лот и его близкие получили также совет не оглядываться назад, но «жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столбом». Историю эту можно понимать по-разному, но для нас, думается, важнее всего уяснить простую истину: нельзя идти вперед с повернутой назад головой — прошлое, как омут, может погубить. Настоящее, хотя и связано всегда с прошлым, часто должно отказываться от него во имя будущего. Иначе — соляной столб.

Собравшиеся притихли, пытаясь понять, что означает сия аллегория, кто в богоспасаемом Отечестве — Лот, а кто — его непослушная жена*

— Сегодня мы будем говорить о проблемах, не оглядываясь на прошлое, не мусоля былые заслуги и не пытаясь спрятаться от настоящего, — продолжал император. — Настоящее тревожит, будущее пугает. Вся мировая экономика сваливается в кризис. (*) Где-то он пока проходит мирно, а где-то, как в Китае, гремят пушки. Кризис — это всегда слом привычной старой жизни. Это закрытые заводы, потерянные контракты, безработица и банкротства. Но в том же Китае слово «кризис» обозначается двумя иероглифами, где первый — это «опасность», а второй — обозначает «возможность».

Таким образом, говоря сегодня про опасность, мы всё время будем помнить о возможностях, а расхваливая возможности, не будем забывать об опасностях.

«Интересно, — подумал про себя Савва Иванович, — а когда и у кого государь мог выучить китайскую грамоту. Вроде как он был в Японии… Хотя…Кто ж этих азиатов разберет, может у них и язык одинаковый.»(**)

— Я вам приведу несколько цифр, которые могут вас заинтересовать, — продолжал тем временем император. — Первую я повторял достаточно часто, поэтому вы могли ее уже слышать — ежегодно из России утекает полноводным потоком на Запад — в Англию, Францию, Германию и Америку больше миллиарда золотых рублей. Это те деньги, которые могли бы быть уплачены вам, за ваши товары. Но они идут к западным промышленникам, торговцам и банкирам. Я не знаю, нужен ли вам, господа купцы, миллиард золотых рублей? Но мне бы лично он пригодился…

По залу будто пронеслась вьюга, зашумела, заскрипела деревом кресел, заохала на разные голоса и притихла, повинуясь поднятой руке монарха.

— Почему так получилось, — спросите вы и будете совершенно правы. Почему английские машины и металлические изделия гораздо дешевле отечественных, даже рельсы из Англии с доставкой в Петербург обходятся в 3 раза дешевле производимых в России? Почему железнодорожные подрядчики предпочитают не строить сталелитейные заводы и прокатные станы в России, а закупать готовую продукцию за границей. Всё пореформенное время импортные рельсы в среднем составляли 80 % потребления в России, а в иные годы этот показатель достигал 95 %.

Коллективный вздох опять вырвался из купеческой массы, а Савва Мамонтов почувствовал, как сжимаются его кулаки. Ведь это он старался — тянул жилы, вытаскивая из болота металлургические заводы, чтобы делать все свое, а не гонять корабли за каждой гайкой к прусакам и англичанам. — Потребление машин, металла и каменного угля в России на три четверти покрывается импортом из стран Западной Европы, — безжалостно швырял император в зал цифры — Сама структура русской пореформенной экономики, наш вариант индустриализации, избранный после 1861 года, обрек Россию на роль дойной коровы международного капитала. Но зависимость от импорта — это не все плохие новости. Ещё треть миллиарда рубей утекли из страны вместе с «русскими путешественниками» — представители нашей элиты предпочитают отдыхать, учиться и лечиться за границей… Понятно, что для покрытия этого гигантского дефицита, для поддержания размена рубля на золото, бурным потоком утекающего за рубеж, государству приходилось снова и снова прибегать к внешним заимствованиям, следствием чего был непрекращающийся рост государственного долга. В этом, 1901 году долг Российской империи достигнет шести с половиной млрд рублей.

— А-ах! — возмущение зала уже вовсю витало в воздухе, электризуя атмосферу.

— И вот я что подумал, — оценивающе оглядывая зал, задумчиво и медленно протянул император. — А если эти деньги отдать вам, смогли бы вы устроить так, чтобы Россия перестала быть дойной коровой для заезжих гастролеров?

«Бьёт по самому больному месту, — крякнул от смешанного чувства досады и удовольствия Савва Иванович. — Купцу всегда не хватает оборотных средств, всегда нужно где-то перехватывать, идя на поклон к банкирам, — думал он. — А тут — такие деньжищи, по сравнению с которыми любой самый крупный капитал смотрится, как Моська рядом со слоном. Конечно же купцам такой разговор понятен и главное — приятен.»

— Я говорил, что иностранные товары дешевле импортных и видел, как это вас расстроило, — говорил император, шурша бумагами. — Но и это не вся правда. Сергей Юльевич Витте вынужден был признать в своём всеподданнейшем докладе в феврале 1899 г.: «За пуд чугуна англичанин платит 26 копеек, американец — 32, а русский — до 90. Там заплатить втридорога получается все равно дешевле, чем произвести здесь. Думаю, что такое положение дел ненормально и терпеть его дальше невозможно. Дороговизна импортных товаров — это не единственное и не самое главное, с чем нельзя мириться, — продолжил император, беспощадно прерывая рукоплескания. — За последние десять лет из полутора миллиардов вложенных в экономику рублей, миллиард принадлежал иностранцам. Отечественных организаторов производства вытесняют на периферию и разоряют. Это терпеть нельзя. Под моим личным патронажем только что учрежден специальный фонд взаимопомощи и производственной кооперации, который будет спасать тонущие предприятия и создавать условия для устойчивости рентабельных, — опять рукоплескания и опять короткий взмах руки: «Я еще не закончил!»