Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

Бежавшую от императора невесту могли бы приютить его враги… Но если правдой было всё то, что о современном мире рассказывали воспитанницам предметные репетиторы и мать-настоятельница, выходило, что поголовно все граждане Объединенной Империи действительно чтят своего правителя и преклоняются перед ним, как перед божеством — и махаоны, и маака, и горстка так и оставшихся малочисленными ураний.

Возможно, это и не так. Любая религия порождает еретиков, любое правительство бабочек во все века имело скрытую или легальную оппозицию, Наан помнила это из уроков истории. Но она все равно не знает, где их искать. Когда-то в обществе махаон эту социальную функцию выполняли бессрочники, но теперь нет и их.

С обескураживающей ясностью она осознала, как беззащитна и одинока она в этом мире. Родственники? Возможно, они и помогли бы ей скрыться… Хотя лояльность к законному правительству — традиция в обществе махаон, пожалуй, даже более сильная, чем святость семейных уз. Да к тому же она просто-напросто не знает своих родственников!

Говорить о семье в Храме было не принято, но нет-нет, да проскальзывали в болтовне Невест какие-нибудь намеки о родне. Наан же всегда казалось, что тайну ее происхождения хранят как-то особенно ревностно. И как раз это было одной из причин никогда не затевать разговоров на данную тему.

Но однажды мать-настоятельница допустила оплошность. Она заглянула на занятия по макияжу и, оглядев возбужденных напомаженных и разукрашенных воспитанниц, пришла в умиление. Настолько сильное, что позволила себе вольность. Указав на Наан, она бросила одному из репетиторов-кастратов: «Кто бы мог подумать, а? Похоже, поговорка «ядовитое семя не приносит съедобных плодов», вовсе не всегда бывает верной…»

Говорила она тихо, так, чтобы ее услышал только репетитор, но именно в тот момент случилось так, что «невесты» на миг перестали щебетать, и в тишине слова Дипт-Шаим прозвучали отчетливо и ясно. И почему-то они заставили Наан смутиться, а сердце ее тревожно и сладко забилось в груди…

Конечно, Дипт-Шаим могла выразиться и чисто фигурально, не имея в виду ничего конкретного… Но что-то подсказывало Наан, что это не так, что настоятельница знакома с ее родословной. В первый и в последний раз услышала она тогда хотя бы косвенное упоминание о своих родителях, и эпизод этот ярко запомнился ей. Сотни раз прокручивала она душными ночами эту сцену в памяти, пытаясь вникнуть в ее тайный смысл, но единственное, к чему пришла в итоге, это к мысли, что ее родители имеют дурную репутацию.

Хотя… Что-то о её семье Дипт-Шаим говорила и Лабастьеру Первому, в день, когда император выбрал ее… Но Наан в тот момент была так взволнована, что теперь из намеков матери-настоятельницы не могла припомнить ни слова.

Ей пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы обуздать желание податься в бега немедленно. Утром следующего дня, после почти бессонной ночи, она придумала, как выведать что-либо о своих родственниках и сообщила Дипт-Реиль, что хочет посетить Храм Невест. Та была удивлена и даже недовольна:

— Поверь, ты найдешь там только зависть своих бывших подруг, и это омрачит твои воспоминания о прошлом, — сказала та, сервируя завтрак. (Невесты питались редко и более чем скромно, чтобы сохранить фигуры тонкими и стройными, здесь же Наан баловали лакомствами почти каждый день.) — К тому же, скоро ты в любом случае побываешь там, ведь обряд бракосочетания будет проходить именно в Храме.

Инстинктивно Наан чувствовала, что лучший способ лгать, не вызывая подозрений — говорить почти правду. Правду, но не всю. Чуть-чуть не договаривать. И она продолжала настаивать:

— Дело вовсе не в подругах. Честно сказать, у меня их никогда и не было. Но мне очень хочется повидать мать-настоятельницу еще до этого знаменательного дня; она всегда была добра ко мне, и пока что у меня нет никого ближе нее…

Дипт-Реиль понимающе покивала головой, и выражение ее лица смягчилось:

— Я понимаю тебя, милая. Когда-то и я почитала и любила свою настоятельницу, как самое близкое мне существо. Но эту проблему значительно легче решить по-другому. Я передам твое желание Лабастьеру, и твою старшую подругу доставят сюда.

— Но мне хотелось бы увидеть ее сегодня. (Наан было трудно представить, как она выдержит тут еще хотя бы несколько дней. А знания о семье приближали побег.)

— Сегодня? — Дипт-Реиль остановилась и испытующе посмотрела на нее. — Что ж, возможно, так и случится. Но не будь, однако, капризной…

Позавтракав с Наан и поболтав о маловажных предметах, Дипт-Реиль покинула ее. Но примерно через час она вновь появилась в опочивальне и выглядела теперь слегка раздосадованной:

— Что-то не припомню я, чтобы император был раньше так внимателен к чьим-нибудь прихотям, — бросила она.

Наан насторожилась:

— Что тебя рассердило, любезная Дипт-Реиль?

— Ради меня и моих капризов Лабастьер Первый никогда не оставил бы дела. Да я никогда и не позволяла себе подобного… Только что он лично отправился за твоей настоятельницей в Храм.

Наан тронула руку Дипт-Реиль:

— Не сердись, — она действительно испытывала некоторое смущение. — Я ведь не просила его об этом… И зачем ему было лететь самому?

— Вот и я сказала ему то же самое. Но он ответил, что доставить мать-настоятельницу на антиграве будет значительно быстрее, чем заставлять ее лететь сюда самостоятельно.

— Но ведь это так.

— Так-то оно так. Но антигравы есть не только у императора. И все-таки он пожелал сделать это сам.

«В этом он весь, — Подумала Наан. — Сам решил, что является для меня благом и, не жалея сил, добивается этого… Только вот моего мнения почему-то не спрашивает…»

Но Дипт-Реиль вряд ли понравились бы подобные рассуждения. Скорее всего, ей нужны слезные оправдания. Наан безуспешно пыталась придумать их, но та сама прекратила разговор умиротворяющим тоном:

— Впрочем, не нам судить о смыле поступков Внука Бога.

Наан целый день промаялась в ожидании, прикидывая, как поделикатнее выведать у матери-настоятельницы информацию о своей семье.

…Чего никак нельзя было заметить в лице Дипт-Шаим, когда та появилась в опочивальне бывшей воспитанницы, так это огромной и искренней радости от встречи с ней. Еще бы, ведь ее, как подозревала Наан, доставили сюда, даже не спросив, желает ли она того…

Лабастьер Первый продолжал усиленно изображать благородство: исполнив каприз невесты, сам он ей на глаза не показался, то ли чтобы не выслушивать слов благодарности, то ли, ожидая, когда та позовет его сама.

Наан же решила играть роль до конца. Во всяком случае, пока в одной с ними комнате находится и Дипт-Реиль, празднично нарядившаяся по случаю прибытия гостьи. Ее белые шальвары и блуза были разукрашены флюоресцирующими изображениями разноцветных пауков-солнц из фольклора ураний, и этот наряд резко контрастировал со сдержанными цветами культовой формы настоятельницы.

Лицемерно улыбаясь, Наан шагнула к Дипт-Шаим и, испустив возглас восторга, почтительно сложила крылья, развела руки и склонила голову.

Та не посмела прямо высказать свое неудовольствие, пусть и бывшей своей подопечной, но ныне — бабочке, которая со дня на день должна была стать женой императора, и замерла в ответном приветственном поклоне. (На это почтение и рассчитывала Наан в предстоящем разговоре.)

Выдержав положенную паузу, Наан затараторила:

— О мать-настоятельница! Я так счастлива нашей встрече! Мне так много нужно сказать тебе и так много узнать!.. Как идут дела в Храме? Не обижены ли на меня остальные Невесты за выбор Внука Бога? Как идет подготовка к торжеству бракосочетания?..

Настоятельница, покосившись на Дипт-Реиль, промямлила:

— Все идет согласно установлению…

Дипт-Реиль наблюдала за этой неказистой беседой с умилением, но тень подозрительности все же не покидала ее лицо. Внезапно она встрепенулась:

— Я принесу вам лакомства!

Стоило ей скрыться за перепонкой, как сгоравшая от нетерпения Наан сбросила маску:

— Кто мои родители? — выпалила она, напрочь забыв о своем намерении быть деликатной и осторожной. И тут же сообразила, что совершает роковую ошибку. Теперь, если она действительно сбежит отсюда, первой допросу подвергнется именно мать-настоятельница, и уж она, конечно же, сразу припомнит этот вопрос.

— Зачем тебе это знать? — продолжая улыбаться, вопросом на вопрос ответила Дипт-Шаим, и в голосе ее прозвенела сталь.

— Простое любопытство, — соврала Наан, чувствуя закипающую злость.

— Не похоже… — протянула настоятельница. — Но если это так, то ради бесцельной прихоти я не собираюсь поступаться святыми установлениями Храма.

— Ты смеешь перечить мне? — нахмурилась Наан. — Ты забыла, кем я скоро стану? То, что является прихотью жены Внука Бога, для прочих является законом!