Хранители времени - Янина Жураковская

Я ещё раз оглянулась. Улица была пуста, ветер стих, последние клочья колдовского тумана растворялись в воздухе. Собаки молчали, словно кирпичом пришибленные, луна недобро улыбалась, кутаясь в тёмно-фиолетовые облака, как королева в соболью накидку. Звезда по-прежнему молчала, но мне вдруг стало не по себе. Странное чувство — как репейная колючка, маленькое, а не отбросишь. Внутренний голос прекратил ныть и стал настойчиво советовать пойти поискать друга-оборотня или вернуться в корчму, а когда из-за угла послышались шаркающие шаги, панических ноток в нём заметно прибавилось.

Не желая идти на поводу у законченного маньяка и, по совместительству, плода моего собственного воображения, я сделала несколько шагов вперёд… и луна, чья улыбка больше напоминала оскал, облила бледным призрачным светом тёмную расплывчатую фигуру.

Мурашки пробежали по спине в два ряда. Я застыла на месте, точно заяц при виде гремучей змеи, пальцы судорожно стиснули кочергу. Звезда потеплела и задрожала… а в следующий миг я увидела, что прямо ко мне, опираясь на узловатую палку, шустро ковыляет костлявая сгорбленная старушенция. Желтоватое лицо всё в складочках и морщинах, глазки маленькие, тёмные, как провалы в бездну, нос на орлиный клюв похож, из подбородка три волосины торчат. Из-под засаленного платочка выбиваются длинные седые лохмы, платье неописуемого цвета пестреет заплатами, а поверх накинута изъеденная молью безрукавка. Баба Яга собственной персоной, куда там старичку Милляру.

Мысленно обозвав себя трусливой паникёршей, а внутреннему голосу в довольно грубых выражениях посоветовав заткнуться, я шаркнула ногой и закашлялась.

— Это хто тут? Хто тут есть живой? — завертела головой бабулька и угрожающе приподняла клюку. Я выступила из тени, неумело пряча кочергу за спиной, и изобразила на лице некое подобие улыбки. «Мадам, да вас плющит не по-детски! — ехидно заметил разобиженный внутренний. — Может, настоечки накапать? Противосудорожной?»

— Здравствуйте, бабушка («Заткнись, мурло пучеглазое! Заколебал!»). Что же вы ходите одна так поздно? («Достал меня до печёнок! Мантикорова задница!»)

«Вау! Мы делаем заметные успехи в лингвистике!»

— И тебе поздорову, дитятко, — затрясла головой бабулька. — Внученьку я свою навещала. Думала, всю ночь прождать придётся, ан нет, у молодёжи нонешней нервишки никуда не годятся. Чуть только завыло, застонало, она, сердешная, ноги и изъявила. Да рази ж впотьмах-то много набегаешь?.. А как затихло всё, я до дому и пошла. Что с меня, старой, взять? Кожа да кости, кто съесть восхочет, вмиг потравится. К следующей волне и поспею… — бабка зловредно усмехнулась.

— К следующей? Это не всё? — наивно спросила я.

Едкий как «царская водка» взгляд старушенции мог прожечь в камнях дыры, и я вдруг почувствовала себя не ведьмачкой и к тому Избранной Хранительницей, а лягушкой, которую вот-вот распотрошат.

— Это, милая, только начало было, — елейным голосом растолковала бабулька. — Вот поуспокоятся людишки, из-под лавок да из подполов повылезут, продолжение и последует. Повеселятся бесенята, попируют, силушки потянут… А ты сама почто ходишь? Почему дома не сидишь? Братишек-сестрёнок не утешаешь?

— Ну, я… гуляю… — я попыталась изобразить расходящееся косоглазие, но, судя по смешку внутреннего, вышло не очень.

— С-саламандрова селезёнка! — изумленно выдохнула бабулька, едва не роняя клюку, тёмные глаза по-совиному округлились. — Ведьмачка! Тролля мне в печень, настоящая ведьмачка! Так это тебя снарядили бесенят ловить? Ай да, Лукашка!

— Ну… — промямлила я, почему-то чувствуя себя усталой и опустошенной. Биение крови эхом отдавалось в ушах, виски ломило.

— Я-то, дура старая, гадаю, с каких пор Среброрукие иллюзионным чарам выучились, а никакой иллюзии и в помине нет! — Продолжая разглядывать меня как диковинную зверюшку, бабка потеребила седую прядь, спадавшую на лоб. — Не думала я, что доведётся так вот свидеться, ведьмак, он же ведьмином и ведьмарём именуемый, «Некоторые черномагические практики. Трансмутации», страница двести семьдесят пять… — она засопела, словно принюхиваясь к чему-то. — Даже жаль, молодая ещё, жить бы да жить… но ежли есть ученица, значит, и учителя имеются. Так?

За пазухой что-то дрогнуло и затрепетало, как пойманный воробей, я, не глядя, прижала это «что-то» ладонью, и замедленно кивнула бабульке.

— Милая, а проводи-ка меня до дому? — заискивающе улыбнулась та. — Бесенятки ещё полчаса молчать будут, и делать тебе всё равно нечего. Проводишь, а потом лови их, сколько душеньке угодно. Уважь старушку!

— Вообще-то я не… — Умиротворение накатило мощной океанской волной, затопило всё вокруг, и возражения утонули в нём как тазик с цементом. Без малейшего шанса всплыть. — Ладно. Как скажете. Провожу. Куда идти?

— За мной иди, — хихикнула бабка и заковыляла вниз по улице. Её клюка еле заметно светилась. — Покажу, тут недалеко совсем…

— С чего вы взяли, что я ученица? — спокойно спросила я, делая пару шагов.

— С того, милая, — охотно объяснила бабка, — что посвящённый ведьмак трижды подумает, прежде чем что-нибудь из чужих рук брать, даже если то руки ребёнка. А ты зелёная совсем, глупое, наивное дитятко…

После я так и не смогла понять, почему вместо того, чтобы пойти за «бабулькой», я отступила назад, и каким образом у меня в руке оказался метательный нож. Не целясь, я метнула его. Тонкий стальной клинок почти полностью вошёл старухе в затылок. Она рухнула лицом в землю, секунду не шевелилась, а потом нечеловечески плавным движением — казалось, кто-то поднял её за шиворот — встала и развернулась ко мне. Контуры её тела заколебались и начали меняться. Бабка подросла на две головы и раздалась в плечах, исчезла клюка, заплатанное платье сменилось грязными лохмотьями рубахи, длинные спутанные волосы упали на синюшное безносое лицо, как раскалённые угли засветились жадные глаза. «Оно» потрясло головой, словно отгоняя муху, и нож упал на землю.

«Колдун, — постановила я, аккуратно высвобождая секиру из ременной петли. Страха не было вовсе. Только непоколебимое спокойствие, как под общей анестезией. — Мёртвый колдун. Сильный, злой, мёртвый колдун».

— Кошка драная… — выцедило существо, облизывая губы длинным красным языком и медленно приближаясь ко мне. Голос его был низким, рокочущим, совсем не похожим на дребезжащее сопрано бабки. — Додумалась-таки? Знал же, что давить надо. Давить сразу!

«Следы некромантии отсутствуют, похоже, имеет место самопроизвольное поднятие, — спокойно, как на практикуме в анатомичке, заключила я. — Самостоятельная разумная единица нежити, класс А, третий… — Звезда с удвоенной силой задергала шнурок, — нет, третий, я уверена, третий уровень опасности. Глум? Носферат? Бруколак? Закалённая сталь, серебро, титан… рекомендовано отделение головы от туловища, либо колющий удар в область сердца орешником или осиной…»