Роза и лилия - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жертва умирает от бешенства в невыразимых мучениях.
— Коннетабль лично допросил эту даму, — продолжил король медленным и спокойным голосом. — Она собиралась подлить мне этот яд на другой день после вашего прихода. Она назвала несколько имен, в том числе и того человека, которого вы только что видели. Тут, конечно, все они поняли, что заговор раскрыт, и отправили людей, чтобы вам отомстить.
Жанна слушала с возрастающей тревогой. Значит, ее бы похитили. Били. Пытали. А может быть, и предали смерти.
— Мы схватили всех. Ту даму я отправил в обитель, где она будет под хорошим присмотром. Пятеро, которые уговорили ее оборвать мою жизнь, в лучшем случае кончат на виселице. Но мы схватили только исполнителей. Вам все понятно? Вы видите, как важно то, что вы вчера посетили меня?
— Но вдохновители, сир? Вдохновители?
Король посмотрел на нее еще печальнее обычного. Потом улыбнулся:
— Разве Бартелеми не говорил вам? Это мои сыновья. Если бы я этого давно не знал, хватило бы признания того самого человека, что приходил к вам.
Жанна так вздрогнула, что король не мог не заметить ее состояния.
Она закрыла лицо ладонями и зарыдала:
— Это слишком ужасно!
Коннетабль, который прежде, казалось, ничего не замечал от ярости, приблизился и положил руку ей на плечо.
— Сударыня, — сказал он, — постарайтесь успокоиться. Подумайте о том, что вы спасли жизнь вашего короля.
Жанна подняла лицо с покрасневшими глазами. Ей хотелось спросить: а что будет со мной, когда его не станет?
Карл VII выказал редкостную благосклонность: он сам проводил Жанну до двери. Лица стражников вытянулись от изумления.
— Да хранит вас Господь, — сказал король.
Жанна склонилась к его руке.
На другой день один из придворных принес Жанне высочайше утвержденную грамоту, из которой следовало, что арендное соглашение по дому на улице Бюшри отменяется, ибо его величество дарует право полной собственности на дом Жанне де Бовуа и ее наследникам.
Соседи судачили о неудавшемся похищении еще не один день. Торговля Жанны процветала.
Как удалось Гийоме так вовремя появиться? Гийоме сам рассказал об этом с пылом юнца, увенчанного лаврами победителя. Он как раз закреплял наружные ставни, когда из переулка быстрым шагом вышли двое и устремились за Жанной. Гийоме не спускал с них глаз и догадался, что дело нечисто. Не имея никакого оружия, из которого он смог бы поразить негодяев на расстоянии, он воспользовался шестом с крючком, при помощи которого они подвешивали к балкам гроздья чеснока и лука. Как выяснилось, чтобы сломать берцовую кость, ничего лучше и не придумаешь.
Вышло так, что в тот же момент на улице с метлой в руках появилась портниха, забывшая сообщить клиентке, что на другой день ждет образцы новых тканей. Увидев, что на Жанну набрасывают мешок, она перво-наперво вонзила в ближайшего к ней бандита булавку, которой крепятся волосы. Это не совсем обычное оружие сработало на славу, судя по реакции негодяя, получившего укол пониже спины. Парень отпустил Жанну и схватился за поясницу, а портниха принялась развивать успех, обрушивая на его голову удары ручкой метлы.
Пока Жанна была во дворце Турнель, явились стражники из резиденции прево, чтобы забрать преступников. Следом пришли королевские стрелки и предъявили на них свои права. Нападавшие вместе со своими сообщниками окончат дни на Гревской площади, а может, у позорного столба на главном рынке города, у Трагуарского креста или одной из многочисленных парижских виселиц: у собора Парижской Богоматери, Пор-Сен-Ландри, Сен-Жермен-де-Пре, ворот Бодуайе или на Монфоконе. Прево не любил шутить с теми, кто похищал людей. Но двум принцам, Людовику и Карлу, ясное дело, ничего подобного не грозило.
Воспоминание о виселице у Сен-Жермен-де-Пре заставило Жанну вздрогнуть. Когда отец Мартино в свой черед пришел на улицу Галанд разузнать о происшедшем, Жанна почти перестала владеть собой.
— Я возвращаюсь в Нормандию! — заявила она. — Париж — это город подлецов и убийц!
Отец Мартино сохранял спокойствие.
— Ваших родителей, Жанна, — сказал он, — убили как раз в Нормандии. Вы попадете из огня в полымя. Успокойтесь, и вы забудете думать об этом.
Жанна не смогла сдержать слез:
— Выходит, везде заправляют убийцы!
Отец Мартино не знал подоплеки событий; Жанна как могла связно все ему рассказала.
— На земле все имеет свою цену, Жанна, — произнес священник. — За красоту надо платить, ибо ее норовят купить уроды. Если купить не удается, они стараются ее уничтожить.
Успех и богатство порождают льстецов и завистников. Вторые, возможно, даже лучше первых, ибо их проще вывести на чистую воду. Вы платите за вашу привлекательность и случай, который приблизил вас к власть имущим. Быть вхожей ко двору — все равно что танцевать на раскаленных углях. Выгода от скромности и сдержанности вовсе не только нравственная, но и весьма осязаемая. Быть незаметным намного спокойней, чем изумлять мир своей удачливостью.
— Значит ли это, что я должна уйти в монастырь? — недовольно спросила Жанна.
Отец Мартино улыбнулся:
— Не думаю, что у вас есть к этому призвание, Жанна. Кроме того, вы обязаны вырастить сына.
Жанне было нечего возразить.
— Что же тогда? Как мне жить в этом городе, где на каждом шагу ловушка?
— Жанна, в человеке борются ангел и зверь. Не надевайте личину ангела. Не вы ли рассказывали мне о том, как на пути в Боте-сюр-Марн вонзили нож в глаз налетчика?
— Я защищалась… — попыталась возразить Жанна.
— Как зверь!!
Жанна растерялась.
— Обуздывайте животное начало в самой себе и опасайтесь его в других. Учитесь не поддаваться соблазну жалости. Вы не сможете сделать из вашего сына мужчину, если внушите ему, что он маленький ангелочек.
Помолчав, священник продолжил:
— Вы оказали королю огромную услугу. Вы действовали, словно на поле битвы. Так не ведите себя как солдат, который жалуется, что война — жестокая штука.
С этими словами он удалился. Ветер пошевелил листок на столе. Стихи Франсуа.
Любовь, это что — тоже война?
До самой ночи Жанна просидела в раздумье у могилы Бартелеми.
Вдруг из туевой рощицы на краю кладбища послышались сдавленные крики. Жанна обернулась и увидела две задранные ноги. Ритм криков, постепенно переходивших в стоны, все объяснил. Девушка, должно быть, примостилась на одной из нижних веток. Для шестнадцатилетней вдовы это было, вряд ли уместным напоминанием о жизни.
Наконец девушка издала долгий вопль.