Горячее селение Амбинанитело - Аркадий Фидлер

— Ладно!

— Еще одно, к вашему сведению, — шепчет Рамасо. — В отношении Марово не беспокойтесь.

— Как это понимать?

— Он предупрежден: если скажет хоть одно слово, распрощается с жизнью.

— А не придаете ли вы ему слишком большое значение? Ведь он страшный тупица!

— Тупица не тупица, а навредить может.

В конце разговора с учителем в дверях появились возбужденные Бецихахина и Веломоди, подают какие-то веселые знаки. Мальчик поднимает руки в уровень с лицом, держит их на определенном друг от друга расстоянии, хочет показать что-то большое, больше, чем кокосовый орех. Меня раздражают их смешки. Сейчас не время для веселых развлечений.

Когда Рамасо ушел, Бецихахина подбегает ко мне, снова поднимает маленькие ручонки и хвастливо говорит:

— Вот такой!

— Что — такой? — гаркнул я, рассердившись не на шутку.

— Поди, вазаха, посмотри! — просит он и тянет меня за рукав.

Я резко, почти грубо вырываюсь из его рук и кричу:

— Оставь меня в покое! Некогда сейчас!

Слишком резкий голос, слишком резкое движение! У обоих мгновенно исчезла улыбка. Бецихахина мрачно опустил голову, Веломоди грустно поникла.

Я зол на себя и беру себя в руки. Как я мог поступить так нехорошо с преданными существами! Хочу исправить ошибку.

— Пойдем, покажешь мне! — говорю извиняющимся тоном.

Они ведут меня на веранду. Догадываюсь, что речь идет о бабочке, которая сегодня утром вылупилась из куколки. Бабочка действительно превратилась в великолепный, громадный, яркий экземпляр. Я смотрю на нее ослепленный: здесь совсем другой мир, он не похож на тот, в котором молокосос-офицер — хозяин жизни и в котором убивают скромного певца легенд и даже после смерти мстят ему, сжигая его дом.

Какая красота! С восхищением смотрю на бабочку.

В приливе чувств целую Бецихахину в коричневую щечку и обнимаю Веломоди: мы счастливы.

— А теперь оставьте меня! — говорю, просияв, и тороплюсь вернуться к своим обязанностям. — А ты, Веломоди, помоги мне!

Велю повару немедленно накрывать на стол. В это время приходит староста Раяона и сообщает, что подпоручик благодарит за приглашение и вскоре прибудет. Потом шеф кантона торжественным полушепотом спрашивает:

— Помните, вазаха, тот день, когда мы разговаривали у вас на политические темы?

— Мы не раз говорили об этом.

— Правильно. Но я имею в виду беседу, когда был врач Ранакомбе и учитель Рамасо провозглашал свой план будущего строя на Мадагаскаре?

— А, тогда!

— Вы припоминаете?

Раяона впивается в меня горящим взглядом и, видно, безумно хочет, чтобы я вспомнил подробности.

— Вы помните, как Рамасо говорил о разрушении существующего строя и передаче власти в руки крестьян? Как враждебно высказался о так называемой мальгашской буржуазии? Как выкладывал свои революционные, большевистские взгляды?

— Вы к чему клоните, Раяона?

— Но ведь вы не опровергаете того, что он действительно так говорил?

— К чему вы клоните?! — повторяю.

— Я хочу вас представить властям как свидетеля, который слышал, что Рамасо говорил все это.

— Ра-я-о-на!!! — прошипел я возмущенно. — Вы что, сошли с ума?

Повар Марово вносит тарелки. Раяона подает мне знаки, что при нем не хочет говорить. Когда мы снова остались одни, шеф кантона продолжает не то с покорной, не то с хитрой улыбкой:

— Не удивляйтесь, вазаха! Своя шкура ближе всего, а здесь дело касается шкуры.

— Слишком сгущаете краски!

— Нет! Ваш повар — доносчик, это все знают. Он вынюхивает и сообщает или хочет сообщить шефу дистрикта все, что услышит. Для собственной безопасности я должен заявить властям о большевистских взглядах учителя.

— А почему вы говорите мне все это?

— Как почему? Вы, вазаха, должны сыграть здесь важную роль. Я прошу, когда вас вызовут власти, повторить им всю правду о том, что говорил тогда Рамасо.

Меня точно обухом по голове ударило. На секунду от возмущения у меня отнялся голос. Я окинул старосту кипящим от ярости взглядом.

— Всю правду, ни больше ни меньше? — медленно цежу каждое слово.

— Да, да, вазаха!

— А вы не помните, какое впечатление создалось у Ранакомбе от болтовни учителя? «Утопия»! Так ведь он сказал?

— Верно, верно!

— Он назвал это утопией. Но то, что я во время этой беседы услышал от вас и из уст Ранакомбе, отнюдь не было утопией, наоборот, вы высказали вполне реальный план, как из Мадагаскара, окажем прямо, выгнать французов.

Раяона изумленно качает головой и хочет возразить. Я не даю ему заговорить.

— Не искажайте факты! Это было так! Вы хотите, чтобы я сказал правду властям? Хорошо, я расскажу, но только всю правду, и тогда неизвестно, кому будет хуже: вам или Рамасо. Вы хотите потопить учителя, чтобы выгородить себя. Не выйдет, я не допущу такой несправедливости…

Я так взволнован и говорю так убедительно, что Раяона заколебался. Он живо представил грозящую ему опасность: попасть в яму, которую он приготовил для другого. Заметив его колебания, я хочу окончательно покончить с этим вопросом.

— Послушайте, Раяона, я считаю вас в глубине души порядочным человеком и не желаю никому бед, в том числе и вам. Сделаем так: вычеркнем тот разговор совершенно из памяти, просто его не было, но и сегодняшнего разговора тоже не было. Хорошо?

Раяона неуверенно посматривает в сторону выхода, где находится кухня.

— Но Марово… Он расскажет и предаст нас.

— Не беспокойтесь! Если не донес до сих пор, теперь уже наверняка не донесет.

Раяона кивком головы соглашается и протягивает руку.

Во дворе послышались приближающиеся шаги и обрывки разговора. Входит подпоручик и учитель Рамасо. Вслед за ними появляется Богдан.

— Вот и я! — оживленно восклицает подпоручик и, желая, видимо, загладить впечатление от первой встречи, шутливо добавляет: — Меня два раза звать не приходится!

— Совершенно верно, — подлаживаюсь под его тон. — Ведь я послал за вами культурного человека. В этом вся разница!

— Да, — соглашается офицер, — капрал Али учтивостью не отличается.

— Я думал о том, нужен ли вам, то есть армии и администрации колонии, такой тип. Он, наверно, приносит больше вреда, чем пользы.

— Нужен! А иногда просто необходим! Нам очень часто требуется тяжелая рука! Ведь мы в колонии!

Делаю жест, точно хочу что-то отогнать от себя.

— Не будем касаться таких тем! Лучше примем что-нибудь для успокоения души.

Вид двух бутылок на столе вызывает громкое восхищение подпоручика.

— О, перно! — восклицает. — Обожаю перно!

Разливаю напиток в стаканчики и разбавляю водой. Офицер с удовольствием следит, как прозрачная жидкость становится молочно-белой. Поднимаем стаканы.