Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко

Манефа Семеновна не ждала Сергея и, увидев его, даже растерялась.

— Здравствуйте! — нарочито бодро и уверенно поздоровался Сергей.

— Сережка?! Да господи-батюшка… Вот уж не думала. Ну, чего же ты стоишь у порога? Проходи, чай, домой приехал… — Манефа Семеновна засуетилась, забегала по избе.

Скандал не начинался. Или отодвигался.

— Совсем приехал? — спросила Манефа Семеновна, кивком головы указав на Сережкин узел с пожитками.

— На отдых. Все косари приехали. Потом будем хлеб убирать.

— А-а-а! — неопределенно протянула Манефа Семеновна. — И ты тоже?

— А как же! Обязательно.

Сергей почувствовал, что на душе у него стало легче. Главное было сделано, начало для серьезного разговора положено. Но Манефа Семеновна уклонилась от него.

— Хорошо, что в субботу приехал, — миролюбиво, даже с оттенком радушия сказала она. — Я баньку истопила.

— Вот здорово! — обрадовался Сергей.

— Сейчас белье соберу. А ты присядь пока с дороги. Там Степан Силыч моется. Он уже давно ушел, вот-вот придет.

Так вот, значит, из-за кого Манефа Семеновна топила баню! Из-за Силыча…

Старуха забегала из одной комнаты в другую.

Сергей присел на лавку. На столе он увидел большую тетрадь в коричневом ледериновом переплете. Откуда она взялась, эта тетрадь? Раньше у них такой не было. Приятная догадка обрадовала Сергея: должно быть, Манефа Семеновна для него где-нибудь купила… А что? Вполне возможно. Сергей раскрыл тетрадь… Нет, она была уже далеко не новая, около половины листов повырвано. Бумага какая хорошая, белая-белая, с чуть заметной зеленой окантовкой. Он когда-то уже видел такую. Но где? Так это же… Ну да! На такой же бумаге было написано «божье письмо»!.. Он перевернул страничку — на ней знакомый текст «божьего письма», на второй то же… Сергей захлопнул тетрадь. Вошла Манефа Семеновна.

— Баб Манефа, это чья такая тетрадь? — простодушным тоном спросил Сергей.

Манефа Семеновна даже вздрогнула.

— Где? А-а-а! Силыча.

Сергей протянул к тетрадке руку, но Манефа Семеновна опередила его.

Сергей был не в состоянии сдержать того чувства неприязни и ненависти к Силычу, которое сейчас охватило его всего и, казалось, распирает грудь.

— А вы знаете, баб Манефа, что там написано?

— Что бы там ни написано, дело не наше, а хозяина. — Она подала ему узелок. — На-ка бельишко да иди с богом. Пока подойдешь, он, гляди, и выйдет.

Сергей взял узелок.

— Я пойду в поселковую баню.

— Это с какой же радости? — изумилась Манефа Семеновна.

— А с такой, что не хочу мыться после Силыча.

— Да ты что говоришь?! Матерь-дева пречистая… Как у тебя только язык поворачивается… Что тебе плохого этот человек сделал?

Сергей вдруг рассвирепел:

— Пропади он пропадом… И не человек он вовсе, а враг! Натуральный враг. Я знаю, что там написано, в тетради, — «божьи письма»! Чтоб работать бросали…

— Сережа, да ты опомнись!..

— Люди жилы рвут на работе, чтоб помочь фронту, а он… Это, баб Манефа, так ему не пройдет. Сами увидите…

Сергей выскочил во двор, позвал Шарика и двинулся не на огород, а за ворота.

Манефа Семеновна стояла среди комнаты, сжав в руках свернутую в трубочку коричневую тетрадь.

Вошел благодушный, разомлевший после пара Силыч.

— Ну, Манефа Семеновна, поблаженствовал я. Словно в раю побывал.

Но на старуху эти слова не произвели никакого впечатления.

— Беда, Степан Силыч… Ой, беда… Сергей вернулся.

Она торопливо рассказала о только что состоявшемся разговоре. Силыч помрачнел.

— И все из-за этой тетрадки, — сокрушалась старуха.

— А ты убрать не могла… Значит, грозит?

— Грозит…

Силыч хмуро глядел в пол.

— Ну что ж, суши сухари, Манефа Семеновна, дорога нам уготована дальняя, — сказал он не то всерьез, не то шутя.

— Какая дорога? — не поняла Манефа Семеновна.

— Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время — особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.

— Ну, а я при чем?

— При всем. Скажут — одна вина. Да не только мы — других запутают.

Старуха взялась за голову, запричитала.

— Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, — сипел Степан Силыч. — Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу…

Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.

— Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.

Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.

Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать. От него ждали ответа, но он молчал, словно потерял дар речи. Затем сорвался со своего места к заметался по горнице.

Силыч и Манефа Семеновна впервые видели его таким растерянным.

— Может, сбежать? — прохрипел Силыч.

Старец шагнул к нему.

— Куда? Бежать некуда! Все дороги закрыты! И под землей не скроешься.

Он снова зашагал по горнице, но уже немного спокойнее. Наконец сел.

— Что же вы наделали?!

— Прости, Никон Сергеевич! — взмолилась почти не перестававшая плакать Манефа Семеновна.

— Не во мне дело, не я должен такое прощать. Вы всё дело наше сгубили, предали на распятие Понтию Пилату все стадо Христово, отдали волкам на растерзание… И нету за это прощения и не будет!

Растерянности в нем не осталось и следа. Он весь кипел от негодования и ярости, и казалось, сам готов был растерзать провинившихся.

— Глотку ему надо заткнуть. Убеди его, сестра Манефа.

— Переменился он. Слово мое не доходит. Все вижу, — вытирая слезы, горестно сказала Манефа Семеновна. — Сама виновата, упустила я его. Ох, упустила.

— Думаешь, за это с тебя не спросится? Сторицею будет взыскано! В Евангелии что сказано? Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, — снова напустился старец, но уже только на Манефу Семеновну.

— Не надо было эти листики писать…

— Не греши! — прервал старуху Никон. — Господь сказал — не мир я принес, но меч. И мы, мы его взяли. Против кого? Против врагов господних.

Никон помолчал.

— Сережка-то не больной из бригады вернулся? — спросил он, пытливо глядя на Манефу Семеновну.

— Нет, здоров.

— Может, не заметила, сестра Манефа? Слух такой идет — животами люди страдают по бригадам. Понос и рвота кровавая, — не отрывая от нее взгляда, проговорил Никон.

Манефа Семеновна не понимала, к чему он клонит.

— Вроде как с ним никакой болезни…

— А я говорю — болен… — хмуро бросил старец. Он наклонился к самому уху Манефы Семеновны и что-то тихонько зашептал. Она ахнула и часто закрестилась. — У Силыча есть снадобье, он выручит.

Старуха прижала руки к груди:

— А не дай бог с ним что случится…

— Христос себя не пожалел, на крест взошел… — сурово промолвил Никон.

— Ничего страшного не последует, — зашептал Силыч, — переболеет недельку, ну, другую… А за это время можно ему в голову все вбить, что пожелается.

— Ой, не могу, лучше мне самой помереть…

— Иуда предал Христа за тридцать сребреников. — Никон поднялся и указал Манефе Семеновне на дверь. — Иди, сестра Манефа, может, и тебе дадут.

— Никон Сергеевич, — вскрикнула в отчаянии старуха, — зачем же так…

Силыч извлек из кармана уже знакомую нам синеватую тряпицу и отдал ее Манефе Семеновне.

— В борщик… Вот как придет… Тут же… — просипел он.

— Идите. Время дорого, — стал торопить гостей Никон. — Последи, сестра Манефа, чтоб куда-нибудь не пошел. Ступайте. Я помолюсь за вас. Господь милосердный даст — все обойдется.

…Вернувшись из бани, Сергей плотно пообедал и собрался идти к Павлу Ивановичу, чтобы рассказать все о Силыче. Но сразу же после обеда он почувствовал себя нехорошо: стало мутить, затем появились рези в животе, а немного погодя открылась рвота.

Манефа Семеновна металась из угла в угол, предлагала Сергею то воды, то квасу, но он ни на что не мог смотреть, ему становилось все хуже и хуже.

Старуха проклинала себя за то, что послушалась Силыча, бросалась на колени и начинала молиться, но, услышав стоны Сергея, кидалась к нему, затем, выбежав из комнаты, царапала себе лицо и рвала волосы…

Если бы не заехали к Сергею Павел Иванович и Григорий Лысенко, эта повесть имела бы другой конец. Но они заехали. Бывает же в жизни так, что хорошие люди поспевают вовремя.

Через несколько минут Сергей был в больнице.

Кто-то из ребят видел, как Павел Иванович и Григорий Лысенко везли Сергея, и сказал об этом Тане. Она тут же помчалась в больницу. Врач не смогла выйти, а санитарка сказала, что Сергею очень плохо, у него отравление, а чем — пока неизвестно, анализ получат только к утру. Наверное, что-нибудь съел.