Плевать на все с гигантской секвойи - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тебя одну не отпущу, а то еще кого-нибудь прибьешь!
– Если мне та падла еще попадется, я ее опять прибью! Только уже по-тихому. Подойду сзади и дам кирпичом по башке… Ты Мишку с кем оставила?
– Одного!
– Живо езжай домой и сделай как я сказала!
Спорить с Алюшей было бесполезно. Она никогда не упрямилась по пустякам, но если уж стояла на своем, то сбить ее нельзя было никакими силами.
– Сильна старуха! – восхищенно помотала головой Люда.
– Если б ты знала, как я тебе благодарна!
– Есть о чем разговаривать!
– Но я так растерялась… И вообще, все это ужасно!
– Марик, прекрати. Твоей обидчице здорово досталось, радуйся.
– А если она не успокоится? Она же оставила заявление…
– Ты мою адвокатшу видела? Или, по-твоему, нашим ментам совсем уж делать нечего, только старуху преследовать?
– Но ведь есть заявление!
– Нет, Марик, ты все-таки непроходимая дура!
Она найдет, кому дать взятку, и дело с концом.
– Господи, Людка, ты просто чудо, с тобой я успокаиваюсь и понимаю, что все не так плохо…
– Марик, вбей в свою глупую голову, что у тебя-то как раз все хорошо.
Они вошли в квартиру. Мишка спал под воинственные вопли Джеки Чана. Марина выключила телевизор, поцеловала сына, погасила свет.
– Людка, я так проголодалась!
– Честно сказать, я тоже. Продолжим? Только приготовь старушке все, что она просила.
– Да-да, конечно!
– Ну так что дальше было там, в Швейцарии?
– Много всякого, и плохого и хорошего.
– А детей почему не было? Твоему парню лет десять, не больше? Это швейцарца сын?
– Нет, я встретила другого человека, влюбилась, забеременела, вернулась в Россию, родила, а он вскоре погиб, разбился на машине…
Люда деликатно промолчала, а потом не выдержала:
– Марик, а ведь ты что-то врешь!
– Вру? – вспыхнула Марина.
– Определенно врешь. Эта часть твоего рассказа звучит как: «Упал, потерял сознание, очнулся – гипс!»
Но я не стану лезть к тебе в душу Захочешь – скажешь.
– Люда, а что ты хотела сказать, когда позвонили из милиции?
– Не помню уж.
– Ты говорила, что поняла, почему я все время трясусь от страха.
– А, да… Эта твоя Нора, будь она неладна, тебе всякие кретинские проклятия выкрикивала, так?
– Так.
– А у тебя в тот момент наступил перелом в жизни, ты встретила свою любовь, тут все чувства так обостряются, что иной раз спятить можно. Ты и спятила! Восприняла эти выкрики гнусной бабы всерьез, причем на уровне подкорки… А так нельзя, Марик!
Ты же в общем нормальная баба! Свою подкорку надо защищать от всяких идиотских воплей. Мало ли кто что кричит! У нас в районе есть одна сумасшедшая, так она, когда меня видит, начинает кричать:
«Убийца! Убийца с третьего этажа!»
– А ты на каком этаже живешь? – улыбнулась Марина.
– На шестом! Она сумасшедшая, но, между прочим, это неприятно, когда заходишь купить колбасы, а в тебя тычут пальцем и орут, что ты убийца с третьего этажа, но я же не переезжаю на третий этаж и никого не убиваю…
– Людка, ты всегда была такая умная, а?
– Ну, наверное, какие-то задатки были… – засмеялась Люда. – Но жизненный опыт тоже помогает, особенно когда работаешь с людьми.
– Ты права, ты совершенно права! То есть просто фантастически права! Я действительно была напугана надвигающимися переменами в жизни, и ее идиотские проклятия упали на удобренную почву!
Господи, Людка, у меня как будто камень с души свалился!
– Вот и славненько! Давай за это выпьем!
– Знаешь что! Я сделаю тебе витрину даром, без всяких платьев. В подарок!
– Нет, Марик, дружба дружбой, но я не люблю быть обязанной, даже подруге. Поэтому сделаем как договорились! Слушай, а у тебя есть фотки твоего мужика?
– Миши? Есть, конечно! Показать? – обрадовалась Марина.
– Покажи!
Марина принесла альбом, где были фотографии, сделанные в Турции и на даче.
– Хорош, ничего не скажешь, хотя на мой вкус староват, я люблю посвежее…
В этот момент хлопнула входная дверь. Марина выскочила в прихожую:
– Алюша!
– Маря, не подходи! – И она босиком прошлепала в ванную. На ней был только старенький байковый халат явно на голое тело.
– Где твои вещи?
– Выкинула!
– Ты что, на лестнице догола разделась?
– Так никто не видал! Уйди, Маря! Кому говорю!
Марина вернулась на кухню.
– Слушай, Марик, а ведь твой сын здорово похож на этого мужика.
– Мне уже говорили, хотя я особого сходства не вижу, – засмеялась Марина. То ли от выпитого, то ли от разговора с Людой она ощущала какую-то странную легкость, почти счастье.
– А ты уверена, что прижила сына не от него?
– Конечно, уверена, что за глупости!
Они еще долго сидели, в кухню заглянула Алюша, как-то недовольно покачала головой, но присоединиться к ним отказалась.
– Поешь хоть, – сказала Марина.
– Не хочу! – мрачно отозвалась Алюша и ушла к себе.
Наконец Люда собралась домой. Вызвала такси и на прощание потребовала:
– Марик, теперь ты должна у меня побывать!
– Людка, ты еще не будешь знать, как от меня избавиться! Мне давно ни с кем не было так легко и хорошо.
– А что я говорила! Русским бабам психоаналитики не подходят. Подруга и рюмочка – лучший психоанализ, конечно, при условии, что подруга не стерва и не идиотка. Ну все, пока! С мужиком своим познакомишь?
– Обязательно!
– Может, у него какой-нибудь дружбан в запасе есть!
Люда ушла. Марина вернулась на кухню вымыть посуду Почти сразу за ней туда явилась Алюша. Не стала вырывать у нее из рук посуду, а мрачно села за стол.
– Ну? – сказала она требовательно.
– Что – ну? Это я должна сказать ну! Что за дела?
Зачем ты драку учинила? А если б она тебя убила или покалечила?
– Ха! Она – меня? Смеешься, что ли? Я ей как врезала по сопатке, она и снюнилась! Подружка! Теперь вот новую приваживаешь? Мало тебе? Да выпиваешь с ней! Это куда годится? Вона как, цельную бутылку выжрали!
– Что ты разворчалась? Значит, мне так надо было! И Людка – совсем другое дело, я ее сто лет знаю, со школы еще…
– В школе-то небось вы не выпивали! Ишь, дела какие – водку с бабами хлестать! Вот Мише твоему скажу!
– Слушай, ты что на меня нападаешь? Кого в милицию загребли, меня?
– Ой, Маря, ты бы видела… Я чуть со смеху не уссалась!
– Это от чего же? Оттого, что по сопатке врезала?
– Да нет, я такая злая была, врезала ей, а потом в волосенки вцепилась, а волосенки у меня в руках и остались! Парик у ней! Между прочим, она потому и озверела… Народ-то видал, что у ней на башке только пух-перо.
– Народ?
– Ага, она так визжала, что народ собрался, и, как на грех, мент мимо шел… Одно скажу – ни о чем не жалею, даже если меня потом в тюрьму упекут.