Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник] - Артур Дойл

После ужина полковник удалялся в свои комнаты и приглашал в гости всех желающих. Майор Эррингтон всегда принимал приглашение, и они с полковником пару часов играли в экарте. Остальные же составляли вист на четверых или просто курили и наблюдали за игрой. А посмотреть действительно было на что. Полковник слыл одним из лучших игроков, и оба они показывали высший класс, поскольку делали высокие ставки. Несмотря на грозившее ему банкротство, наш командир, разумеется, горел желанием поставить на карту все.

Но в поведении Эррингтона мы заметили что-то новое и необычное. В свое время он вообще отказывался играть на деньги. Теперь же он смело рисковал при первой же возможности, временами казалось даже, что он провоцирует оппонента повысить ставку. Играл он с видом человека, полностью поглощенного происходившим за карточным столом, поглощенного настолько, что он вольно или невольно совершал ошибки. Он очень сильно волновался и был словно сам не свой. Несколько раз он сыграл уж совсем из рук вон плохо. Но в целом ему продолжало везти, и он выигрывал. Нам было невыносимо больно видеть, как наш старик, только что перенесший тяжелый удар судьбы, беззаботно проигрывает деньги, в которых он так нуждается, самому богатому человеку в полку. Тем не менее майор оставался в наших глазах олицетворением чести, и если он так себя вел, значит, тому была какая-то очень веская причина.

Однако один из младших офицеров позволил себе усомниться в этом. Молодой, невысокого роста лейтенант Петеркин только что прибыл в полк, но уже успел проявить свой острый, проницательный ум, весьма причудливо сочетавшийся с практичностью и сметкой видавшего виды скакового жучка. Свою первую ставку он сделал в девять лет, в десять — победил в заезде, а в тринадцать стал владельцем скакуна-фаворита, так что к нам он попал столь же пресыщенным и вместе с тем сообразительным и практичным, как и остальные младшие офицеры. Он обладал смелостью, предприимчивостью и веселым характером, так что все мы хорошо с ним ладили, пока он не осмелился высказать первые робкие подозрения в адрес майора.

Произошло это однажды утром в бильярдной, где нас было шестеро — пятеро лейтенантов и капитан Остин. Они с Петеркином гоняли шары, а мы подбадривали их, устроившись по углам. Внезапно Остин с грохотом швырнул кий в угол стола.

— Вы жалкий лжец, Петеркин, — произнес он, не повышая голоса.

Это сразу нас заинтересовало, поскольку мы не слышали начала разговора. Оставив свои «посты», мы с интересом воззрились на них. Петеркин, как ни в чем не бывало, тщательно натирал мелом свой кий.

— Вы еще пожалеете о своих словах, капитан Остин, — невозмутимо ответил он.

— Неужели?

— Да, и вам придется извиниться передо мной.

— И вправду?

— Я прошу вас об одном — нынче вечером самому убедиться в том, о чем я вам рассказал. Завтра все мы соберемся здесь в это же время, и вы выскажете присутствующим здесь господам офицерам свое мнение.

— Они не имеют к этому никакого отношения.

— Прошу меня простить, капитан Остин, но они к этому имеют самое прямое отношение. Несколько минут назад в их присутствии вы нанесли мне оскорбление, и принести мне свои извинения за него вы должны также в их присутствии. Я расскажу им, в чем состоит суть дела, а затем…

— Ни единого слова! — гневно вскричал Остин. — Не смейте повторять эту чудовищную клевету!

— Как вам будет угодно, но в таком случае вам придется принять мои условия.

— Ну, хорошо, я так и сделаю. Вечером я лично прослежу за всеми движениями, и завтра мы встретимся вновь на этом самом месте. Однако осмелюсь предупредить вас, мой юный Петеркин, что когда я сделаю ваши беспочвенные обвинения достоянием гласности, вы и часа не останетесь в нашем полку!

Весь пылая яростью, Остин торжественно удалился из бильярдной, в то время как Петеркин лишь усмехнулся и начал отрабатывать косой удар, никак не отвечая на наши многочисленные вопросы касательно сути дела.

На следующий день в назначенный час мы все собрались в бильярдной. Петеркин не произнес ни слова, лишь в глазах его на мгновение промелькнул огонек, когда вошел Остин. На лице его царило донельзя удрученное выражение.

— Ну что ж, — произнес он упавшим голосом. — Если бы я не видел этого собственными глазами, я бы никогда в жизни не поверил, что это возможно. Петеркин, я приношу вам свои извинения. Вы оказались правы. Боже мой, подумать только, что офицер нашего полка мог столь низко пасть!

— Это позор, иначе не скажешь, — ответил Петеркин. — Я сам заметил это по чистой случайности.

— И хорошо, что так. Мы обязаны придать это широкой огласке.

— Если дело касается чести кого-либо из господ офицеров, лучше всего было бы сперва узнать мнение майора Эррингтона на этот счет, — предложил Хартридж.

Остин лишь горько рассмеялся.

— Теперь вам уже можно все рассказать, — начал он. — Довольно тайн. Как вам, должно быть, известно, майор Эррингтон играет с полковником в экарте по высоким ставкам. Два вечера подряд он был замечен в том, что прячет карты, дабы усилить свою позицию после каждой сдачи. Свидетелями этому стали сначала Петеркин, а затем я. Да-да, можете возражать что угодно, но я со всей ответственностью заявляю, что видел это собственными глазами. Вы же знаете, что наш полковник весьма близорук. Эррингтон проделывал свои трюки, почти не скрываясь, когда ему казалось, что за ним никто не наблюдает. Я расскажу обо всем этом полковнику, ибо считаю это своим долгом.

— Нам всем надо заглянуть «на огонек» к командиру нынче вечером, — предложил Петеркин, — но не садиться близко к столу, а осторожно наблюдать издали. Шестерых свидетелей будет более чем достаточно.

— Даже шестьдесят очевидцев не заставят меня поверить в это! — горячо воскликнул Хартридж.

Остин пожал плечами.

— Ну, полагаю, что глазам-то своим вы доверяете. В высшей степени неэтично, чтобы несколько лейтенантов выдвигали столь серьезные обвинения в адрес старшего офицера, имеющего за плечами двадцать лет беспорочной службы. Это грубейшее нарушение субординации. Однако мы обязаны предупредить полковника, а дальше он вправе поступить как сочтет лучшим. Все эти игры слишком затянулись, и сегодня им надо положить конец раз и навсегда.

Итак, в тот вечер все мы собрались в гостиной полковника. Карточный столик выдвинули на середину, и партнеры, как обычно, сели за партию в экарте. Мы расположились у камина и внимательно наблюдали за игравшими. На лице полковника выступил нездоровый румянец, а его коротко стриженные волосы стояли торчком, что выдавало в нем признаки гнева. Остин также выглядел раздраженным. Нам стало ясно, что он все рассказал полковнику, который воспринял известие, мягко сказать, не слишком благосклонно.