Сумерки волков - Ольга Погодина-Кузьмина

— Медуза, Менвра или Мания, богиня безумия и справедливого возмездия, — Ади почтительно коснулся лба медузы. — Кстати, скоро первое мая, праздник подземных богов. В их честь устраивали игры, пиры и священные обряды.

— Это праздник солидарности трудящихся! — весело возразила Марина.

Ади быстро взглянул на Игоря:

— А чтобы умилостивить силы природы, приносили в жертву мальчиков.

Плоское лицо медузы напомнило Игорю черноволосую Гулю, подругу дяди Вити. Она была похожа и на переодетого девочкой подростка, которого Игорь видел в резиденции Владимира Львовича.

Заглянув в пустые зрачки изваяния, Игорь словно на секунду провалился в другую реальность. Он лежал в степи, на остывающей земле, глядя в ночное небо, и черное небо смотрело в него тысячью глаз, и зверь жалобно выл над ним, и метелки ковыля раскачивались под ветром. А после, прикованный железным ошейником к цепи, он глотал солоноватую ржавую воду, и палуба корабля сверкала рыбьей чешуей, а надсмотрщик в кожаном переднике вскидывал над спинами гребцов змеиный хвост кнута. Мускулистый, голый, блестящий от пота Георгий сидел на соседней скамье.

Игорь ощутил, что все это правда, что жизнь — бесконечный круговорот, и они с Георгием связаны прочнее и крепче, чем кажется. Но почему-то от этой мысли стало холодно внутри.

— Вот ужас! Сфотографируй нас рядом с этой головой, — попросила Игоря Марина и прильнула к Ади. Парень неловко обнял ее за плечо.

Георгий позвонил, когда они в трамвае возвращались в гостиницу:

— Как вы там? Я заканчиваю. Дождь собирается. Может, все придется отменить. Подождите нас в холле, внизу.

В гостиничном холле они заказали напитки из бара — кампари и воду со льдом. Носильщик перевозил на тележке баулы из дорогой лоснящейся кожи. Старухи в бриллиантовых серьгах сидели в ряд на бархатном диване. Одна держала на коленях сумку, другая — кофейную чашку, третья — толстую пожилую собаку. Возле стойки низенький господин в кашне и золоченых очках, близоруко щурясь, заполнял анкету. Человечек этот был так похож на Майкла Коваля, что Игорь вздрогнул про себя — может, он приехал, чтоб потребовать уплаты по счетам?

Десна немного распухла, Игорь чувствовал во рту металлический вкус крови. Марина громко хохотала, болтая с Ади. Через стекло Игорь увидел, как носильщик закурил возле урны. Ему тоже захотелось курить.

Он вышел на улицу. Начал накрапывать дождь.

Игорь решил больше не думать про Винсента и ничего не бояться. Измайлов мог злиться, ревновать, изменять ему или искать обидные мотивы его поступков, но их близость всегда была важнее. Время останавливалось, когда они целовались на снегу под ледяной крепостью или когда вчера ночью Георгий распинал его на постели.

Машина поворачивала на стоянку, Игорь взглянул на часы — 17:45. Вспыхнул фейерверк, по земле прошла дрожь. Он успел подумать: «Какому кретину пришло в голову взрывать петарды у гостиницы?» В ту же секунду он услышал пронзительный крик и побежал в сторону взрыва.

Под ботинками хрустели куски пластика, он увидел развороченный асфальт, осколки стекла и оторванную дверь «мерседеса». На водительском сиденье кто-то оставил приготовленный для прачечной ком грязной одежды. Но среди складок виднелась человеческая кисть. В сознании Игоря начала проявляться страшная догадка. Он шагнул к вмятой в салон пассажирской двери. Марина, подбежавшая к машине, кинулась к нему:

— Игорь, не смотри туда! Не смотри, пожалуйста!

Но Игорь уже заглянул через разбитое стекло в салон.

После он не мог вспомнить, что было дальше. Он словно перестал существовать. Кажется, он бился, кричал, рвался к взорванной машине, но Василевский и водитель крепко держали его за руки, а он не понимал, почему его не пускают к Георгию. Это были самые страшные минуты в его жизни.

Потом он очнулся в машине Владлена. Лил сильный дождь, вспыхивал маячок на крыше скорой помощи. Сверкали вспышкой фотокамеры журналистов; кажется, там был Винсент. Полицейский в фуражке с козырьком разматывал катушку с желтой лентой, огораживая место взрыва. Игорь пил воду со вкусом лекарства, зубы стучали о стакан. Марина гладила его по волосам и повторяла:

— Успокойся, прошу тебя, успокойся. Все будет хорошо.

Чайки беспокойно кружили над взорванной машиной и кричали:

— Ничего! Ничего! Больше не будет ничего.

Игорь закрывал глаза и видел трех старух, сидящих посреди гостиничного холла. Их сморщенные, накрашенные, словно окровавленные губы не переставали шевелиться.

Часть третья

Тень отца

Я учусь видеть. Не знаю, отчего это так, но все теперь глубже в меня западает, не оседает там, где прежде вязло во мне. Во мне есть глубина, о которой я не подозревал.

Детали бомбы с радиоуправляемым взрывателем обнаружили на днище машины. Устройство сработало при открывании двери, водитель погиб. Отец задержался в салоне, это его спасло. Владлен уехал с переговоров чуть раньше. По его словам, чтобы заскочить в супермаркет и купить подарки жене и детям. Взрыв он увидел с дороги, когда подъезжал к стоянке.

Уже через пару часов после случившегося команда отца — Эрнест, Казимир, сильно выпивший дядя Саша Марков — собрались в переговорной в московском офисе. Марков бросался в бой:

— Румянцев, залупа конская! Да я это блядво, глисту парашную голыми руками порву! Я ж их за Егора в асфальт закатаю!

На глазах Александра Николаевича сверкали пьяные слезы. Эрнест, как всегда, сохранял спокойствие.

— Организуем оперативный штаб. Надо принять план действий. Какие будут соображения?

— Утром я вылетаю в Стамбул, — сказал Максим.

Пьяный Марков возразил неожиданно трезво:

— А смысл? Там есть кому дежурить на кушетке в коридоре!

— Мы ничем не поможем, — поддержал Маркова Казимир. — Там помогают врачи. Нельзя рисковать, ты — второй на очереди.

— Я ничего не боюсь, — заявил Максим, хотя его подташнивало при мысли о том, что его в целом вызывающее теплые чувства и удовлетворяющее необходимым требованиям тело может быть разорвано в клочья или, еще хуже, искалечено взрывом.

— А я боюсь, — дядя Саша хлопнул по столу ладонью. — И за Егора, и за тебя. Даже не возражай! К тебе приставим охрану, а полечу я.

Казимир Петрович согласился:

— Охрану усилим. Главное сейчас — понять, кто это сделал. Потому что они захотят довести до конца.

— Мне лично все понятно! — вскинулся Марков, отхлебывая виски из стакана. — Эта гниль подзалупная, Глебушка! Я ж ему звонил, он радостный, как Петросян. Сука, тварина! Отпетушить и угандошить обоих, вместе с Курышевым!