В роли себя самой - Елена Проклова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставалось прокатиться куда-то за бутылочкой. Для моих кавалеров это была никакая не проблема, и вот уже мы сидели за столом, смеялись, болтали о том о сем. В частности о том, что вот ведь какая глупая незадача...
- ...У меня, ребята, в Ленинграде лежат деньги. Гонорар за последние съемки, около тысячи рублей. А я никак не найду двенадцать рублей на билет, чтобы съездить, получить. И перебиваюсь тут не знаю как, вся в долгах.
А гость наш тут же возьми и спроси:
- Хотите, на машине съездим?
- Хочу! Когда?
- Да хоть завтра. Проснетесь в шесть часов?
- Запросто!
- Машина будет ждать у подъезда.
- Ой, спасибо, спасибо, спасибо!
Спасибо-то, спасибо, а сама проспала... То есть как-то не вполне взяла в голову, что мне все предложили совершенно всерьез. Хотя Андрей, как только решили ехать, стал собираться и вскоре ушел. И утром - звонок в дверь, в шесть утра.
- Едем?
- Вы? А я думала... Извините... Нет, мы конечно едем, едем! Сейчас, только одну минуточку!
И мы поехали. Во второй половине дня были в Ленинграде, я получила деньги. Заночевали у моей подруги, а утром пустились обратно.
Чтобы повезти меня, Андрей ночью развил бурную деятельность: занимал деньги - что-то доплатить за запчасти, за ремонт машины, которая была без колес. Он доделывал ее всю ночь, успевая к назначенным шести часам. И вовсе не потому, что действовал по пословице "куй железо, пока горячо". Что, впрочем, было бы так понятно для многих: за такую серьезную услугу можно очень-очень рассчитывать на успех быстроты и натиска в дальнейшем развитии событий. Но этот человек не такой. Нет, не святой - только это не подумайте! Не состоящий из одного только благородства и бескорыстия. Но он действительно не "ковал железо"... Он просто помог сестре своего друга. Которая произвела на него впечатление, да (и концертный наряд тому способствовал), но все-таки он просто помог. А потом уже было все остальное.
Насчет расчетов, планов и загадывания вперед - у Андрея это практически не водится. Ни раньше не водилось, ни теперь. Прошло не так много времени, и я очень оценила прелесть жизни сегодняшним днем. Вот, сейчас что-то есть, что-то происходит в данную настоящую минуту - и это интересно, это хорошо. Завтра тоже что-то будет. Может быть, случится приблизительно то-то или то-то. Но само по себе завтра - не цель, а сегодня - не средство.
Очень возможно, что мы, большинство людей, портим себе сегодняшний день, слишком стараясь его ценой обеспечить день завтрашний. Мы чего-то боимся, мы не доверяем себе или друг другу, и поэтому все время хотим заложить впрок какой-то фундамент или вырыть котлован, который в будущем, как мы надеемся, окажется заменен прекрасной постройкой. Но это потом все отодвигается, каждое "завтра" становится "сегодня", а судьба каждого "сегодня" остается в том, чтобы всего лишь служить фундаментом. Мы хотим чего-то добиться, овладеть, использовать, ради этого принимаем меры, добиваясь страховки и гарантии (материальной, моральной), и строим планы: вот мы купим, поедем, получим - и с той минуты будем счастливы.
Планы, разумеется, чаще срываются, чем исполняются. А если исполняются даже, то затраченные на их осуществление усилия явно не окупаются. Ведь пока ждешь, хлопочешь над обеспечением и отказываешь себе в чем-то, то за это хочешь уж такой великой радости, что должна затмить собой все. Насколько все это здраво?
Научившись не загадывать и не "столбить" завтрашний день (кроме, разумеется, обязательной дани необходимым текущим делам), я поняла, какое это удовольствие - "прогибаться под изменчивый мир". Сколько есть возможностей для прогибания, и как это хорошо!
Не скажу, что все это - Андреева наука. Любой мужчина не очень-то торопится и рад "прогибаться". Но я же не копирую своего мужа в конце концов! Я знаю: он другой, он не такой, как я. Просто мне это безумно интересно, я снова и снова вглядываюсь, приближаю к себе его черты. А потом, когда они в чем-то становятся моими, они уже действительно - мои.
Так же я сделала и еще одно открытие, совсем интимное... В близких отношениях с мужчиной мне всегда требовался романтический подход. Я не могла допустить ничего иного: ведь слишком хрупка гармония душевного и телесного, слишком она нуждается в защите от грубого и низменного. Это правильно, но лишь в какой-то мере. Главное условие романтизма серьезность. А такое состояние требует напряжения, ограничения, очень высокой ноты. И вообще - хороша ли постоянная серьезность?
С Андреем мне открылось, что самые интимные отношения могут быть дурашливыми, веселыми, хулиганскими. А играть, что-то отчубучивать, валять дурака мне всегда нравилось, очень в разных ситуациях. Например, на репетициях часто сама собой складывается особая атмосфера, затевается такая игра в игру - и я ее очень люблю, когда серьезное смешно, смешное серьезно... Вроде скрещивания пословиц: не плюй в колодец, вылетит - не поймаешь. Близок локоть, а палец в рот не клади. И так далее, и тому подобное...
Кроме радости, веселого любопытства, общих забот и хлопот, нас с Андреем тесно связало совместное горе. Я уже сказала о нем. Был ребенок, сын, которого на восьмой день не стало. Казалось бы, снова разверзлась пропасть - и страшнее, чем в первый раз, заглатывая теперь не одну меня, а нас обоих. Что было делать? Ждать, что за потерей ребенка последует, как это уже было, полный крах всего?
Нет... Потеряв детей, мы с Александром потеряли все в своей совместной жизни. Куда ни посмотрим (особенно друг на друга), о чем не заговорим душа как будто откидывается, впадает в жуть и оторопь. И ничего нет у нас, кроме горя, кроме незакрываемой пустоты. Тогда каждый ушел в себя, нашел себе свое дело-лекарство независимо друг от друга, а затем только оставалось покончить с формальностями...
Но Андрей взял на свои плечи больше, чем я. Что случилось - то случилось. Это было страшно. Но он такой человек... Я тогда узнала, как можно чувствовать себя спасаемой - и спасенной! - в горе. Андрей умел сдержать себя. Он плакал, но только во сне, когда совсем не мог себя контролировать. А со мной он вел себя так, что все это время я помню себя охваченной горячими объятиями, запеленутой в них, укрытой отовсюду. Впервые я узнала горе в совершенно невозможной, заранее непредсказуемой ипостаси: горе - как возможность чувствовать себя полностью защищенной.
Теперь я не мыслю себя в одиночестве, без Андрея, переживающей какую-то беду. И теперь я знаю наконец, зачем они нужны, мужчины... У женщин нет этой их силы. В какие бы горящие избы мы ни входили, кого бы там на скаку ни останавливали... Мужчинам свыше дано сберегать и охранять тех, кто слабее духом. Жаль, правда, что на эту данность свыше способны все-таки немногие из них.
Потом, когда я снова воскресла, я иногда стала говорить Андрею:
- Ты - ископаемый. Ты - палеозавр. Таких, как ты,- считанные экземпляры. Остальные вымерли.
Надеюсь, что я ошибаюсь, и чем сильнее - тем лучше. Потому что за такую их особенность - быть сильнее - можно простить многое. За нее мужчины стоят того, чтобы женщинам к ним приспосабливаться.
И любить. Говорят: любовь слепа. Пусть, но слепа до поры до времени. Наступает момент, когда можно ответить себе, за что ты любишь кого-то. И любить уже не слепо. Или не любить - опять же зная, почему и за что.
Но как же, поняв это, я ненавижу теперь обязательную моральную "прививку", которую делают в каждой семье, - утверждая с непоколебимой уверенностью, что, мол, в семье всегда один любит, а другой позволяет себя любить! Что один - целует, а другой - подставляет щеку! Ужасно. Как можно сеять даже зародыши таких мыслей, мыслишек? Как можно заранее подстегивать к соревнованию за первенство в семье? Неравноправие требует, чтобы либо он, либо она чувствовали свою неполноценность, а это убивает любые отношения. Семья распадается, или, если держится, то только за счет вечного терпения у кого-то из двоих.
Я исключительно благодарна родителям Андрея. Они дали ему самое правильное воспитание. Он стал абсолютно самостоятельным человеком. И свободным.
Из разных его историй о своем детстве - вот одна. Его родители, отправляясь отдыхать,- а отдыхали они, разбивая палатку и рыбача, даже когда машины у них еще не было, только мотоцикл - брали сына с собой, разумеется. Вот и в тот раз все было, как всегда. Палатка, костер, все как положено. Приготовили на костре еду, сели есть, поели...
- Андрей, помой за собой тарелку!
- Не буду.
- Что так?
- Я рыбу ловить пошел.
Ладно. Никто ему ничего, пошел так пошел. Вернулся он к ужину. Папа с мамой уже едят. Его тарелка тоже стоит. Грязная. Пустая.
- Я есть хочу!
- Помой тарелку, мы тебе положим.
- Не буду!
То есть дело пошло откровенно на принцип. Со стороны родителей принцип выдерживался исключительно спокойно: не моешь - не ешь. И больше никаких нотаций, скандалов, разборок. Пожали только плечами: мол, нам добавить нечего.