Вечный колокол - Ольга Денисова

- Псков просто выбрал удобное время. Они ведь знают, что Новгород примет их обратно в любую минуту. За зиму поднакопят денег, а потом назад запросятся. И ополчение не надо выставлять.

- Да нет… - кашлянул Родомил. - Не в этом дело, ох, не в этом! Ты мне так и не сказал, что ты понял тогда, с Градятой… Мне это нужно знать прежде, чем я поеду в Псков.

Они шли по тропе к лесу быстро, словно куда-то торопились, на самом же деле - чтоб не мерзнуть.

Млад задумался: а не было ли все это совпадением? Возможно, вовсе и не силу Михаила-Архангела использовал Градята, а всего лишь нашел слабое место - шрам? Самое свежее воспоминание о поражении - меч? Млад ничего не смыслил в той борьбе, к которой неожиданно оказался способным. Он никогда не использовал свою силу для войны, он договаривался с богами, он призывал или прогонял дождь, чтоб рос хлеб или сохло сено.

- Я не знаю. Я могу ошибиться… - пробормотал он.

- Да что ты тянешь? - вдруг разозлился Родомил. - Почему ты всегда неуверен?

- Потому что я отвечаю за свои слова.

- Я тоже отвечаю за свои слова, - фыркнул главный дознаватель, - но я не тяну кота за хвост.

Млад пожал плечами: он не считал нужным рубить с плеча. А с другой стороны, почему бы Родомилу не знать, что с ним было и как по-разному это можно истолковать?

- Послезавтра - Карачун, - медленно сказал Млад, глядя на полупрозрачные облака и звезды между их обрывками.

- И что? - не понял Родомил.

- Нет, это я так. Ночь волшебная… Хочешь, я спрошу об этом богов?

- Хочу, - с мрачным вызовом ответил главный дознаватель. - Ты же знаешь.

По тропе они добрались до леса и шагнули под его хмурые своды.

- Мне не надо лучших людей Новгорода. Достаточно тебя одного. Ты разделишь со мной ответственность и поможешь, если я упаду вниз: не хочу опять валяться в костре, пока он не потухнет. И… не говори никому об этом. В суде ты моих слов все равно использовать не сможешь, тебе придется искать другие доказательства.

Теперь задумался Родомил.

- Послушай, - наконец сказал он, - а это на самом деле так опасно?

- Я не знаю. Я никогда не делал того, на что не имею права. Падать вниз - всегда опасно, месяца не прошло, как я снова испытал это на себе… Но я не могу сказать, что будет, если я перешагну границу. Это… это внутренний запрет, понимаешь? Я просто знаю, что можно делать, а чего - нельзя. И дело не в том, что меня за это каким-то образом накажут, нет… Я не был бы шаманом, если бы вел себя правильно под страхом наказания. Ты можешь наступить ногой на кусок хлеба?

Родомил покачал головой.

- Вот это - то же самое. Только гораздо более важное. Тут смешано все: гордость человека перед богами, гордость богов перед людьми. Это как просить подаяния, когда сам можешь добыть себе пропитание. А если и не можешь… На это надо решиться, надо перешагнуть через гордость. И если тебя за это пнут, как собаку, - значит, ты это заслужил. Когда я прошу дождя, я знаю, что сам не могу ухватить тучу и заставить ее пролиться над полем. Это - во власти богов, и я требую от них эту тучу и этот дождь. Но мне не придет в голову просить богов вырыть колодец и достать из него воды, когда я хочу напиться. Так же как ни один волхв не потребует победы войска в бою… Просить можно об Удаче, но не о победе.

- Может, богам нужна будет жертва?

- Я не знаю. Я даже не знаю, кто из них будет говорить со мной и будет ли. Но, судя по всему, тебе ответит Перун, ты ведь громопоклонник? И… в общем, это его дело: ответить ударом на удар. Так что - кровь.

- Бычка? - спросил Родомил.

- Нет, так много не надо, мы ведь не подкупить его хотим, а выказать уважение. Я думаю, барашка. Курица - как-то мелковато, барашек - в самый раз. Послезавтра днем сходи на Перынское капище, не в лесу же ночью его резать…

- Послушай, а почему - Карачун? Самая темная ночь…

- Самая длинная ночь, - поправил Млад, - ночь, когда Солнце поворачивает на лето. Это ночь, когда светлые боги отдали всю власть темным и со следующего дня начнут забирать ее назад. Поворот, перелом. Это кажется, что Карачун - день темных богов, на самом деле это и праздник светлых… Это - наивысшая точка их надежд на будущее.

- Ты хочешь сказать, Купальская ночь - праздник темных богов? - хмыкнул Родомил.

- И их тоже. Это равновесие… Коловращение, - Млад слепил снежок и поднял перед собой. - Вот смотри, чем выше я подниму камень, тем сильней он ударит по земле, если его отпустить. И эта сила таится в нем, пока он не начал падать. Когда он падает, то летит все быстрей, но при этом растрачивает силу, что имел наверху. И, пока он летит, между его силой и быстротой установлено равновесие. Мир всегда движется, и в нем это не падение, а вращение. Если где-то убыло - где-то прибыло. Но у того, что убыло, есть оборотная сторона - возможность прибавлять… Чем больше убывает, тем…

Млад замолчал и уронил снежок на тропинку - Родомил ничего не понял. Да и объяснял он, как всегда, плохо…

- Я понял, - кивнул главный дознаватель, - в этот день светлые боги расположены давать ответы…

- Примерно так, - вздохнул Млад.

Они вышли на поляну, где обычно он разводил костер.

- Здесь? - спросил Родомил.

Млад кивнул:

- Послезавтра приходи сюда ближе к полуночи. И… лучше, чтоб никто не знал… Никто не одобрит ни тебя, ни меня.

На следующий день Ширяй явился домой днем, как только у Млада закончились занятия, и хотел незаметно проскочить в спальню. Но Млад с порога заметил, что с ним не все в порядке: невозмутимый и полный достоинства парень напоминал побитую собаку. Сначала Млад не понял, что с ним, и хотел оставить в покое, но когда и через полчаса тот не вышел из спальни с неизменной книгой в руках, Млад забеспокоился и заглянул к нему сам. Добробой ушел в Сычёвку за молоком и еще не вернулся (поговаривали, у него там появилась девушка), и послать к Ширяю для столь деликатного дела второго шаманенка не удалось.

Парень лежал на постели лицом к стене, странно вытянув руки, и не оглянулся на скрип двери - Младу показалось, что он плачет.

- Ширяй, - Млад подсел поближе, - ты чего, заболел?

Тот замотал головой, ни слова не говоря.

- Что-то случилось?

Тот снова покачал головой и ничего не ответил.

Млад окинул его взглядом - в спальне было темновато, - и только нагнувшись пониже, заметил, что на руках у парня страшные ожоги в черных разводах.

- Ты чего сделал-то, а? - сердито спросил он, догадываясь, что произошло.

- Ничего, - буркнул Ширяй и шмыгнул носом.

- Ты повернуться можешь? Я посмотрю.

- Да ничего не надо смотреть, заживет как-нибудь.

- Я тебе заживу! Поднимайся! Пошли за стол! - Млад никогда не кричал на учеников, но тут не удержался. Ширяй, видно, не ожидал ничего подобного и начал медленно и неуклюже вставать. Глаза у него действительно покраснели и опухли, а он не мог даже стереть с лица слезы: кисти были обожжены со всех сторон. Млад подхватил его под локоть, потому что парня шатало, довел до стола, по дороге сняв с крючка полотенце, и усадил на лавку.

- Посиди немного, сейчас я лампу зажгу, темнеет уже, - для начала он вытер Ширяю глаза и нос: вдруг вернется Добробой и увидит, что Ширяй плакал? - Давай рассказывай: как тебе в голову это пришло?

- Что? - Ширяй прикинулся ничего не понимающим.

- Ничего. Рассказывай.

- Ты что думаешь, я один такой? - вскинул тот глаза. - Да половина студентов попробовала! Все спорят и все руки в угли суют!

Млад опустил руки и сел рядом с Ширяем.

- Вы что, ненормальные? - тихо спросил он.

- А что? Если я прав, значит, должно получиться! А я ведь тоже шаман!

- Какой ты после этого шаман! А? Ты что, не понимаешь? И о чем же ты таком спорил, что для этого надо было руки в угли совать?

- Да из-за девчонки, - буркнул Ширяй, - что она меня выберет…

- Да ну? А ты в этом нисколько не сомневался?

- Не сомневался! Все сомневались, а я не сомневался! Пока… пока не попробовал. А они испытать меня хотели. А я тоже… тоже испытать хотел.

- Ну и дурак… - Млад подкрутил фитиль лампы и подумал, что ведет себя в точности как дед в таких случаях. - Шаман должен понимать, когда нужна помощь богов, а когда можно обойтись своими силами. Ради Правды можно пойти на смерть, а ухарство того не стоит. Достойно десятилетнего мальчишки, а не того, кто прошел пересотворение.

- Да я понял уже…

- Больно было? - Млад похлопал парня по плечу.

- Жуть… Угли еще к коже приклеились - не стряхнуть… Знаешь, как все надо мной смеялись? Никогда не забуду.

- Правильно смеялись: нечего бахвалиться, - Млад вздохнул. - Да ладно. Не переживай. Мало мы глупостей в жизни делаем, что ли?

- То-то и обидно, что правильно смеялись… - проворчал парень.

Когда вернулся Добробой, Млад успел перевязать Ширяю руки. Он хотел уложить его в постель, но тот воспротивился - остался за столом читать книгу. Приходилось время от времени переворачивать ему страницы. Добробой же, с порога увидев повязки, расхохотался.