Бездонные пещеры - Кейт Форсит

— Да, условилась, — сердито ответила Изабо, — и не начинай думать самое худшее, Мак-Кьюинн, а не то, клянусь, я дам тебе пощечину! Почему ты никогда никому не веришь, во имя Эйя?

— Почему? — сердито переспросил Лахлан. — и ты еще спрашиваешь?

— Да, спрашиваю! — взорвалась Изабо. — Мы все знаем, что ты пережил такое, чего и врагу не пожелаешь, Лахлан, но ты не единственный человек в мире, столкнувшийся с болью и предательством. Ты действительно думаешь, что я бы предала тебя? Да? Думаешь, я шпионю на фэйргов?

— Ну... нет, — признал Лахлан.

Ярость Изабо внезапно погасла, оставив ее совершенно обессиленной.

— Тогда ладно, — сказала она, вдруг растерявшись.

— Ты должна признать, что я имею право сердиться, — сказал Лахлан здраво. — Сестра моей собственной жены украдкой отправляется ночью на берег, чтобы встретиться с Майей Колдуньей. И что я должен думать?

— Что у меня на то была веская причина, — отрезала Изабо, снова распалившись.

— Что ж, я буду рад узнать ее.

Изабо бросила на него полный возмущения взгляд.

— Я и пытаюсь рассказать тебе.

— Ну так расскажи.

Изабо набрала воздуху.

— Майя пришла, чтобы рассказать мне новости, — сказала она. — Причем с серьезным риском для себя! Она пришла рассказать нам, что мы направляемся в ловушку. Фэйрги ожидают, что мы нанесем им удар, и готовы к этому.

— Ну, это не такая уж и новость, — медленно сказал Лахлан. — Я и не ожидал обнаружить Карриг пустым и беззащитным, несмотря на все твои уверения, что все фэйрги уплывают на лето на юг.

— Мои уверения! — воскликнула Изабо. — Это ты просил меня рассказать все, что я знаю. Я просто...

— Да, да, знаю. Не надо выходить из себя. Это единственная новость, которую она принесла? Если так, то...

— Нет, — воскликнула Изабо, порядком разозлившись. — Далеко не единственная! Но если тебе не интересно..

— Ну, дети, хватит пререкаться! — остановила их Мегэн. — Вы ничуть не лучше Оуэна и Ольвинны! Это что, подходящее место для подобного разговора? Мы все устали и вымотались и говорим одно и то же. Давайте вернемся обратно в лагерь и поговорим обо всем этом наедине. А поскольку Колдунья была так любезна, что проделала все это расстояние с таким риском для себя, чтобы сообщить нам новости, то, возможно, она сможет это сделать сама. И объяснить, зачем она пошла на такой риск. Прости, Майя, мой скептицизм, но мне, как и Лахлану, трудно поверить, что ты решила предупредить нас об опасности по доброте душевной.

— А это и не так, — хрипло сказала Майя. — С чего бы я стала это делать? Я пришла предупредить Рыжую, потому что у нее моя дочь. Я не хочу, чтобы моя малышка Бронни утонула.

— Утонула? — насмешливо переспросил Лахлан. — Ты что, забыла, что у нее есть жабры и плавники? Сомневаюсь, чтобы она могла утонуть.

— Если Жрицам Йора удастся задуманное, то вы все здесь утонете, — безразлично отозвалась Майя. — Мне нет дела ни до тебя, ни до твоей отвратительной старой тетки. Но мне есть дело до моей Бронни и, как ни странно, до Рыжей. Я пришла предупредить ее, а не вас.

— Как ни странно, я тебе верю, — сказала Мегэн. — Пожалуйста, от этого сырого морского воздуха у меня ноют все кости, и это очень меня раздражает. Давайте отправимся куда-нибудь, где мы все могли бы сесть и поговорить, как воспитанные люди.

Лахлан недоверчиво фыркнул.

— Пожалуй, так ты договоришься до того, чтобы предложить Колдунье вина и ужин.

— Буду очень признательна, — учтиво заметила Майя. — Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Лахлан рассмеялся, хотя и ядовито. Отвесив изысканный поклон, он предложил Майе руку.

— Мадам, могу я проводить вас в королевский шатер?

— Благодарю вас, добрый сэр, — отозвалась Майя с тем же самым горьким сарказмом в голосе.

Они рука об руку удалились с пляжа, предшествуемые солдатами, освещавшими им дорогу. Подошел Дайд и, взяв Изабо за руку, поставил ее на ноги.

— Кто бы подумал, что мы доживем до такого? — сказал он. — Это лишний раз доказывает, что все возможно.

Изабо ничего не ответила, слишком уставшая и смятенная, чтобы придумать остроумный ответ. Он сжал ее локоть.

— Не переживай так, Бо. Я чувствую за всем этим руку Прях. Разве ты не чувствуешь? Натянулась новая нить, и кто знает, куда она приведет нас.

Сани летели вперед, взметая снег из под широких полозьев.

Ульцы скакали по склону, от усердия высоко задирая головы. Изолт лежала в санях, прижимая к туго перебинтованным ребрам закованную в лубок руку и глядя на зеленый лес, который подступал все ближе и ближе. Хребет Мира остался позади, и перед ней снова лежал уродливый беспорядочный мир воин, политики и дворцовых интриг. Она слегка улыбнулась и уткнулась подбородком в мех.

Ее отец все понял без слов. Он просто сказал:

— Значит, ты едешь с нами в Карриг?

И она ответила:

— Да.

Вот так, лежа в санях, завистливо наблюдая за тем, как Шрамолицые Воины вокруг нее несутся по снежному склону на своих салазках, она в последний раз покинула Хребет Мира. Скоро они вновь окажутся среди деревьев, и сани придется оставить. Ей придется вылезти и идти пешком, как и все остальные солдаты. Изолт не могла дождаться этого. Ее страшно раздражало, что с ней обращаются, как с инвалидом, раздражало, когда ей напоминали, что она оказалась достаточно глупа, чтобы попасть в лавину. Мак-Синн и его люди считали, что проявляют доброту, опекая ее и запрещая ей напрягаться, но Изолт была Шрамолицей Воительницей и хотела быть непобедимой.

Из всех них один Хан'гарад понимал ее. Он ни разу не упомянул о ее ранениях и обращался с ней так, как будто она была цела и невредима. Ни разу он не предложил помочь ей, когда она хромала по лагерю, ни разу не осведомился, хорошо ли она спала.

Мало-помалу силы возвращались к ней. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем она сможет снова пользоваться сломанной рукой, но целители говорили, что треснувшая кость срастается хорошо, а опухоль и синяк вокруг ее колена уже начали исчезать. А вот ее раненая гордость никак не хотела заживать; а вся эта шумиха вокруг ее здоровья, постоянные ахи и охи о ее необычном спасении лишь разжигали ее чувства.

Почему-то то, что ее спас снежный лев, одинаково подействовало на суеверное воображение людей и Хан'кобанов. Изолт с беспокойством обнаружила, что эта история уже приняла мифические масштабы, а незамысловатая канва правды украсилась множеством цветистых подробностей. Сколько бы Изолт не твердила им, что это ее сестра Изабо послала этого снежного льва, все считали, что от холода и потрясения у нее случилась галлюцинация. Снежный лев был олицетворением Белых Богов, говорили Хан'кобаны. Возможно, соглашались люди. «Но это определенно неестественно, когда огромный дикий зверь появляется из бурана, чтобы выкопать Банри. Это должно означать, что у нее какое-то великое предназначение. Это, несомненно, знак». Изолт могла лишь надеяться, что они скоро найдут себе какую-нибудь другую тему для разговоров.