Тонкая зелёная линия - Дмитрий Конаныхин

Может. Там могут встретить. Вот. Ноль-сорок-четыре. Двести сорок два, четырнадцать, двадцать шесть. Двадцать шесть. Да. Сможете? Ой, спасибо вам. Спасибо большое.

– Чудесно. Хорошо, Зося ой-Филиппова. Закрывайте глаза и отдыхайте. Отдыхайте, я буду рядом. Ря-дом. Сейчас, только схожу возьму книгу и вернусь. Постарайтесь уснуть. Спать. Спать, это я вам как доктор говорю.

2

– Кузьмук! Поставь машину вон там, у лиственницы. Да. И жди. Мы с лейтенантом дальше сами пойдём. Да, вон у той. Точно. Да не гони, не гони. Уже спешить не надо. Хорошо доехали. Да-да, вот здесь. Глуши свою «шишигу», а то всю тайгу нам распугаешь. Ну, лейтенант, бери автомат, посмотрим, чему ты выучился! Кузьмук, ты потом подъезжай к распадку, мы туда дотянем сами. Костерок разведём, посидим немножко. А ты дым увидишь, время засекай и через часок подъезжай. Ну а если кабанчик тяжёлый попадётся, тогда уж лейтенант за тобой туда придёт. Да? У него ноги молодые.

– Товарищ подполковник, что вы! Ну как вы так можете такое говорить? Вы нас перебегаете. Я своей Валентине всё говорю: «Валя, наш подполковник всем салагам фору даст – перебегает!» – старшина Кузьмук Николай Федотович, беспартийный, 1938 года рождения, уроженец Краматорска, польстил подполковнику Чернышёву прямо и без прикрас, то есть артистически безупречно. – Ну, давайте, товарищ подполковник, я хоть сам и рыбак, но тесть у меня, Валентины отец, он охотник заядлый. Ружьишко, то да сё, лодочка, значит, на утку умеет. Мы с ним железно, обязательно ходим, когда в отпуск ездим. Вот, товарищ подполковник, ни пуха ни пера вам с товарищем лейтенантом, – и почтительно заметил: – А день-то какой знатный. Душа поёт!

День был действительно прозрачности и солнечности необычайной. После февральских ветродуев, сотворивших сугробы и замёты самой причудливой формы, с застругами и ямами, после плаксивой, какой-то пьяно-сырой оттепели, надоевшей всем за две недели донельзя, наступили, очевидно, последние лёгкие морозы. Небо распахнулось во всю стратосферную синеву – так что ангелов было видно. Что-то кружило очень высоко в небе. Самые умные болтали о новых «Сушках» – перехватчиках, заступивших на боевое дежурство на китайской границе, но серебряные точки скользили столь бесшумно и легко, что гораздо легче верилось в небесные чертоги, открывшиеся грешному миру.

Предполуденное солнце хозяйской рукой осадило подмёрзшие сугробы. Мартовский крупнозернистый снег хвастливо сиял, оспаривая роскошь сокровищ Голконды. Морозец схватил уплотнившийся снег – валенки не проваливались совсем, подниматься по сопкам и холмикам было легко и радостно. Дышалось так чисто, кислородно и сладостно, что даже чуть побаливала грудь, смаковавшая все струйки тёплого карамельно-солнечного ветерка. Чуть впереди, по гряде змеившегося холма, прямо в звенящую синеву брызнули буро-розовые заросли вербы, густо усыпанные пушистыми «котиками». По круглым бокам сопки густой бело-розовый березняк перемежался салатово-пушистыми сосёнками, разросшимися после давнишних пожаров. Впереди холмы расступались в довольно широкий распадок, спрятавший заповедный таёжный лесок.

– Ну, лейтенант, сейчас бы на лыжах – и вниз! Туда, по балочке, да с посвистом! Любите кататься на лыжах, Алексей Анатольевич? Вы же вроде спортсменом были в институте? В Ленинграде, да?

Алёшка Филиппов ответил не сразу. И не потому, что запыхался или забыл субординацию, вовсе нет. Просто засмотрелся на красоту. Да и подумать перед ответом было очень полезно. Жизнь научила – как разговаривать с подполковниками. Хоть и погранвойск, но всё того же нежно памятного Комитета госбезопасности.

– Да, товарищ подполковник, в Ленинграде. Только какой из меня спортсмен? Так, гандболом баловался. За институт выступал, было дело, но ничего серьёзного.

– А мне капитан Гурьев говорил, дыхалка у вас будь здоров. Всё время бегом своих кашеваров гоняете. Вообще-то, лейтенант, это дело правильное – если гонять, то тогда вся служба спокойнее идёт. Мы с Константином Константиновичем это сразу заметили. Правильно, лейтенант, так и надо. Правильно найти подход к бойцу – это главное. Ну и гонять – без этого никак нельзя. Ну что? Поднимемся ещё чуток? Вон туда? А там за сопкой уже по распадку походим-посмотрим, может, найдём свинок.

Филиппов подозревал, что подполковник не просто так потащил его на охоту, поэтому больше улыбался, отмалчиваясь и сверкая улыбкой в тридцать два зуба. Улыбаться у него замечательно получалось. Если улыбаться, то и жить полегче. Улыбается человек, смеётся, значит, лёгкий, весёлый, попроще. Не простак, но и не себе на уме. Умники или дураки – они всегда многозначительные. А это лишнее. Ни к чему свой ум или дурость показывать лишний раз. Многозначительная хмурость тревожит начальство и распугивает красивых девушек.

– Ну вот, лейтенант, поднялись. Покурим, подышим свежим воздухом. Да, лейтенант, как жену проводили? Зосю… Васильевну, да? Как она добралась?

– Ещё не знаю, товарищ подполковник. Сегодня должна телеграмма прийти. Прямых билетов на Киев не было. И через Москву никак. Хабаровск – Иркутск – Ленинград – Киев.

– Да уж, путь не близкий. А через Москву – я бы помог. Ну что же вы отмолчались? Как всегда, лейтенант. Она в Киеве будет рожать?

– Не совсем. Рядом с Киевом – Топоров, вот там. Пятьдесят километров на северо-запад.

– Топоров. Топоров. Что-то знакомое. О! Ну конечно, Топоров-два. Точно. Там мой друг служит. Лётчик-налётчик. Часть стоит новых МиГов-перехватчиков. Край Полесья и больших лесов. Ох и леса, огромные. Охота отменная. Утки, глухари, но я птицу не очень, зайцы ещё туда-сюда, лисицы… А вот кабанчики – уже интересно. Если подобраться подальше да с егерем поговорить по-свойски, так вообще можно волка. Ух!

Чернышёв помолчал, потом решил не темнить:

– Знаете, Алексей Анатольевич, у меня к вам дело. Думаю, что вы уже сами поняли. Мне, Алексей… На вас бумагу прислали. Из самой Москвы. Запрос. Да-да. Именно оттуда. По нашему ведомству, но несколько иного рода, чем вы думаете.

«Влип, – Алёшка затянулся горячим дымом, выигрывая пару секунд на обдумывание ответа. – Подполковник хитрюга. Дождался, пока Зося улетит, чтобы никаких бабьих истерик. Тёпленьким берут».

– Что, лейтенант, курится-молчится? Хорошая тактика. Марчук с Гурьевым уши прожужжали, что, дескать, лейтенант Филиппов хитёр весьма, но наш парень. А им я верю как себе. Поэтому и позвал вас – прогуляться. Да и кабанчика добыть мне ко дню рождения.

Лейтенант, я, конечно, дам на вас хорошую характеристику. Врать не приучен, да и ни к чему. Вы нужны Родине, как я понимаю, раз Родина в лице нашего комитета так вами озаботилась. Но у меня есть сомнения другого рода, поэтому поговорить надо по душам. Меня Гурьев просил. Лейтенант, я даже