Слепое пятно - Виктор Ночкин

Изредка тушканам удавалось проколоть мой комбинезон, это было не слишком больно, но мне вдруг стало совсем жутко, очень уж много мутантов лезло из темноты… Их так много, сколько ни убивай, а их все равно слишком много… Сердце колотилось, едва не под горло мне подпрыгивало, визг и шорох неслись отовсюду, а там, где мы прошли, оставались груды изувеченных тел.

В отличие от слепых псов эти твари не прельстились дохлыми сородичами и продолжали атаковать нас. И тут впереди я увидел дверь. Приоткрытая дверь, такая же, как и предыдущие шлюзы, тяжёлая, стальная, с запорным штурвалом… она звала и манила. Она сулила спасение.

— Впереди дверь! Скорей! — задыхаясь, крикнул я, и тут тушканы ослабили натиск. — Бегом!

Я побежал, мои шаги отдавались тяжким эхом в огромном зале, позади точно так же бухали подошвы Вандемейера и Тараса… Вокруг верещали мелкие зверюшки, но нападали они теперь вовсе не так бойко.

Вот и дверь — из проема сочится желтый жидковатый свет, но мне он показался ярким и прекрасным сиянием. Спасение, спасение! Я мельком глянул и проем — обычный коридор, наподобие того, которым мы шли, пока не попали в зал. Освещение, опять же, в порядке, исправно работает. Я встал рядом с дверью и помог запыхавшемуся Вандемейеру перевалить высокий порожек, эта дверь была невысокой, приподнятой над уровнем пола. Следом за Дитрихом вскочил я — и тут несколько тушканов бросились из темноты, вцепились коготками, заскрежетали, запищали… Я ввалился в узкое помещение, запнувшись на пороге, ударился о стену раз, другой — давил мелких тварей. Подо мной крошились хрупкие тела мутантов, я расплющил их, размазал по шершавой стене, но при этом и сам не удержал равновесия, споткнулся и упал. Позади Костик с громыханием захлопнул тяжёленную дверь, заскрежетал запорный механизм, верещание последнего тушкана оборвалось, когда Тарас с криком: «От жеж пакость!» — припечатал зверюшку каблуком. Я сел, в рюкзаке от удара о пол что-то громко звякнуло. Вспомнил: водка! Последняя трофейная бутылка, поганое пойло, которое мы отбили у мародёров… Если бутылка разбилась, дрянной напиток зальет мне весь рюкзак. Я полез проверять, что с трофеем… вытащил бутылку — целая… и тут в ушах противно зазвенело. Одновременно я ощутил, как слабеют ноги, с трудом поднялся, елозя спиной по бетону.

Рядом рухнул на колени Дитрих, нескладная долговязая фигура в перепачканном оранжевом комбинезоне сложилась пополам, согнулась. На рыжего контролёр воздействовал сильней, чем на меня, я ещё успел сообразить, что происходит. Или, возможно, все дело в опыте, я слишком хорошо знал, с чем столкнулся.

— Костик, назад! — заорал я. — В зал!

— Ни, Слипый, — тихим напряженным голосом медленно проговорил Тарас, — бильше ты мене не обдурыш… Назад, каже… а там ти потворы, ты з нымы спильно, одностайно… Тварюкам служыш, нас сюды завабыв… я бачу, я усе бачу… Державною мовою роз-мовляты не бажаешь, а, Слипый?

— Костик, что ты несешь?… Как я могу быть вместе с мутантами?!!

Я уже понимал, что со мной говорит не Костик, а звон в ушах становился все сильней, ноги сделались ватными… Неужели конец? Сталкера Петрова контролёрам не взять! Я сорвал крышку с бутылки и стал быстро хлебать паленую «Пшеничную», давясь, захлебываясь. Запрокинул бутылку, вонючая сивуха потекла по лицу… Скорей, скорей… у сталкера Петрова нет мозгов… Вандемейер затянул что-то неразборчивое и тягучее… я хлебал и задыхался. У сталкера Петрова нет мозгов!

Хмель мигом ударил в голову, пол качнулся под ногами, но звон в ушах сразу стал тише! У сталкера Петрова нет мозгов! Алкоголь боролся с пси-воздействием контролёра, они сражались за мой мозг, и алкоголь уверенно побеждал.

Вандемейер, стоя на коленях, раскачивался и монотонно тянул что-то заунывное не по-русски, а Костик нахмурился, его ладонь легла на приклад «калаша», он потянул оружие из-за спины. Я швырнул в него наполовину опустошенной бутылкой, Костик пригнулся, а когда выпрямился — я уже наставил на него ствол «Гадюки». Чувствуя себя последней сволочью, я вдавил спусковой крючок, очередь полоснула Костика, развернула, он ударился головой о бетон, завалился набок, я пнул его в висок, голова дернулась, и он снова приложился затылком… обмяк…

Я развернулся к коридору, пол ходил под ногами ходуном, меня шатало, глаза болели и слезились, но под уходящей в никуда вереницей тусклых плафонов мне почудилось движение. Я вскинул МР-5 и выпустил оставшиеся пули почти наугад. Дитрих прервал пение и потянул из кобуры пистолет… Не поднимая головы, развернул ПММ, направил дуло в собственный рот… Я сорвал автомат с плеча, шарахнул Вандемейера по склоненному затылку, ногой выбил пистолет. Оружие брякнуло о бетон, Дитрих, шурша комбинезоном, растянулся на полу.

Я отшвырнул «Гадюку», которая сделалась невыносимо тяжелой, и, шатаясь, побрел по галерее. Тусклые огни светильников под потолком наплывали на меня издалека, а где-то в невероятной глубине рождались новые светящиеся точки и медленно-медленно тащились навстречу, чтобы обрести вид пыльных плафонов…

Слезы стояли в глазах, я утирал их обеими руками, меня тошнило, звон в ушах то стихал, то поднимался снова. Наконец я увидел удаляющегося контролёра. Быстро перемещаться эти твари не умеют, и я догонял. Мы ползли, как две хромые улитки, однако я ковылял быстрей.

Когда нас разделяло с полдесятка шагов, мутант понял, что не уйдет, и обернулся. Передо мной стояла мама.

— Сыночка, родной… — прозвенел в голове знакомый голос.

— Вот и свиделись, мамочка. — Я вытащил нож. — Знаешь, мам, а я уже совсем взрослый, и это вот, насчет встречи, это же моя песня! Это я для Николки придумал куплет: «Бродяга к Барьеру подходит, навстречу родимая мать…» Остроумно, да, ма? Да?

Ещё шаг, ещё, я поднял руку с ножом. Меня тошнило — какая мерзкая водяра… Ох и гадость…

Очертания женской фигуры потекли, на миг промелькнуло растерянное лицо Ларисы, потом возникла кассирша из поселкового отделения Сбербанка.

Ещё шаг, ещё…

— Здравствуйте, девочки!

Кассирша вытянулась, раздалась в плечах — теперь это был Карый.

— Молодец, Слепой, — хрипло буркнул Гоша, — отличная работа. Премиальные тебе, само собой…

— Гоша, а я ведь тебя не люблю. Водка у тебя в «Звезде» отличная, не то что эта сивуха… но ты всё-таки гнида. Крутой, да? А знаешь, крутой, чего мне всегда хотелось? Вот чего!

Я всадил нож Гоше в круглое налитое брюхо, рванул, вспарывая упругие дрожащие ткани, потащил лезвие вверх… Карый осел, размазался, контуры его фигуры потеряли форму, поплыли… мелькнула неприятная бледная рожа с высоченным лбом, надбровные доли четко очерчены, над ними топорщатся жидкие бесцветные волоски. Нож уперся во что-то твердое, мою руку залило теплым… и тут я больше не смог сдерживаться — меня отчаянно тошнило.

Выпустив липкую рукоять ножа, я отвернулся от оседающего на пол мутанта, оперся обеими руками о стену, согнулся — и меня вырвало. Нутро содрогалось, выворачивалось наизнанку, я давно ничего не жрал, и в желудке было пусто, меня рвало какой-то мерзостью, я выхаркивал комья слизи, ох, какая гадость… Дрожа всем телом, я снова и снова корчился в спазмах, но выдавить из себя хоть что-то существенное никак не удавалось. Мне было очень плохо, я отступил… ещё шаг назад, ещё… ударился спиной о противоположную стену… обхватил себя руками, чтоб не так трясло, сел на пол. И стало темно.

Когда я раскрыл глаза, тошнота нисколько не уменьшилась. Ну вот какой смысл терять сознание, если потом все равно тянет блевать? Да никакого смысла… Я по-прежнему сидел на полу, прислонившись к стене, на руках подсыхала кровавая корочка, стягивала кожу — почему-то именно это ощущение получилось особенно ярким. Вереница тусклых плафонов заливала коридор желтоватым светом, лампы раскачивались над головой, должно быть, их тоже мутило. И коридор, кстати, извивался, его крутило точно так же, как и мою требуху. У Зоны заворот кишок, не иначе. Между трясущимися лампами и мной расположились лица Костика и Вандемейера. Они тоже качались из стороны в сторону, кривились и гримасничали. Ещё они пытались что-то произнести, но никак не могли выговорить внятно хотя бы несколько слов. Пьяные они, что ли? Это было здорово смешно — два взрослых мужика надрались так, что лыка не вяжут. Хи-хи. Дитрих ощупывал меня, потом стал расстегивать мой кобинезон.

— Вандемейер, вы подаете плохой пример, — хотел я сказать, но и у меня вышло невнятное мычание. Вот смешно — эта парочка напилась, а язык заплетается у меня! — Перестаньте лапать меня, грязный извращенец!

Дитрих пробормотал что-то насчет крови, мол, слишком обильно залило. Что или кого залило, я не разобрал.

— Та я кажу, це з мутанта юшки натекло, — неожиданно четко произнес Костик. — А цього дурныка не пошкоджено. От жеж везунчик, йо-о…