14. Женская проза «нулевых» - Алиса Ганиева

Он ищет весь день и весь вечер, но не находит.

Мне почему-то становится грустно и стыдно. Словно я ее предала.

До революции, за пару недель, они стали вылезать наружу. Сначала лишь очень изредка.

Хватали ментов, стоявших так близко от входа. Или просто людей, ненароком проходивших мимо. И тащили туда, на дно.

Отдирали черными пальцами, посиневшими, ороговевшими, выпуклыми ногтями гофрированную пластмассу с медленно ползущих ступеней – и запихивали свою добычу, своих пленников прямо в дырки, в гудящие жернова эскалатора.

Или бросали под поезда. Поезда они стали водить сами – радуясь скорости, скалясь беззубыми растрескавшимися ртами. Машинистов повыбрасывали в темных тоннелях на полном ходу – в подарок жиреющим крысам. А некоторые оставили трупы рядом с собой, на соседнем сиденье, и в шутку называли их своими помощниками. Помощниками машинистов.

Такие ходили слухи.

Но об этом не сообщали газеты. И ничего конкретного не было в Интернете – если, конечно, не считать истерических обсуждений на форумах. А новостные ленты попросту не открывались. Невозможно отобразить страницу. Error occurred when connecting to the server! Повторите попытку позже. Повторите попытку позже. Если ошибка будет повторяться…

Она повторялась.

По телевизору крутили балет и спортивные передачи. Танец маленьких лебедей и танец с лентой – с утра и до вечера.

Как будто всё было в порядке.

И что-то случилось с радио. Перестали работать практически все радиостанции. Осталось только две: «Максимум» и «Европа плюс». Кроме них – лишь зловещий бессмысленный треск – на любой частоте.

Мы слушали их всё время. Мы слушали круглыми сутками, в визгливой болтовне радиодиджеев стараясь уловить другие, скрытые смыслы.

Но смыслов вроде бы не было. Ни скрытых, ни даже явных.

В том, что они говорили, просто не было смысла.

В то утро, когда началась Революция, я как раз слушала «Максимум» – жужжащей перегревшейся черепахой, на первой передаче и нейтралке ползя в сторону работы среди таких же, как я, черепах.

Двое дебильных ведущих, сладострастно гогоча, звонили каким-то девкам в прямом эфире.

– Сейчас мы будем звонить Машеньке… гы-ы… Машенька у нас кто? Машенька у нас, между прочим, ого-го!

– Да, Машенька работает менеджером на фирме! Но это днем она работает, а по вечерам – развлекается!

– А как же без развлечений? Без развлечений – пиши пропало! Просто тоска! Просто мр-р-рак без них – да, Колян? Гы-ы… Вот… И радиослушатели с нами наверняка согласятся: без развлечений просто…

– Так вот, значит, по вечерам она развлекается – а именно, ходит на дискотеки! И вот вчера…

– Нет, дай лучше я расскажу, гы-ы, ну пажалста, можно я расскажу? Ну очень хоц-ца!

– Ну расскажи! Чем не поступишься ради друга…

– Так вот, вчера Машенька пошла на дискотеку…

Я переключилась на Европу:

– …Простатаб – действительно самое эффективное лекарство не только при заболеваниях простаты, но и вообще при любых заболеваниях мочеполовых органов мужчины. У нас здесь в студии профессор Елена Гнушкина, участвовавшая в разработке проста-таба. Елена Гнушкина – ученый, фармацевт, ну и, наконец, просто очень хороший доктор… Елена, здравствуйте!

– Здравствуйте.

– Ну, расскажите же нам, что это за волшебное такое лекарство – простатаб? От чего оно помогает?

– Простатаб – новое, качественное средство, которое в ста процентах случаев избавит мужчин от ненужных им… э-э-э… проблем. Простатаб очень эффективен при раке простаты, аденоме простаты, простатите, ночном недержании мочи, импотенции, камнях в почках… Кроме того, простатаб помогает и женщинам. Да что там женщинам – он помогает даже роб… ой! неживым людям…

Неживым людям, повторила я про себя, включив «дворники» (мелко заморосило снаружи), – вот кому, кому нужна эта идиотская политкорректность? Почему не сказать нормально – «роботы»? Ведь никто их все равно за людей не считает. Ну – помощники они хорошие по дому. Ну – строители, механики, сварщики. Ну – менты. Но они же скрипят при ходьбе! У них же глаза без выражения. У них же мозгов нет. У них же, черт возьми, кнопки на руках и затылке!

Хотя… эта вот новая «женская» серия, запущенная с прошлого года… Действительно почти не отличишь. Иногда в супермаркете стоит какая-нибудь, с тележкой… Подтянутая, спортивная, гладкая, загорелая, равнодушная… Глаза с поволокой… Женщина-фея, женщина-воздух, женщина-полиэтилен… И не поймешь сразу: просто ухоженная (встречались ведь такие и лет десять назад – когда никакого производства в помине еще не было) или «неживой человек»? У этих, новых, кнопки не снаружи, а под кожей. Иногда на свету просвечивают… А иногда – вообще незаметно…

– …и даже для органов пищеварения. Простатаб попросту воздействует на весь организм комплексно! Повышает иммунитет, а следовательно, помогает сопротивляться вирусам. Снижает риск заражения в транспорте во время эпидемий, скажем, гриппа. Кроме того, простатаб незаменим для детей, даже для самых маленьких! Он абсолютно безвреден. Новая формула…

Я поставила «дворники» на максимальную скорость (на улице уже шел настоящий ливень) и снова вернулась на «Максимум»:

– …познакомилась там с мужчиной своей мечты и в ту же ночь ему отдалась! Гы-ы!

– Ого-го!

– Алло! Алло! Маша?! Маша, вы меня слышите? Алло, отодвиньтесь вместе с трубкой подальше от радиоприемника. А то помехи! Вот так! Так гораздо лучше! Машенька!

– Я уже в эфире?

– Да! Вы в прямом эфире! Мы хотим задать вам один вопрос! Почему вы отдались мужчине вашей мечты в первую же ночь? Маша, алло?..

Что-то промелькнуло (человек?) в двух шагах от дребезжавшего под дождем капота моего Golf’а. Промелькнуло, сразу нарушив меланхоличное оцепенение неподвижного стада машин, уже больше часа мечтательно вглядывавшихся передними противотуманными фарами в задние тормозные огни друг друга.

Секундой позже длинные грязные руки схватились за бьющиеся в ритмичных конвульсиях «дворники» и со скорлупным треском переломили их, оба, в суставах. Беспомощные обрубки еще пару раз встрепенулись – и замерли. На лобовое стекло мгновенно опустился непрозрачный целлофан апрельского ливня.

Я нажала кнопку блокировки дверей.

– …У вас вообще много было мужчин? Маша?

– Вообще да.

– И что – всем вы отдавались в первую же ночь?

– Вообще да.

– Ого-го! Гы-ы! А дальше ваши отношения продолжались?..

Смачно впечатываясь в студенистую слякоть, в окна машины замолотили два, четыре кулака, шесть, восемь. Кто-то ловко запрыгнул на крышу машины и принялся бодро пинать сверху податливую лакированную жестянку. Хлопнуло и с присвистом осело переднее колесо.

Не понимая, что делаю, не понимая вообще ничего, я разблокировала двери, быстро переползла с водительского сиденья на заднее (атаковали пока только спереди), выскочила из машины под ледяной, оглушительный дождь и побежала. Они не преследовали меня.

Мало кто выбежал тогда из своих машин (но все те немногие, кто это сделал, – спаслись). В основном люди оставались внутри – считая, видимо, что там безопасней. Полагаясь на толщину стекол и на нелепые дверные затворы-пимпочки. Подсознательно исходя из того, что бежать ногами – это гораздо медленнее, чем ехать со скоростью, даже минимальной, 60 километров в час.

Только вот ехать-то они не могли. Они были совершенно беспомощны в своих бессмысленно мощных авто.

Их размолотили кувалдами, руками, камнями, палками. За несколько часов Садовое кольцо превратилось в свалку исковерканного железа и исковерканных тел. В круглое, двустороннее, многополосное кладбище.

Я бежала от них, бежала от них, бежала от них. Мимо уродливых бесконечных витрин магазина «Людмила», мимо коричневого больного здания, забинтованного в леса, мимо красных сусальных сердечек «Арбат-престижа», мимо «Пицца-хата» и «Атриума»… За «Атриумом» я свернула направо и остановилась, прислонившись к мокрой, персикового цвета стене. Подождала, пока колючий пульсирующий клубок, прочно застрявший в горле, снова укатится внутрь – ниже, левее – и я смогу свободно дышать.

Потом побежала снова. Уперлась в Курский вокзал.

На привокзальной площади эти – люди в рванье, люди с опухшими рожами – разделывались с ментами.

На каждого мента они нападали вдесятером, били ногами в живот, отключая (кнопки у милицейских «неживых» как раз там, на животе). А потом еще долго, с глухим металлическим звуком упавшей консервной банки, колошматили их, обездвиженных, об асфальт. Раскалывали их на части.