Торговый дом Гердлстон - Артур Дойль

— Так вы ей предложение сделали? — воскликнул добродушный немец, тотчас забывая все свои обиды.

— Да, сделал.

— И она его взяла… приняла его?

— Да.

— Так это же великолепно! — воскликнул фон Баумсер и даже захлопал в ладоши. — Ура, ура, ура, фрау Скэлли, и еще раз ура, фрау Клаттербек! Надо же выпить по этому случаю, непременно надо!

— И мы обязательно выпьем, дружище, но сейчас пора на боковую. Она прекрасная женщина и отлично понтирует. Черт побери, она сегодня так ловко показала козырей — я еще в жизни не видал такой превосходной игры! — И с этой оригинальной эклогой на устах майор повернулся к двери, пожелал приятелю спокойной ночи и удалился к себе.

ГЛАВА XXX

В ТРАКТИРЕ «ПЕТУХ И КУРОСЛЕП»

Работу Тома Димсдейла никак нельзя было назвать легкой. Он не только обязан был проверять все счета клерков и вести дела с оптовыми торговцами, но к тому же еще довольно много времени проводить на пристанях, наблюдая за погрузкой уходивших в море кораблей и проверяя груз судов, прибывавших в гавань. Впрочем, эти последние обязанности пришлись ему больше по душе — он был рад выбраться из душной конторы и глотнуть немного морского воздуха, считая, конечно, что в сутолоке Вулиджа можно было почувствовать свежесть моря. Притом здесь, в устье широкой, мутноватой реки, одной из крупнейших водных артерий страны, всегда царило приятное оживление и суета. Двумя нескончаемыми потоками, приплывая и уплывая, двигались по ней суда всех видов и всех размеров.

Жизнь этого большого водного пути так занимала пытливый ум Тома, что он нередко, покончив с дневными делами, продолжал стоять на старой пристани, задумчиво покуривая трубку. Здесь было потише — жизнь, которая когда-то кипела ключом, отхлынула к другим, более удобным причалам. Повсюду валялись огромные ржавеющие якоря, тяжелые цепи, тут и там уныло торчали брошенные котлы и другие отжившие свой век предметы, которых много накапливается в подобных местах, и людям, чья фантазия достаточно прихотлива, они кажутся скелетами каких-то диковинных чудовищ, выброшенных на берег приливом. Кому принадлежали они когда-то? Кто ими дорожил? Какую и кому сослужили они службу? Тому казалось порой, что все первоначальные владельцы этих предметов и даже их наследники давно сошли в могилу, бросив эти мрачные останки на произвол судьбы, и они ждут теперь, чтобы кто-нибудь из милосердия удостоил их погребения.

С этого удобного наблюдательного пункта Тому далеко была видна река, и он, следя взглядом за проплывавшими по ней судами, бороздил вместе с ними безбрежный океан и уносился мыслями к далеким прекрасным странам, где жарче солнце и синее небеса. Вот трудолюбиво пыхтит крошечный паровой буксир и тянет за собой величественный трехмачтовик, тяжеловесный черный корпус которого с устремленными в небо мачтами вздымается над водой, а стеньги кажутся издали тончайшей паутиной какого-то гигантского паука. Он приплыл из Кантона, из страны крошечных ног и миндалевидных глаз, проплыл с грузом чая, кофе, пряностей и прочих хороших вещей. А вот судно компании «Мессажери» — французский флаг изящно полощется над его кормой, а его пронзительный гудок шлет предостережение неповоротливым лихтерам, ползущим со своим черным грузом к чумазому угольщику, паровой ворот которого свиристит, словно коростель. А вот этот плавучий дворец — корабль из Австралии; его бесчисленные иллюминаторы подобны желтым глазницам, и в сгущающихся сумерках все ярче брызжут из них струи света. А вот медленно приближается роттердамский пакетбот; он рад вернуться в тихие воды после изрядной трепки, выпавшей на его долю в Северном море. А этот каботажный бриг, как видно, испытал трепку похуже: его грот-мачта треснула, и на всех реях копошится крошечная человеческая мошкара — берет рифы, сплеснивает, чинит паруса.

А наш старый знакомец тоже попал в этот шторм и сейчас держит путь к надежному пристанищу — к докам Альберта. Конечно, это не кто иной, как неустрашимый капитан Гамильтон Миггс, чей корабль все еще продолжает упорно держаться на воде к изумлению самого бравого капитана и всех, кому известны мореходные качества этой посудины. Не раз и не два уже готова была она погрузиться на дно; не раз и не два внезапно наступивший штиль или усердное выкачивание воды из трюма всей командой помешало ей выполнить предначертанную ей судьбу. Сам шкипер был так поражен этим неустанным вмешательством провидения, что уверовал в сверхъестественную способность судна не тонуть ни при каких обстоятельствах и с легким сердцем и удвоенной энергией отдался своему старому, излюбленному занятию — снова стал периодически напиваться до белой горячки и периодически протрезвляться снова.

«Черный орел» прибыл с ценным грузом, и капитан Миггс был соответственно в приподнятом настроении. Открытое лицо Тома и его честные глаза пришлись по душе этому старому морскому волку и пропойце, и, когда на следующее утро Том поднялся на борт корабля, Миггс приветствовал его с шумной сердечностью.

— Разрази меня гром, а вы неплохо выглядите! — закричал он. — Сразу видно, что вы не лежали в штиле возле Фернандо-По и не глотали сырой туман в Габоне.

— Вы тоже неплохо выглядите, капитан, — сказал Том.

— Сносно, сносно. Так, познабливает малость по временам.

— Ну что ж, начнете, верно, сейчас разгрузку? Вот накладная — я должен проверить груз. Будем открывать люки?

— Эта работа не для меня, — решительно ответил капитан Гамильтон Миггс. — Вот Сэнди — Сэнди Макферсон станет на разгрузку. Верно, Мак? Тебе надо немножко поразмять свои старые шотландские кости. А с меня хватит того, что я привел сюда из Африки это решето — не хватает еще, чтобы я работал на выгрузке.

Макферсон, помощник капитана, был высоченный рыжебородый детина из Абердина.

— Ладно, я займусь, — сказал он без дальних слов. — Идите на берег или куда вам нужно.

— В трактир «Петух и курослеп» — вот куда, — сказал капитан. — Послушайте, вы, мистер Димсдейл, как закончите здесь, приходите туда, разопьем по стаканчику вина. Я простой моряк, но у меня тоже, черт побери, еще кое-что бьется в груди. И ты, Макферсон, валяй туда же — покажешь мистеру Димсдейлу дорогу. Значит, «Петух и курослеп», на углу Секстен-Корт.

Том и Макферсон поблагодарили за приглашение, и капитан загромыхал по сходням, стремясь поскорее стать на твердую землю.

Весь день Том стоял у открытого люка «Черного орла», проверяя груз, поднимавшийся на свет божий из его недр, а Макферсон со своими разнообразными помощниками — матросами, грузчиками и негром-либерийцем из Западной Африки — трудились в трюме. Пыхтела и фыркала машина, с бряцаньем опускалась в трюм тяжелая цепь.

— Ну, живей! — кричал помощник капитана.

— Есть, сэр!

— Все в порядке?

— Все в порядке, сэр.

— Подымай!

И снова гремела и бряцала цепь, и гудела машина, и поднималась в воздух пара бочонков с пальмовым маслом — казалось, кран, словно гигантские щипцы, выдернул из челюсти судна два деревянных зуба. Том стоял с записной книжкой в руке, смотрел вниз, в черную пропасть трюма, и ему чудилось, что корабль привез в своих недрах малярийный воздух тропиков, — такой затхлой сыростью веяло на него оттуда. Огромные жуки ползали по тюкам, а порой из трюма выскакивала и крыса, да еще такой величины, какие бывают лишь на судах, приплывающих из тропиков. Один раз, когда поднимали тюк со слоновой костью, раздались испуганные возгласы, и Том увидел, как длинная желтая змея, притаившаяся в складках тюка, скользнула обратно во мрак. Нередко случалось, что эти смертоносные твари находили себе пристанище в углублениях тюков и лежали там, притаясь, пока холодный воздух Англии не пробуждал их от спячки на беду какого-нибудь незадачливого грузчика.

Весь день Том стоял среди шума, грохота и сквернословия, вдыхал пар и запах машинного масла, проверял грузы и направлял их на склады. После полудня все пошли обедать, а в два часа работа возобновилась и продолжалась до шести часов, когда все кончили работу и разошлись — кто по домам, кто в пивные, в зависимости от наклонностей. Том и помощник капитана, порядком притомившиеся за день, решили принять предложение капитана и явиться в указанный им трактир. Помощник капитана нырнул к себе в каюту и вскоре появился обратно: лицо его лоснилось, а всклокоченные волосы были приведены в некоторый порядок.

— Я совершил свои омовения, — заявил он с важным видом, сделав торжественное ударение на последнем слове, ибо, как многие шотландцы, испытывал непреодолимое тяготение к мудреным и звучным словам. Надо признаться, что в лице мистера Макферсона эта национальная черта приобрела несколько преувеличенные формы, так как он никогда не мог устоять против искушения уснастить свою речь каким-нибудь замысловатым, хотя и не совсем идущим к делу словечком, если считал, что оно должно в общем и целом усилить впечатление.