Факел сатаны - Анатолий Безуглов

Выслушав мою просьбу, Лариса напомнила слова древнегреческого мудреца из одной пьесы: «Если ты накормишь человека рыбой, он будет сыт сегодня, а если научишь его ловить рыбу – он будет сыт всегда».

– Ты хочешь научить меня ловить рыбу? – спросила я.

– И не простую, а золотую,– улыбнулась Лариса и добавила,– завтра я должна встретиться с приятным во всех отношениях господином и провести с ним вечер в Большом театре.

– Ну и что? – недоумевала я.

– А то, что этот господин говорит по-английски, а я же только по-немецки и французски.

– Ты предлагаешь мне быть переводчицей?– вновь спросила я.

– И переводчицей тоже,– еще раз улыбнулась Лара.– Но не только.

– Что еще потребуется от меня?

– У тебя, надеюсь, есть приличное платье, но главное, пожалуй, туфли на высокой шпильке.

– Платье найду, а вот туфли – старые, для Большого, пожалуй, не годятся.

Ничего не говоря, Лариса удалилась в соседнюю комнату и вскоре вернулась с новой парой туфель в руках.

– Меряй.

Они сидели на моих ногах словно сделанные на заказ.

– Ну и прекрасно,– обрадовалась Лариса.– Завтра в 18.00 заедет авто. Будь к этому часу готова. Прическа и т. д. Плюс улыбка влюбленной и послушание рабыни. Деньги получишь у шефа. Потом. У нас такой порядок.

…И я поехала. В машине меня ждал действительно приятной внешности господин лет сорока. По имени Фред. Представившись, он вручил мне букет алых роз и объяснил, что в Москве совсем недавно, плохо знает и совсем не говорит по-русски. Давно слышал о Большом театре, о его знаменитом балете. И вот наконец представилась такая возможность посмотреть «Лебединое озеро». Тут он в весьма деликатной форме сделал мне комплимент, кажется, вполне искренне.

Наши места в ложе. Более того, к моему приятному удивлению, в этой ложе, кроме нас,– никого. Почему? Ответ на этот вопрос я узнала очень скоро, минут через десять после начала спектакля, когда неожиданно для меня Фред снял свой пиджак и лег у моих ног Не успев задать вопрос «зачем?» или «что случилось?», я услышала:

– Лайма, прошу вас, приступайте.

– Не понимаю,– сказала я дрожащим голосом.

– А вас не предупредили? – удивился Фред.

– Нет, а что я должна делать?

– Пожалуйста, бейте каблуками, бейте по моей спине.

– Зачем?– все еще не понимая происходящего, спросила я.

– Я прошу вас,– уже раздраженно произнес Фред и повернул голову лицом вниз.

Я начала бить. Вначале слабо. Фред попросил сильнее. Я стала это делать энергичнее. Потом еще сильнее и вскоре почувствовала, как тело Фреда напряглось, стало упругим, как футбольный мяч, пружинящий под ударами острых каблуков…

– Еще, еще, отлично, вот так…– произнес Фред, тяжело дыша, а потом я скорее почувствовала ногами, чем увидела глазами, как Фред начал биться, словно в судорогах. Но это продолжалось недолго… Лежащее у моих ног тело ослабло… Я тут же перестала колотить его каблуками. Фред еще какие-то минуты продолжал лежать, а затем медленно встал, достал из кармана пиджака небольшую щеточку, почистил ею брюки, надел пиджак и, видимо, в знак благодарности поцеловал мне руку. Минуты через три мы покинули театр. Машина уже ждала. В пути Фред сделал мне еще несколько приятных комплиментов, а при расставании выразил желание встретиться еще. В ответ я сказала что-то невнятное. Для меня все это было не только ново, но и странно. И уже совсем я не могла понять свою роль, а тем более оценить ее исполнение.

Я ждала звонка Ларисы. Но она безо всякого звонка, рано утром, когда я еще нежилась в постели, прибежала и радостно сообщила, что клиент очень доволен, а следовательно, шеф доволен вдвойне и сегодня же хочет встретиться со мной, вручить деньги, а заодно и познакомиться.

Ровно в 14.00 за мной заехала шикарная машина какой-то иностранной марки, и молчаливый шофер повез меня в «Националь». Когда мы приехали, шофер также молча проводил меня в зал ресторана. Судя по тому, как пропустили нас через двери с табличкой «свободных мест нет» и «спецобслуживание» и как кланялись бородатые швейцары, нетрудно было сделать вывод: его здесь хорошо знают и почитают его хозяина. В полупустом зале за отдельным столиком у окна сидел и читал тот, кто, видимо, был шефом Ларисы, шофера и в какой-то степени теперь и моим. Остановившись на почтительном расстоянии от столика, шофер обратился к сидящему:

– Олег Петрович, простите, вы просили…

Мужчина, спокойно дочитав абзац, медленно, с явно выраженным уважением к своей персоне, повернул голову в нашу сторону… И только тут я узнала в нем… кого? Олега Краснова(!) – в прошлом моего комсорга, а сегодня благодетеля, выручавшего деньгами (кстати, я уже давно нарушила свой принцип и обращалась к одним и тем же лицам за деньгами по нескольку раз). Олег тоже удивился – видимо, ему не называли моей фамилии, и, как показалось, он даже немного растерялся, но тут же взял себя в руки и предложил мне сесть за столик напротив него.

Вначале у нас с ним разговор не клеился, чувствовалась напряженность с обеих сторон. Выручила официантка, поставившая закуску на стол. Взглянув на розетку с черной икрой, Олег оживился.

– Хочешь, я тебе свежий анекдот расскажу? – спросил Олег и тут же начал: – Итак, ветеран партии делится в школе воспоминаниями о личной встрече с Лениным. Говорит ребятам: «Стою я на посту у Смольного. Мимо идет Ильич и жует бутерброд с икрой. Я говорю:

– Владимир Ильич, дайте попробовать.

Он отвечает:

– А пошел бы ты на х…!

А глаза у Ильича добрые-добрые!» – закончил Олег и рассмеялся сам. Мне было не смешно, хотя я и понимаю, что воспоминания многих сюсюкающих ветеранов действительно часто похожи на этот пошленький анекдот. Но моя реакция нисколько не смутила Краснова. Он тут же выдал второй, но уже из современной жизни:

– Как думаете, бабуля, кто эту перестройку придумал: коммунисты или ученые?

– Я думаю, коммунисты.

– Почему?

– Да потому, что ученые сначала на животных опыты проводят.

И вновь рассмеялся Краснов. А я почему-то вспомнила его политграмоту, которой он пичкал меня при вступлении в комсомол. При этом на полном серьезе. А тут вдруг…

Напряженность между нами еще долго не спадала. Олег не знал, как перейти к делу. Исчерпав тему погоды и выпив несколько рюмок заморского коньяка, Олег вдруг вспомнил школу, видимо, только для того, чтобы наконец-то объясниться по поводу того давнего случая в Краснопресненском парке, когда мы пытались обмыть мое вступление в комсомол…

– Ты знаешь, почему так оскандалился я тогда? – спросил Олег с таким чувством, будто все эти годы только об этом и думал.

Мне не хотелось ворошить страницы прошлого, и я промолчала, надеясь, что Олег найдет другую тему для разговора, но он, не дождавшись моей реакции, сам ответил:

– Я просто не знал, как это делается. Молодежь надо учить любви. Это целая наука, которая, пожалуй, больше чем химия или физика нужна человеку. И тем, кто овладел этой наукой, больше платят…

Мне показалось, что Олег сейчас перейдет к разговору о моей «работе» с Фредом, об оплате, но он вдруг прервал свой монолог, наполнил бокалы и предложил выпить за… поэзию, хотя в школе, насколько мне известно, литературой и тем более стихами он не увлекался. Осушив очередной бокал до дна, Олег начал читать строки из Хайяма:

Мы пьем не потому, что тянемся к веселью,И не разнузданность себе мы ставим целью.Мы от самих себя хотим на миг уйтиИ только потому к хмельному склонны зелью…

Закончив стихотворение, Олег немного помолчал, а затем с места в карьер:

– Хочешь в рублях или в долларах?– сказал Олег и достал из кармана пиджака два конверта.

– Нет, нет, никаких долларов,– испугалась я.

Краснов протянул конверт, что был в левой руке, и сказал:

– В эквиваленте,– улыбнулся и добавил: – А если мы найдем общий язык, то твой старый долг спишем.

– А что я для этого должна сделать? – спросила я, не зная, как поступить в сложившейся ситуации. Мелькнула мысль: может, лучше прямо сейчас вернуть Краснову содержимое конверта в счет долга? Но я даже не представляла сколько там денег.

– Вначале пройти курс науки. Думаю, что для тебя декады хватит, а потом посмотрим,– спокойно ответил Олег.

Я мельком взглянула на часы. Заметив это, он спросил:

– Домой?

– Да.

– Подумай и через Ларису сообщи. Договорились?

Я не помню, когда и каким образом Краснов подал знак своему шоферу: тот оказался рядом, и мы вместе направились к выходу.

Вернувшись домой, я нетерпеливо вынула из конверта деньги: сторублевки, посчитала и ахнула – две тысячи рублей. За час! А в театре за эту сумму надо работать два года.»

«17 ноября 1987 г.

Вот уже 5 дней я «учусь» в институте любви. Занятия по 8-10 часов. Но в отличие от ГИТИСа здесь всего два слушателя – я да девушка из МГУ – Эвелина. Желающих, а точнее рекомендованных, было гораздо больше – человек 50. В институт кинематографии и то конкурс поменьше. Отсеивались по разным причинам: внешность, фигура, образование, характер, возраст, сексуальность – все учитывалось при отборе. Мое самое большое препятствие – возраст. И, видимо, мне бы его не преодолеть, если бы не поддержка Краснова и «аттестация» Фреда. Олег поставил отбор прямо-таки на научную основу. Претендентов осматривали, выслушивали дипломированные сексологи, психологи… Даже проводились тестирования… Если бы мне кто-то рассказал о таком конкурсе – не поверила бы.