Изобретение велосипеда - Юрий Козлов

56

Они плыли — загорелые парень и девушка, плыли и смотрели сквозь голубую воду на камни и водоросли внизу, смотрели на горизонт или на солнце, или на небо, где не было ни единого облачка. Некоторое время можно было плыть и не думать о том, что надо возвращаться на берег. Более того, эта проклятая зависимость от берега, невозможность плыть вечно в тёплой голубой воде раздражала. Гектор нырял, плыл разными стилями, пытался хватать Алину за ноги, но она плыла более целеустремлённо, по-женски плыла Алина Дивина, не тратя сил на всякие глупые ныряния и переворачивания в воде.

— Если я поступлю, дам телеграмму на музей, — говорил Гектор, — а если завалюсь, то приеду обратно.

— Ты поступишь, — отвечала Алина.

— Спасибо, добрая женщина! — усмехнулся Гектор.

— Я совсем не добрая женщина, — возражала Алина. Теперь они уже плыли к берегу. Алина дышала ровно, а Гектор устал — давала себя знать ненужная прыть, пока плыли вперёд. Буёв нет, плыви куда хочешь, а начнёшь тонуть — спасать не будут. Некому.

— Я не добрая женщина, — повторила Алина. — Я спокойная. А это гораздо хуже…

— Спокойствие, как серая рыбка, — ответил Гектор. — Иногда оно надевает брачный наряд. Всё начинает переливаться, весь мир, а потом снова приходит спокойствие. Так, наверное, многие живут…

— Ты разговариваешь, как старик, — сказала Алина. Как будто тебе девяносто лет.

— На ошибках учатся — утешение для идиотов, — сказал Гектор. — Самое последнее дело — учиться на собственных ошибках. Надо учиться на ошибках других…

— Это невозможно, — засмеялась Алина. — Ты мальчишка, ты максималист, ты изобретаешь велосипед, а он давным-давно изобретён… Голова твоя — азбука — тридцать три буквы, а что из них получаются миллионы слов, ты не можешь себе представить…

Гектор в последний раз нырнул. На дне лежал огромный камень. В голубой воде он был похож на притаившуюся акулу. Гектор встал на камень, и вода оказалась ему по грудь.

— Иди сюда! — позвал он Алину.

Стоять вдвоём на скользком камне было трудно. Гектор обнимал и целовал Алину с открытыми глазами. Словно какое-то нелепое состязание шло между ними — ни он, ни она не закрывали глаз и смотрели друг на друга. Вокруг синела вода, в неё погружались солнечные лучи, и, даже нырнув и посмотрев наверх, можно увидеть солнце…

— Согласен, — сказал Гектор. — Многого я не понимаю… Я, по-видимому, кое до чего ещё не дорос… Но если я люблю тебя, значит…

— Это ничего не значит, — ответила Алина. — Просто так уж получилось. Море, солнце, степь, потом… этот негодяй Григорьев. А тут ты прилетел, а тебе поступать в университет надо — экзамены сдавать, и парень ты вроде неплохой, жалко мне тебя. Смешной ты какой-то. Вот и вся наша любовь…

— Ты так говоришь, — терялся Гектор.

— Мне надоело стоять на этом проклятом камне! Я хочу сегодня рисовать.

Они поплыли к берегу, где лежало серое одеяло, красные сандалеты Алины и выгоревшая рубашка Гектора.

— Ты раздражаешь меня своим поросячьим оптимизмом, — сказала, выйдя из воды, Алина. — Ты нахал, ещё хуже Григорьева! Возомнил какую-то любовь, приехал сюда ко мне и даже не поинтересовался за всё время: приятно ли мне тебя видеть? — Алина поправила волосы. Высыхая, они не желали лежать ровно, а топорщились в разные стороны. — Я прекрасно понимаю, что с тобой, — сказала Алина, глядя на красные босоножки, лежащие на песке. — Ты, как ребёнок на карусели… Всё крутится-вертится, а тебе хочется во что-то вцепиться. Ты вбил себе в голову, что любишь меня. Тебе показалось, что я спасительница, мадонна, очищающая и облагораживающая. Ответь я тебе взаимностью — и все грехи с тебя спишутся, всё в норму придёт. А я обыкновенная разведённая баба, несентиментальная к тому же. Скульптора из меня не получилось, мотогонщицы тоже. Права и те отобрали. Я плохой объект для обожания…

— Какая-то у тебя мания, — сказал Гектор. — Расставлять все точки над «и». Причём такие жирные точки, и вовсе не там, где надо.

— Ошибаешься, — ответила Алина. — И скоро сам в этом убедишься. Чувства — это чувства, а жизнь — это жизнь. И многое в ней против наших чувств…

— А Григорьев? — спросил Гектор. — Думаешь, он случайно к тебе приставал?

— Я не хочу о нём говорить, — покраснела Алина. — А ты, маленький негодяй, всё-таки хочешь навязать мне роль горничной в богатом доме!

— Короче, — сказал Гектор. — Ты не хочешь понять меня, я не хочу понять тебя. А на самом деле всё просто. Я тебя люблю, а ты меня нет!

Алина подошла к Гектору и поцеловала его в лоб.

— Юноша, — сказала она. — Если подобным образом строить схемы, станет неинтересно жить. Есть настоящая любовь, а есть мелкая разменная монета. Есть настроение, есть минутные симпатии, много всего есть важного для женщины. Тебе этого не понять…

— Что значит мелкая разменная монета?

— Возможно, я неправильно выразилась.

— То есть, ты хочешь сказать, что…

— А разве тебя не удивляет, что я тебе ни разу не сказала: «Гектор! Я люблю тебя!» Или… тебе всё равно? Тебе достаточно только своего чувства, да?

— Нет, — ответил Гектор. — В том-то и беда…

— Но в любом случае утверждаться через женщину — глупо!

— Я и не думаю о каком-то утверждении. Просто я тебя люблю, и я к тебе приехал. Вот и всё.

Гектор попытался обнять Алину, но Алина медленно пошла вдоль берега. Гектор следом, бросая в море плоские камешки. Они прыгали по воде, а потом тонули…

57

День этот, начавшийся работой, заканчивался празднеством за кривым фанерным столом. Праздновали два события: помолвку Наташи и Руслана и отъезд Гектора. Инициатором празднества выступил, естественно, Григорьев. Он орлом слетал в Отрадное, закупил вина, и теперь все сидели за столом и смотрели на садящееся солнце и на море — тихое, розовеющее, точно выдохшееся краснодарское игристое в фужере на подоконнике.

Бородатый Руслан обнимал Наташу, а Григорьев иногда даже пытался покрикивать «горько!» Но Алина и Гектор на него осуждающе смотрели. Григорьев был самым весёлым в компании. Наташа, как будущая жена, морщилась, когда Руслан подносил ко рту стакан с вином, Света всё время беспокойно прислушивалась к шуму в степи — ей казалось, что нагрянет Фёдор Фёдорович и даст нагоняй. Руслан тоже чего-то грустил. Алина пила вместе со всеми, но не говорила ни слова. Гектор тоже пил и смотрел на Алину, но взгляд её блуждал по лицам.

— Алинка! — сказал Григорьев. — На кой чёрт тебе быть скульптором? Бог тебя вылепил, и ладно. Бог — вот кто главный скульптор…

— Мне кажется, ты немного опоздал со своим мудрым советом, — ответила Алина. — Буду лепить медведей и девушек с вёслами…

— А из мрамора? — не унимался Григорьев. — Из мрамора можешь чего-нибудь сделать?

— У нас учился парень, — ответила Алина. — Его звали Олег, а фамилия была Мраморнов.

— Не может быть такой фамилии, — возразил Григорьев. — Это мерзкий псевдоним. А вообще-то, я бы упразднил скульптуру после эпохи Возрождения. А можно и после Древней Греции…

— Ты резонёр! — сказала Алина. — Не знаешь ни черта, а лезешь с тупыми рассуждениями. Это, наверное, нравится девушкам-продавщицам?

Григорьев захохотал и налил в стаканы вино.

— За Гектора! — сказал он. — За худенького хиппиобразного абитуриента! Дай бог ему поступить! И за его строгую наставницу!

— Мне не нравится, когда ты говоришь такие вещи, — сказала Алина.

— Плевать на него! — ответил Гектор. — Пусть несёт, что хочет.

— Григорьев! — Алина хлопнула рукой по столу. Подпрыгнули стаканы.

— Я несчастный влюблённый, — сказал, кривляясь, Григорьев. — Я люблю всех женщин мира и ничего не могу с собой поделать…

— И меня тоже? — засмеялась Наташа.

— Тебя пусть любит Руслан! — ответил Григорьев. — Таких, как ты, я исключаю из числа женщин.

— Что ты хочешь этим сказать? — крикнул Руслан.

— Молчи, бородатый! — рявкнул Григорьев. — А то опять с обрыва сброшу. Господи, я же шучу, дурачки…

— Мне это надоело! — заявила Алина. — Этот тип несёт, что ему в голову взбредёт, он возомнил, что наши уши унитазы!

— Наши уши унитазы! — Григорьев начал постукивать вилкой по оловянной тарелке. — Наши души унитазы!

Начались сумерки, когда тела людей кажутся темнее, чем на самом деле, когда блестят глаза, а слова, сказанные в сумерках, приобретают какой-то дополнительный смысл, становятся более значительными и важными, чем слова, сказанные, допустим, при солнечном свете.

Всем вдруг стало весело. Все стали произносить тосты и пить до дна. Алина смеялась, Григорьев ревел какую-то песню, Руслан и Наташа целовались, а хмельные Гектор и Света колотили ложками по мискам.