Семь разгневанных богинь - Наталья Вячеславовна Андреева

– Но и ты здесь не задержишься, когда все узнают правду! – выпалила Ксю.

– Кто поверит любовнице? – холодно сказала Каткова. – Ты мне просто мстишь.

– Нет, это ты мне мстишь! Я сумела взять то, в чем тебе было отказано! Вот ты на меня и взъелась!

– Это все твои фантазии.

– А красное платье? Помнишь, в Симферополе? Лёня мне со смехом рассказывал, как ты пыталась его соблазнить. Он назвал твою попытку жалкой.

Снегин увидел, как Юлия Петровна меняется в лице. А казалась непробиваемой. Каткова встала во весь рост и отчеканила:

– Вон! Приказ о твоем увольнении подписан и доведен до сведения всех сотрудников компании! Собирай свои вещи и проваливай! Квартиру тебе тоже придется освободить!

– Я уйду. Но дверью на прощанье хлопну, не сомневайся.

И Ксю на той же скорости, что и вошла, вылетела из кабинета, где испытала самые яркие в своей жизни чувства – на этом столе, на мягком диване в комнате отдыха, даже на кресле, в котором сейчас сидела Юля. Которая подобных чувств ни разу не испытала ни здесь, ни где бы то ни было. И не смогла простить этого Ксю. Финдиректор Леонида Петровского не единожды натыкалась на запертую дверь, и богатый жизненный опыт подсказывал Юлии Петровне, что там, за этой дверью, происходит. Звуки были выразительные.

Юля не могла простить своему боссу, что, в то время как она сама сделала карьеру умом и безупречной работой на благо фирмы, кто-то заполучил отдел маркетинга, лежа на этом столе. Причем Юля пыталась босса от этого оградить. А он назвал ее попытку жалкой.

Хлопнула дверь.

– Надеюсь, что вы не приняли всерьез слова этой шлюхи, – устало сказала Юля. Юлия Петровна.

Снегин с Аллой переглянулись: очень даже приняли. И дружно встали.

– Куда она пошла? – хором спросили они у безупречной секретарши, которая уже подобрала осколки своего разбитого секретарского достоинства и склеила их почти безупречно. В натянутую улыбку.

– Насколько я поняла, собирать свои вещи.

– Идем, я знаю, где кабинет Ксю, – Алла решительно потянула его за руку.

В отдел маркетинга они еле пробились: плачущие «девочки» обступили рыдающую Ксю:

– Как же мы без тебя? Что будет-то?

– Не отдавай нас на съедение этой стерве!

– Похоже, все мы пойдем на выход следом за тобой…

– Ксю, можно тебя на минутку? – громко сказала Алла.

Все обернулись, увидели младшую Петровскую и дружно замолчали. Наконец самая смелая взмолилась:

– Алла Леонидовна, заступитесь за нас! Мы хорошо работаем!

– Юля… Юлия Петровна еще не утверждена в должности. Будет собрание акционеров. Я точно буду голосовать против.

«Ты же хотела отказаться от папиных денег», – удивленно поднял брови Снегин.

– И не только ты, – Ксю решительно вытерла слезы. – Пойдем, кофейку выпьем.

Снегин понял: момент настал. И пока они шли по коридору к скоростным лифтам следом за разъяренной Ксю, шепнул Алле:

– Не говори пока, что я из полиции.

Они спустились на рецепцию, потом на эскалаторе вниз, на минус первый этаж.

– Я знаю одно местечко, где нам уж точно никто не помешает, – вела их Ксю по запутанным лабиринтам делового центра.

Кафешка оказалась совсем не пафосной, но там и в самом деле никого не было. Снегин с удовольствием заказал чашку крепкого кофе.

– А мне латте с мятным сиропом, – и Ксю аккуратно промокнула салфеткой невероятно длинные ресницы, которые от слез заметно слиплись.

– Мне минеральную воду, – Алла немного волновалась.

Потому что Ксю созрела. Она признавала, что плохая начальница. Соглашалась с тем, что любовнице не место в офисе, где босс больше не оказывает ей особых знаков внимания. Но то, что главная злодейка станет здесь гендиректором, было несправедливо. Так пусть они узнают правду. Те, кто ее пригрел, эту змею.

– Ты знала про большой белый конверт? – без обиняков спросила Алла.

Снегин пытался слиться с диванной обивкой, жалея, что его белая рубашка не может мимикрировать. Он хотел бы стать и вовсе незаметным. Кто знает, расскажет ли правду Ксю в присутствии мента? Она готова была рассказать ее дочери мужчины, которого любила. Чтобы отомстить той, которая была виновна в его смерти. Хотя Ксю и сомневалась в этом, но она-то знала о содержимом белого конверта. И не стала этого отрицать.

– В нем был отчет частного детектива, которого Леня нанял, чтобы расследовать покушение на Анастейшу. Прости, на твою маму.

– Но почему Ильинский его не отдал? Похоже, что он просто забыл про этот конверт. И папа так и не узнал, кто пытался убить маму.

– Он во всем обвинил меня, – Ксю отхлебнула мятный латте. – Сначала и Ильинский так подумал. У меня выбора не оставалось. Я ведь была в тот день на конеферме. Как раз поехала на Вьюге к реке и вдруг увидела их. Анастейшу, Полину и Юльку. Я на зрение не жалуюсь. Я видела, как Юля метнула дротик.

– Дротик?!

– Маленький такой, почти незаметный. Самодельный, похоже. Простая иголка с парашютиком из белой бумаги. Юля ехала сзади, и Анасте… твоя мама ее не видела. Как и Полина, которая ехала сбоку. Представьте, что лошади в круп с размаху воткнули большую иглу. Разумеется, кобыла взвилась и понесла. Я бросилась наперерез, хотела ее остановить. А все подумали, что это я и напугала Сметанку. Никто, кроме меня, не видел дротик. Смешно, но Ильинский его нашел. Хотя это казалось невозможным. Но кому нужна иголка с оперением из обычной бумаги? Она так и валялась в траве у дороги.

– А подпруга? – вырвалось у Снегина.

Ксю посмотрела на него с удивлением.

– Это я ему рассказала, – поспешила на помощь Алла. – Он ведь мой парень.

– Подпругу Юлька, похоже, раньше надрезала. Твоя мать не видела в ней соперницу.

– Соперницу?! Ты хочешь сказать, что Юля любила моего отца?!

– Нет, конечно. Она его просто хотела прибрать к рукам. И еще… Выяснилось, что Юля не может иметь детей естественным путем. Она всячески это скрывала, но Ильинский раскопал. Последствия бурной молодости. Вроде как спайки в трубах после незалеченного воспаления. Поэтому Юлька и взбесилась, когда узнала, что у Лени будет третий ребенок, возможно, сын. Она ведь расчетливая сука. А если повезет и Анастейша не выживет? Вдовца легко утешить, если ты все время рядом, на глазах. Хотя ничего бы у нее не вышло. Но Катковой ведь этого не объяснишь, она упертая.

– Почему ты не сказала отцу?

– А смысл? Он поверил, что это я сделала, понимаешь? Леня тоже был упертый. Он мне тогда сказал: «Убийство моего ребенка не имеет срока давности». Я передала его слова Юльке.

– Но есть ведь Ильинский!