Дом Хильди Гуд - Энн Лири

ГЛАВА 15

Меня разбудила Молли — она облизывала мне лицо и поскуливала. Стояла кромешная тьма, и я узнала Молли, только нащупав пальцами жесткую шерстку. Я решила спать дальше, но, потянувшись к подушке, нащупала твердую землю. Я замерла. Что-то проползло у меня по руке, я резко села и поняла — по земляному полу, запаху сырости и шуму печки, — что лежала на полу в подвале.

Тонкий лучик света просачивался через приоткрытую дверь подвала наверху. Я встала и поплелась к лестнице. Умная Молли, видимо, ухитрилась открыть дверь подвала лапой. Собаки лизали мне руки, пока я шла на непослушных ногах к освещенным ступенькам.

Проснувшись после крепкой выпивки, как сегодня, я наслаждаюсь чудесным пьяным весельем, которым научилась дорожить, — потому что ему на смену обязательно придет укол похмелья, от которого крутит внутренности, раскалывается голова и лопаются нервы. В таком расслабленном подвешенном состоянии — не пьяная и не трезвая — я карабкалась по лестнице, с веселым недоумением вспоминая прошлый вечер.

Я налила себе вина в кружку и включила телевизор — показывали один из самых моих любимых фильмов. Это «Дурная слава» Альфреда Хичкока, с Ингрид Бергман и Кэри Грантом. Я точно была не мертвецки пьяная, потому что помню конец фильма. В подвал я спускалась только раз, ну, может, два, наполнить кружку, но это все. Фильм кончился, я подумала, что с минуты на минуту может появиться Эмили, а я немного навеселе, так что лучше лечь в постель. Но вино было таким вкусным, что было бы жаль не прикончить бутылку. Открытую бутылку не стоит оставлять на ночь. Я спустилась в подвал и только собралась вылить в кружку остатки, как услышала над головой шаги.

— Мама?

Вернулась Эмили, а с ней приехала Хейли, и я решила: пусть думают, что я легла. Хейли живет в Ньюберипорте, так что скорее всего останется на ночь.

Я присела в темноте, рядом с невидимым натюрмортом, и сделана глоток прямо из бутылки. Я слышала разговор девочек. Сейчас, цепляясь за перила, я вспоминала, что было очень занимательно слушать их беседу, когда они не подозревали, что я у них под ногами. Я чувствовала себя то шпионом, то привидением, то ведьмой и хихикала в кулак над их словами.

Конечно, теперь я не могла в точности припомнить, о чем был разговор. Помню только, что они и не думали ложиться спать. Они смеялись и громко сплетничали, и, судя по запаху, что-то готовили на плите. Суп? Они, несомненно, устроили себе маленькую вечеринку, но я-то застряла. Я не смогла бы объяснить, чем так долго занималась в подвале. Пришлось коротать время за вином. Прикончив бутылку, я открыла новую. Просто несколько глотков, пока жду девчонок.

А потом — утро, и Молли облизывает мне лицо.

Добравшись до верхней ступени, я одним глазком выглянула в дверь — убедиться, что горизонт чист. Судя по окнам в гостиной, было раннее утро. Вряд ли девочки не спят. Я выпустила собак, потом добралась до кухни и выпила очень высокий стакан клюквенного сока. Потом приняла четыре таблетки адвила и выпила еще стакан сока. Шатаясь, добрела до двери — я все еще была подшофе, хотя не представляю, как удалось напиться до такой степени простым вином, — и впустила собак. Позвонила в офис — предупредить Кендалл, что сегодня приеду попозже. В конце концов мы с собаками кое-как поднялись по лестнице к моей спальне и заснули.

Поздним утром, приняв душ, я спустилась. Солнце светило в окно, и на кухне было тепло и ярко. Дьявольски ярко. Девочки завтракали, хихикали и переглядывались, когда я вошла.

«Им известно? Я поднималась вчера и не помню этого?»

— Доброе утро, Хейли и Эмили, — сказала я.

— Здрасьте, миссис Олдрич, — ответила Хейли. Подруги дочек все еще называют меня по фамилии мужа. Я не против.

— Доброе утро, мама, — ответила Эмили, уставившись в тарелку.

— Над чем смеетесь? — спросила я, надеясь, что они не ответят; пьяные пляски посреди кухни, песни, питье прямо из бутылки — все это смутные воспоминания из неизвестно какого времени. Может, из вчера, может, из прошедших лет. Кто знает. Я не помню всего, но иногда замечала смущенные взгляды дочек, хоть они и пытались смеяться со мной и своими друзьями, когда я была немного навеселе. Я всегда предлагала их друзьям выпить, не спрашивая возраст, и в результате наш дом стал очень популярен среди старшеклассников. Тогда девочки не жаловались на мои выпивки.

Эмили сказала:

— Да ничего, мы просто думали: где ты была ночью. Гуляла до двух утра?

— Ну… я была кое у кого.

— Мама, не нужно так секретничать. Просто скажи. Ты провела ночь у приятеля?

— Ладно, была у приятеля, — ответила я. Пусть уж лучше думают, что я осталась у Фрэнки, что провела ночь неизвестно где, а не валялась на полу подвала. Минувшая ночь, казавшаяся всего пару часов назад забавным приключением, предстала темной трагедией. Это срыв. Я отключилась в подвале, а пауки и неизвестно кто еще ползали по мне. Я представила мышиные лапки, грязную шерстку и глазки-бусинки. Представила, как ползают змеи, болтая языками и покачивая хвостами, — они любят погреться в теплом темном месте.

— Так ты и Фрэнки… пара? — захихикала Эмили.

— Эмили! — рассердилась я.

— Что?

— Не лезь не в свое дело, черт побери, — сказала я, повернулась и пошла обратно в комнату. Я вытащила из шкафа сапоги, отчего собаки (вечно они путаются под ногами) пришли в щенячий восторг и радостно запрыгали. Внизу схватила пальто и поводки, и мы вышли под яркое полуденное солнце. Снег еще лежал на земле, но солнце подтопило наст и согрело воздух. Все вокруг блестело. Я прикрыла глаза ладонями и решила, чтобы не идти на дорогу и не брать собак на поводки, отправиться по тропинке к реке.

Каждый шаг становился пыткой. После жесткого пола спина словно окаменела, и я не могла решить: это мышцы спины или мочевой пузырь содрогаются при каждом вздохе. Доктор недавно сказал, что хочет проверить у меня плотность костной ткани, и теперь я понимала: нет нужды. Я чувствовала, что каждая косточка в ногах и позвоночнике крошится, словно мел. Еще несколько шагов — и моя полностью одетая, но сдутая оболочка уляжется на тропинке, моргая в небо. И еще голова. Моя чертова голова. Она правильно рассудила.