Лазарит - Симона Вилар

— Помолимся, милая сестра, — только и смогла вымолвить принцесса Наваррская, опуская край покрывала на лицо.

На другой день ничего не изменилось — штиль держался по-прежнему. Жара, казалось, еще усилилась, и укрыться от нее можно было только в тени обвисших парусов. Многие воины воспользовались затишьем, чтобы поплескаться в море. Это до такой степени смутило Беренгарию, что она почти не выходила из своих покоев.

Иоанна же, наоборот, со смехом наблюдала за барахтающимися в воде мужчинами. На Сицилии она и сама порой купалась в лазурных водах уединенных бухт, а теперь компанию ей составлял только шкипер Питер, окончательно впавший в уныние и без конца твердивший, что столь продолжительное безветрие — не к добру. Оживилась королева, только заметив, что к их юиссье от флагманского корабля движется большая лодка. Еще издали она различила среди гребцов статную фигуру в алой тунике с золотыми львами.

— Мои прекрасные дамы! — воскликнул Ричард, поднимаясь на борт и целуя руки сестре и поспешно покинувшей свое убежище Беренгарии. Руку невесты король задержал в своей, внимательно вглядываясь в лицо принцессы, отчего та мгновенно залилась румянцем.

— Вы видите, что происходит, милые дамы? — Ричард одним широким жестом обвел небосвод и неподвижное море. — Ни дуновения, и никаких перемен пока не предвидится. А ведь стоит Страстная неделя, и через пару дней наступит светлый праздник Пасхи. Вот почему мой друг Хьюберт Уолтер, епископ Солсбери, говорит, что раз уж нам суждено встретить Светлое Воскресение Христово вдали от берегов, то и наше венчание с Беренгарией произойдет тут же.

— Свадьба посреди моря? — пролепетала принцесса, и ее карие глаза расширились не то от удивления, не то от испуга.

— Необычно, дорогая моя? Но так или иначе, а я намерен прибыть на Святую землю с женой, а не с невестой. Ваш отец не будет доволен, если я стану медлить с венчанием, когда же мы окажемся под Акрой, там у меня появятся, увы, совсем иные заботы, весьма далекие от брачных наслаждений.

— Но ведь вы, государь, если не ошибаюсь, говорили, что мы сделаем остановку на острове Крит? — Беренгария выглядела так, будто вот-вот упадет без чувств.

Ричард снова внимательно взглянул на нее, потом взял невесту под локоть и склонился так низко, что слышать его могла она одна.

— Милая моя голубка! Мы станем мужем и женой рано или поздно. И чем скорее это произойдет, тем меньше станут болтать о том, что я везу в край язычников невинную деву. Вы будете моей королевой и никогда, клянусь всеми святыми Англии, я не обижу вас и не причиню вам вреда. А ваша любовь и ваши молитвы будут хранить меня в битвах. Отныне я вверяю вам свою жизнь.

На глазах Беренгарии стояли светлые слезы.

— Ричард, — она впервые осмелилась обратиться к жениху по имени, — мой дорогой паладин! Я буду так любить вас и так молить за вас небеса, что сама Пречистая Дева оденет вас своим покровом, если вам будет грозить опасность!

Всего мгновение они смотрели друг на друга — высокий, облаченный в ослепительно-алые одежды король, и его невеста — робкая, трогательная, но полная очарования благодаря дивному свету, вспыхнувшему в ее огромных глазах. Даже полумонашеское одеяние не портило ее в эту минуту.

И все же, когда Ричард отошел в сторону с сестрой, разговор зашел именно о наряде принцессы Наваррской.

— Пиона, я всецело надеюсь на тебя. И прошу проследить, чтобы будущая королева выглядела как подобает супруге властителя четвертой части Европы.

Он вскинул руку, не желая слышать, что Беренгария наотрез отказалась в дни, предшествующие крестной муке Спасителя, надевать что-либо, кроме грубошерстного подобия власяницы.

— С королями не спорят, сестра, и ты в этом убедилась на собственном опыте, я знаю. Сделай что-нибудь, иначе я не смогу отделаться от ощущения, что совращаю монахиню. Ты заметила, как эта отвратительная власяница натирает шею моей нежной невесты? Она явно причиняет ей боль, а я…

— Ты тоже причинишь ей боль в вашу первую ночь, этого не избежать, — с лукавой улыбкой возразила Иоанна.

Ричард неожиданно вспыхнул, но сдержался и слегка ущипнул сестру за щеку.

— Не тебе рассуждать о таких вещах, бесстыдница! Скажи лучше, как вы на своем юиссье уживаетесь с шотландцами? Довольны ли вы ими?

Иоанна принялась горячо нахваливать шотландских паладинов, особо выделив их капитана, рослого светлокудрого красавца Осберта Олифарда, и Ричард даже пошутил: дескать, похоже, что этот каледонский рубака приглянулся ей куда больше, чем король Франции, которому пришлось убраться ни с чем.

Шутка не понравилась Пионе, и она отвернулась, опустив на лицо вуаль, чтобы Ричард не заметил ее смущения.

Но король уже вглядывался в горизонт — тусклый, покрытый мутной свинцовой дымкой.

О, как ему не терпелось начать дело, которому он посвятил жизнь! Сколько сил было потрачено, сколько бешеной энергии и воли понадобилось, чтобы сдвинуть с мертвой точки эту гигантскую массу вооруженных людей, говорящих на разных языках и думающих по-разному. И вот — приходится болтаться, как поплавок в какой-нибудь сельской луже, тогда как отплывший ранее Филипп наверняка уже рубится с неверными. А ведь это его, Ричарда Плантагенета, война. И что бы там ни болтал Филипп, как бы ни намекал на то, что, по всем законам войны, именно ему надлежит быть главнокомандующим силами крестоносцев, ибо Ричард его вассал,[78] — король Англии знал — только ему под силу одолеть сарацин и вступить в смертельную схватку с самим султаном Саладином.

Замеченная королем дымка тревожила и шкипера Питера. И пока Ричард возвращался на флагманское судно, Питер ломал голову над тем, что сулит этот свинцовый горизонт. Штиль может продержаться еще несколько дней, а может преподнести пренеприятный сюрприз, и весьма скоро. Тут уж все зависит от высших сил, в чьей воле то, что сейчас таится за горизонтом.

Ночь, однако, прошла спокойно. Лишь под утро задул легкий ветер, и бодрствовавший почти всю ночь капитан тотчас велел команде готовить такелаж. Заскрипели блоки, завизжали вороты, оживившиеся матросы приветствовали перемену погоды возгласами:

— Ветер! Ветер вернулся!

Вскоре наполнились и загудели паруса — впервые за долгое время. Шкипер поспешно прошел на корму.

Впору было радоваться — но день был вовсе не подходящим для этого.

Наступила Страстная Пятница, когда мрак спускается на землю, и всякий христианин должен мысленно сопутствовать Христу в его страданиях. Ветер крепчал, суда кренились, набирая ход, но уже повсюду на палубах показались священники и служки. К ним из трюмов поднимались воины и матросы, чтобы совершить Виа Круцис — обряд Крестного пути, состоящий из четырнадцати молитвенных стояний и воспроизводящий мученический путь Спасителя от суда у Понтия Пилата вплоть до его погребения, а затем склониться перед Святым крестом, закрытым в этот день в знак скорби покрывалом.