Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945 - Денис Райнер

Перед выходом следующего конвоя в Гибралтар «Хелмсдейл» стал в док для очистки котлов, и старшим офицером группы оказался я. До Гибралтара мы добрались без каких бы то ни было происшествий и в гавани бросили якоря вместе – «Горец», фрегат класса «Капитан» «Фоули» (лейтенант-коммандер Чарльз Берд, КВДР) и четыре корвета класса «Касл».

Чарльз был моим старым закадычным другом. Он был старослужащим из Бристольского дивизиона КВДР и командовал отличным, очень эффективным и боеспособным кораблем. Среди множества чудачеств – а Чарльз Берд, безусловно, был закоренелым индивидуалистом – была непреклонная решимость никогда не переводить часы на корабле. На «Фоули» всегда жили по британскому двойному летнему времени, как бы далеко на запад ни заходили. Какой-то смысл в этом, конечно, был. Ежедневный перевод часов автоматически влек за собой и смещение вахт, чтобы никому не было обидно. Чарльз решил бороться с этой бессмыслицей. В результате однажды, когда пути войны завели нас дальше, чем обычно, на запад, команде «Фоули» пришлось завтракать в полдень, а ужинать в полночь по местному времени. Понятно, что порядки на корабле Берда не влияли на нас, но все-таки сообщения, поступившие с «Фоули», порой не могли не удивлять. Время после чая традиционно считалось очень удобным для всяческих экспериментов с радарами и приборами прокладки, но, прежде чем обратиться на «Фоули» с просьбой о сотрудничестве, всегда следовало вспомнить, который там час. Иначе на предложение поработать совместно вполне можно было получить ответ: «Конечно, если вы приказываете, но, быть может, можно не будить людей?»

Я столь подробно охарактеризовал Чарльза только потому, что он сыграл значительную роль в событиях, происшедших за пять суток стоянки в Гибралтаре, когда группа находилась на пике своей непопулярности у адмирала и его штаба.

Мы пришвартовались в среду, а поскольку на следующий день должен был состояться большой концерт солистов нашей самодеятельности, утром мы произвели перешвартовку, поставив «Горец» между двумя корветами. Таким образом появилось много удобных мест, с которых можно было видеть сцену, сооруженную на нашей главной палубе. К началу концерта наши палубы, а также палубы кораблей с обеих сторон от «Горца» заполнились людьми, которым мы раздали отпечатанные и размноженные копии новой песни – гимна «Горца».

Из-за занавеса, закрывающего сцену, раздались тяжелые удары молотка по чему-то металлическому. Когда занавес поднялся, взору собравшихся предстал некий персонаж, подозрительно похожий на меня, трудолюбиво пробивающий дырки в новеньких ведрах.

На сцену вышел полицейский:

– Эй, что ты тут делаешь?

– Ведра для «Горца».

– «Горца»? Что еще за «Горец»?

– Как, вы никогда не слышали о «Горце»? Тогда слушайте! Мы споем вам о нем песню!

При этих словах на сцену выходил хор и начинал песню, выбранную после соревнования, в котором мог принять участие каждый член команды. Это было совместное произведение четырех старшин-рулевых, разделивших между собой заслуженный приз.

Концерт получился великолепным. Даже удивительно, как много талантов можно отыскать среди самых обычных людей, если преодолеть их природную застенчивость.

На следующий день, в четверг, мы снова переставили корабль к причалу. Вечером я ужинал с Чарльзом Бердом. Вернувшись на корабль, мы обнаружили, что в кают-компании «Горца» в самом разгаре грандиозная вечеринка. Ночь была душной и жаркой, поэтому находиться в помещении было довольно тяжело. К тому же на корабль пожаловали гости – несколько представительниц женской вспомогательной службы, работавших в Гибралтаре шифровальщицами. Кто-то предложил взять катер и слегка проветриться. Катер как раз собирался тронуться в путь, когда мы с Чарльзом поднялись на борт. Меня уговорили присоединиться к гуляющим и занять место у штурвала. Кто-то позаботился захватить с собой взрывпакеты и, должно быть в порядке смелого эксперимента, потихоньку сбросил один за борт. Он с шумом взорвался под водой, напугав девушек. Более интересным оказался другой эффект подводного взрыва – очень красивый фосфоресцирующий круг на воде. Зрелище действительно было необычным, девушкам понравилось, и мы взорвали еще несколько пакетов. Затем мы еще немного покатались по бухте, удивляясь неожиданной активности береговой охраны – должно быть, у них были какие-то учения. Ночную темноту перерезали длинные яркие пальцы прожекторов – тоже красиво, что ни говори! Мы и не предполагали, что прожекторов на берегу так много – прячут их, что ли?

Когда мы вернулись к борту корабля и старшина-рулевой поймал конец, мне был передан блокнот с записью сообщения. Оно было от командующего.

«Получена информация, что с вашего катера в бухте взрывали снаряды. Доложите имя офицера, виновного в этом безобразии».

Девушки уже выбрались с катера. Я показал бумагу товарищам и оглядел собравшихся. В катере находились все капитаны кораблей группы и по меньшей мере половина старших помощников. Я исполнительно составил список присутствующих.

– А как насчет девушек, сэр?

– В этом списке одиннадцать имен, мое – двенадцатое. – Я взмахнул листком и покачал головой. – Никто не поверит, что с нами было еще как минимум одиннадцать девушек. Я пойду в штаб и отдам сию бумагу лично.

И я отправился в штаб. Дежурный капитан учинил мне самый грандиозный разнос из всех, что мне когда-либо доводилось получать. В конце я почувствовал себя провинившимся мальчишкой-школьником. Из-за нас весь береговой гарнизон был поднят по тревоге или, выражаясь нашим языком, занял места по боевому расписанию. Уведомили даже губернатора! Солдаты сочли наш первый подводный взрыв атакой противника, поэтому адмирал приказал посадить виновного в беспорядках офицера под арест. Но поскольку арестовать всех командиров эскортной группы и половину старших помощников не представлялось возможным, мне было сказано, что о вопиющих безобразиях будет самым подробным образом доложено командующему флотом Западных Подходов, а уж он разберется с нарушителями по возвращении.

Вернувшись на корабль, я застал всех командиров в своей каюте.

– Мне удалось не вмешивать в это девушек, – сообщил я. – Они хотели посадить кого-то под арест, но запереть нас всех не могут. Оказывается, они подняли по тревоге весь гарнизон и даже растревожили губернатора.

– Интересно, каким образом они растревожили губернатора?

– Возможно, порцией бензедрина.

– Или порцией его собственного великолепного шерри. – Последнее было намеком на случай, когда мне довелось заполучить губернаторское шерри из подвалов «Саксон энд Спид».

– Как бы там ни было, – вздохнул я, – выметайтесь-ка все отсюда. От вас у меня одни неприятности. – И я выпроводил из каюты всех, кроме Чарльза.

– Это серьезно? – спросил он.

– Для меня очень серьезно. Я – старший офицер группы и сам находился на катере. Кроме собственных грехов мне приходится отвечать еще и за ваши. Жаль, что Макмален чистит котлы, иначе он бы тоже был здесь.

– А как насчет завтрашней свадьбы? Пойдем?

Один из офицеров штаба женился на шифровальщице, и по этому поводу планировался большой прием в яхт-клубе. Мы оба были приглашены.

– Разумеется, если, конечно, тебе не придет в голову швырять взрывпакеты в невесту. Тогда я тебя не возьму.

– Как и решили? На катере?

– Конечно. Возьмем мой, а не ту американскую калошу, которую вы именуете катером. Я постараюсь привести его в порядок. Ты представляешь, они заявили, что мы не умеем себя вести и позорим звание офицера флота! Так что наш катер просто обязан стать самым изящным в Гибралтаре.

На следующее утро, это было воскресенье, мне пришлось провести очередную плановую инспекцию одного из кораблей группы. Во время стоянки в Лондондерри люди в основном находятся в отпуске, и было решено инспектировать по одному кораблю при каждом заходе в Гибралтар. Прежде чем отправиться выполнять свои обязанности, я приказал Аткинсу к трем часам подготовить катер.

И он действительно был готов к указанному времени. Со всех латунных частей соскоблили старую краску, и они засверкали с довоенной яркостью. Переборки и доски настила отдраили до первозданной белизны. Крюки багров на солнце казались золотыми. Кормовые решетчатые люки были задрапированы бело-голубой тканью, а навес украшен бахромой.

Такой прекрасный подарок мне сделала команда, разумеется знавшая обо всех неприятностях. Не знаю, сколько человек здесь работало, но этот катер по праву мог занять место у трапа правого борта флагманского корабля – в нем не было ни единого изъяна. Спускаясь вслед за Чарльзом на катер, я подумал, что вскоре все это может закончиться – развивать эту неприятную мысль не было никакого желания. У штурвала стояла очень знакомая фигура – когда я ступил на палубу, рулевой отдал честь.