Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом - Софи Ханна

– Именно это я и пытаюсь рассказать вам, mon ami. Прошу вас, наберитесь терпения. Когда вы отвергли Айрис, она вышла замуж за Персиваля Гиллоу, человека сомнительной репутации и без всяких видов на будущее. Не прошло и года, как она умерла. Упала под поезд, так вы мне сказали.

– Совершенно верно, – коротко подтвердил Кимптон.

Пуаро, стоявший до сих пор со мной бок о бок, начал прохаживаться по комнате.

– Умно – изобретательно – вы сообщили мне две вещи сразу: первое – мистер Гиллоу был неприятный тип и второе – полиции не удалось доказать, что это он толкнул свою жену под поезд. Вы хотели, чтобы я решил, будто гибель Айрис либо дело рук ее мужа, либо несчастный случай. Однако сами вы так не думали.

– Неужели? – Рэндл улыбнулся. Он пытался разыгрывать безразличие, но не убедил меня своим спектаклем.

– Доктор Кимптон, не забывайте, я был в Англии. И говорил там со многими людьми, включая офицера полиции, который расследовал смерть Айрис Гиллоу. Он и рассказал мне о ваших визитах к нему и о том, что вы настаивали: это Джозеф Скотчер убил ее, когда она узнала, что он вовсе не болен, как притворялся, и пригрозила раскрыть его тайну. Испугавшись возможного разоблачения, он от нее избавился – вот в чем вы подозревали его тогда и подозреваете по сей день, не так ли?

– Что ж, да – подозревал и подозреваю. Значит, вы встречались с инспектором Томасом Блейкмором? В таком случае он должен был вам сказать: никаких улик убийства найдено не было, отсюда и вердикт – смерть по неосторожности.

– У меня есть к вам один вопрос, доктор Кимптон, – сказал Пуаро. – Если вы считали, что Айрис убил Скотчер, то почему хотели, чтобы я подозревал Персиваля Гиллоу?

– Подумайте сами, Пуаро. Где же ваша знаменитая психология, почему она еще не подсказала вам ответ на столь несложную загадку?.. Не догадались? Ладно, я вам скажу. В Оксфорде, когда я был еще молод, полон нерастраченной энергии и оптимистически верил в людей и их природу, я потратил немало сил, желая убедить всех доверчивых глупцов в том, что Скотчер их дурачит. Я ни минуты не сомневался в том, что Скотчер лжец и симулянт, что он ничем не болен физически, – и, естественно, пытался доказать это другим людям. И что же? Меня самого едва не подвергли остракизму! Скотчер потрудился не меньше моего, убеждая всех в серьезности своего состояния. Он даже устроил двоим-троим влиятельным знакомым встречу со своим лечащим врачом – без сомнения, подставным, как и тот братец, которым он угостил меня. Обе роли – и врача, и брата – исполнил не кто иной, как сам Джозеф Скотчер, бородатый и смуглый, по крайней мере, до запястий.

– Рэндл, но почему я до сих пор ничего не слыхала об этой истории? – воскликнула леди Плейфорд.

– Слушайте теперь и узнаете, – ответил ей Кимптон. – Таким образом, Скотчер и этот его фиктивный врач позаботились о том, чтобы ваш покорный слуга сделался крайне непопулярен в Оксфорде. А я не люблю быть непопулярным и ненавижу, когда меня обводят вокруг пальца. Однако именно это тогда со мной и произошло, а все потому, что люди обычно терпеть не могут тех, кто подносит им горькую пилюлю правды, зато превозносят тех, кто пичкает их подслащенным обманом. Никто не хотел верить, что добрый, самоотверженный Джозеф Скотчер, которого все просто обожали – еще бы, он ведь так усердно льстил всем и каждому! – на самом деле провел их, как детей; не хотели верить и не верили. Все просто! «Кому придет в голову наговаривать на себя такое?» – недоуменно вопрошали они и успокаивались, убежденные сорвавшейся с их уст банальностью.

Вскоре я понял, что моя кампания за раскрытие и признание того, что я считал правдой, ни к чему не приведет, – продолжал Кимптон. – А я из тех, кто, раз приняв решение, исполняет его, Пуаро. И я решил никогда больше не пытаться убеждать кого бы то ни было в том, что Скотчер лжец. В конце концов, я сделал все возможное, чтобы открыть людям глаза на его истинную природу – и потерпел неудачу. Что ж, значит, так тому и быть. Пусть он живет или пусть пойдет и повесится, дело его, а я умываю руки, думал тогда я. Эти, вы спросили, почему я никогда вам об этом не рассказывал. Вот поэтому. До сегодняшнего об этой истории не слышал никто, даже Клаудия. Хотя она, конечно, о многом догадалась сама, особенно когда Скотчер, едва появившись в Лиллиоуке, начал угощать всех сначала сказкой о своей мнимой болезни, а потом и о скорой смерти от нее. Только глупец мог не видеть, что Скотчер вовсе не тот инвалид, каким хочет казаться, а моя драгоценная далеко не глупа.

Она поделилась со мной своими подозрениями. Я, разумеется, признался, что полностью разделяю их, но и тогда не рассказал ей все. Напротив, я позволил ей думать, что сам лишь недавно заподозрил Скотчера в обмане.

Вы, Эти, столь же умны и наблюдательны, как ваша дочь. Дни шли за днями, не принося никаких видимых признаков ухудшения здоровья Скотчера – вам приходилось верить ему на слово. «Я так ослабел… Мне необходимо отдохнуть…» Кто угодно может сказать такое! Но разве вы выгнали его после этого на улицу, где ему было самое место?

– Не выгнала, – гордо отвечала леди Плейфорд.

– Нет. И не только не выгнали, но даже наняли ему сиделку, – сказал Кимптон. – Вы изменили свое завещание в его пользу. Вот до чего сильны оказались чары, которыми он опутывал людей. Вы не только не пытались изобличить его, вы подыгрывали ему, сделавшись добровольной пособницей его обмана. О, вы играли с наслаждением! Впечатляющее было зрелище, но, должен вам заметить, и отвратительное.

Кимптон повернулся к Пуаро:

– Я позволил вам считать, будто возлагаю вину за смерть Айрис на Перси Гиллоу потому, что стоило мне хотя бы намекнуть на Скотчера, и я снова вернулся бы к тому же, с чего начинал когда-то в Оксфорде, – к попыткам убедить всех, что Скотчер негодяй, каких мало. Вы бы возразили мне: «Но, Кимптон, даже если он лгал всем насчет своей болезни, это еще не делает его убийцей». Сама перспектива подобного разговора представлялась мне настолько утомительной, что, сознаюсь, я выбрал легкий путь. Я знал, вы сразу поверите, что никчемный тип вроде Гиллоу мог убить свою жену. Кроме того, я надеялся, что вы возьмете на себя дальнейшее расследование смерти Айрис и докажете, что это сделал Скотчер или, наоборот, что он этого не делал. Ведь если кто-то и способен установить теперь истину, то только вы.

– Не уверен, что столько лет спустя это под силу даже мне, – ответил Пуаро. – Если вы надеялись на твердые доказательства…

– Иные мне не нужны, – возразил Кимптон решительно. – И знаете что еще? Прежде чем сдаться, я предпринял еще одну, последнюю попытку установить истину. Я нанял парня вроде вас, Пуаро, – детектива. Заплатил ему, чтобы он несколько недель ходил по пятам за Скотчером. Все это время тот и близко не подходил ни к одному врачу, не говоря уже о больнице, а между тем он старательно убеждал меня в том, что был у доктора тогда-то и тогда-то. Я мог поделиться этой информацией с нашими общими знакомыми – но знаете, что я услышал бы от них в ответ? Что негодяй – это я, раз установил слежку за своим другом, пусть даже бывшим. Они сказали бы, что нанятый мною шпик снабжает меня неверной информацией, и вообще, если Скотчер не встречался в означенный период с докторами, то это еще не значит, что он не болен. И были бы абсолютно правы! С такими аргументами не поспоришь! Человек действительно может стоять одной ногой в могиле и тем не менее пропускать визиты к врачу. Вот когда я понял, что могу потратить сотни фунтов на слежку и детективов и все равно никогда не получу прямых улик, способных убедить кого бы то ни было, включая и меня самого.

– Вернемся к вашим мотивам убийства Джозефа Скотчера, – сказал Пуаро. – Мне кажется, что к уже имеющемуся списку мы можем прибавить еще два: не только месть за похищение Айрис, но и месть за ее гибель, а также за то, что ваш соперник одержал над вами верх по всем статьям. Ложь Скотчера обманула всех. В то время как ваши попытки сделать известной правду встретили очень холодный прием.

– Подождите, – сказал Кимптон. – Прошу меня простить, но я запрещаю вам добавлять к вашему списку месть за смерть Айрис. Похоже, что вы меня совсем не знаете! Я бы никогда не позволил себе убить человека лишь на основании подозрения в том, что он мог совершить некий проступок, сколько бы сильным оно ни было. «Мог совершить» – еще не доказательство. По крайней мере, для меня. Точно так же я не знал наверняка, лжет Скотчер или нет, говоря о своей болезни. Я лишь подозревал обман, как я уже давно и безуспешно пытаюсь вам объяснить.

Пуаро кивнул:

– Очень хорошо. Но, помимо этого, в моем списке есть еще один пункт, и он не вызывает сомнений: Джозеф Скотчер, тот, кому вы не доверяли, кого подозревали и считали мошенником и шарлатаном, никак не желал оставить вас в покое. Я побывал, как я уже говорил, в Оксфорде. И обнаружил, что не только вы оставили в свое время литературу и занялись медициной: Скотчер, прежде чем занять пост секретаря леди Плейфорд, также занимался Шекспиром. Уж не это ли заставило вас бросить первое призвание и обратиться к медицине, доктор Кимптон? Скотчер избрал вас образцом для подражания, он стремился прибрать к рукам все, что было вашим, он хотел стать вами настолько, насколько это возможно, и тогда вы решили оставить ему Шекспира, а сами ринулись совсем в другую профессиональную область, куда, по вашему мнению, не мог последовать за вами Скотчер. Здоровый человек, который пытается убедить всех в том, что он умирает, к медицине и близко не подойдет. Вы ведь так думали?