Земля Без Короля - Эд Гринвуд

— Это волшебство оставляет глаза в неизменном виде, да и изменение облика всего лишь иллюзия, так что не позволяйте никаким любвеобильным дамам гладить вас.

— А у вас есть такое намерение? — поинтересовался Хоукрил с шутливым испугом.

Волшебница строго взглянула на него. Когда же она отошла в сторону, то качалась, как пьяная, и с трудом держалась на ногах. Мужчины встревоженно переглянулись.

— Госпожа… — нерешительно заговорил Краер, но Эмбра резко взмахнула рукой.

— Со мной все в порядке, — твердо сказала она, — или будет в порядке. Только найдите мне что-нибудь поесть.

Краер улыбнулся.

— Я знаю одну таверну…

— Так я и думала! — Она недовольно вскинула бровь. — Вы не будете очень возражать, если мы пойдем в другую таверну, где от меня не будут ожидать, что я разденусь догола и стану плясать на столе?

— А что, у них, в Аделне, есть такие таверны? — спросил Краер, в преувеличенном изумлении выпучив глаза. — Ястреб, может быть, ты помнишь?..

— Нет, ничего подобного, — пробасил воин. — А уж на это я непременно обратил бы внимание. Если кто-то танцует на моем столе, то обязательно опрокидывает пиво и топчет пироги!

— Квартирмейстер, — сухо произнесла Эмбра, — умоляю вас, только не надо никаких шуток по поводу пирогов.

— Госпожа, — с невинным видом отозвался Краер, — такие мысли никогда не посещали мои невинные, нет, мои благочестивые мозги.

— У него и впрямь невинные и благочестивые мозги? — спросил Сараспер, повернувшись к Хоукрилу.

Воин фыркнул.

— Да. Он вышиб их у одного жреца во время ссоры. Они высохли и превратились в маленький комочек, наподобие сливы. Он всегда носит их с собой и достает, когда хочет произвести впечатление на дам. Эй, Длиннопалый, малыш, ведь с нами идет дама!

— Это вовсе не дама, господин Меч, это волшебница.

Эмбра поежилась, словно от холода.

— Все это совсем не смешно.

— Госпожа, — пробормотал Сараспер, — я думаю, смешных шуток они вовсе не знают. Пусть себе зубоскалят, не обращайте внимания. Так быстрее проходит время.

Краер закатил глаза.

— Ну что, готовы?

Когда они кивнули, он повел спутников вверх по скользкой крутой тропке, среди омерзительно вонявших куч гниющих отходов, падали и костей.

— Ну вот, полюбуйтесь, — бодро провозгласил Краер, — самая обычная свалка. Если я не ошибаюсь, в Аделне всего пять улиц, и наша таверна немного правее.

Квартирмейстер ошибся на сорок или пятьдесят улиц, зато к таверне вышел безошибочно.

Таверна называлась «Кольцо Аделна». Там было тесно, душно, шумно, пахло немытыми телами, разлитым прокисшим пивом и другими не самыми приятными жидкостями. Четыре странника поняли, как сильно они проголодались, лишь после того, как опустошили четыре блюда со скверно пропеченными пирогами с откровенно несвежей мясной начинкой и съели еще какую-то мешанину, носившую гордое название яичницы с зеленью под острым соусом. Отдававшее затхлой водой пиво было жидким и кислым, но каждый из четырех друзей заметил это лишь после того, как осушил по меньшей мере семь кружек.

Народу было набито, как рыбы в бочке; гул голосов и пьяный смех прямо-таки оглушали. Кто-то опрокинул стол, завязалось несколько драк, но Четверо, удачно занявшие столик в дальнем углу, слушали и смотрели, что происходит вокруг, гораздо внимательнее, чем это могло бы показаться на первый взгляд.

В основном разговоры крутились вокруг одной-единственной темы: постоянно усиливающихся трений между баронами и войны, которая могла вскоре разразиться в Долине. Терсепт во всеуслышание отрекся от своих владений, сел на барку и укрылся в Силптаре, тут и там видели волшебников, осматривавших тропы и источники, и, казалось, через все горные перевалы пробирались в Долину люди с оружием…

Обстановка изменилась намного позже, когда Четверо прихлебывали уже по восьмой кружке. Эмбра деликатно рыгала, бесцельно выкладывая на столе узоры из дюжины с лишним медных монет — сдачу с того единственного золотого сокола, который они разменяли, — и лениво думала, допить ли ей пиво, чтобы ее почти наверняка вырвало, или отдать кружку кому-нибудь из спутников; тогда все обойдется просто раздутым пузырем и тяжестью в голове.

Колеса — так называли здесь большие медные монеты — не желали стоять на ребре. Эмбра поняла это с третьей попытки, а ведь ее пальцы дрожали лишь самую малость, нет, действительно почти незаметно — и тут в таверне с шумом распахнулись обе двери и воцарилась тишина.

Четверо, недавно вылезшие из подземелья, молча смотрели, как над внезапно поредевшей толпой показались четыре сверкающих шлема, под которыми виднелись начищенные нагрудные пластины с эмблемой Аделна: крупным изображением языка пламени и скрещенных золотых мечей. А между шлемами и эмблемами серели лица, на которых легко было заметить довольно неприятные ухмылки, причем двое из вновь пришедших были ростом даже выше Хоукрила.

— Ага, вот и они! Добрые обыватели Аделна, которые захотели показать, как они любят нашего доблестного барона и пришли со своим оружием в город, чтобы стать его солдатами! — с игривым хамством в голосе произнес самый здоровенный из воинов, шевеля усами, толстыми и засаленными, как колода мясника, — Поднимайтесь, парни, и прихватите с собой вашу девку! Получите четыре сокола и место в казарме, где сможете потратить ваши денежки и кинуть кости на ночь!

Не успел он побренчать кандалами, которые держал в левой руке, как на Банду Четырех был наставлен длинный, острый, но невероятно грязный кинжал, который вояка очень ловко и быстро выхватил из ножен.

Оказывается, вербовщики были людьми опытными и умелыми. Хоукрилу и Краеру приставили к горлу клинки еще прежде, чем предводитель начал свою речь, причем было заметно, что кинжалы сбалансированы так, чтобы ими можно было нанести точный удар, скажем, выше уха. Таким ударом можно без труда сбить с ног любого, чтобы не кочевряжился, а то и просто ради потехи.

Впрочем, пока что таких серьезных мер не применяли. Вербовщики, очевидно, рассчитывали немного позабавиться — пересчитать взятку, которую им наверняка предложат, подождать, пока новобранцы — судя по всему, люди бывалые — допьют свое пиво, а то и их угостят, и лишь потом вести свою добычу в казарму.

Огромные усы, от которых сильно несло прогорклым жиром и дурным пивом, почти вплотную приблизились к щеке Владычицы Самоцветов; их владелец окинул взглядом всю неприкрытую одеждой плоть и поднес острие омерзительно грязного клинка почти вплотную к груди Эмбры. Ему было достаточно одного движения, чтобы распороть рубаху и обнажить девушку до пояса или же оставить шрам, который изуродовал бы нежное тело на всю жизнь.