В смерти – жизнь - Эдгар Алан По

В деле мадам Л'Эспане и ее дочери мы с самого начала знали наверняка, что произошло именно убийство.

Возможность самоубийства заведомо отпадала. Сейчас мы тоже вправе сразу же исключить мысль о самоубийстве. Состояние трупа, выловленного у заставы дю Руль, было таково, что этот существенный вопрос может считаться исчерпанным. Зато возникает предположение, что убитая – не та самая Мари Роже, за указание убийцы или убийц которой объявлена награда и относительно которой – только ее и никого другого – мы договаривались с префектом. Повадки этого джентльмена нам обоим знакомы. С ним держи ухо востро. Если мы поведем розыски от мертвого тела и доберемся до убийцы, но вместе с тем установим, что убитая – не Мари; или если мы начнем от живой Мари, и отыщем ее, а она, оказывается, не убита, – в обоих случаях мы терпим одни убытки, ибо мы имеем дело не с кем-нибудь, а с мосье Г. А потому в наших интересах – хотя с точки зрения правосудия это и не самое главное – сначала удостовериться в тождестве убитой, которую нашли, с Мари Роже, которая исчезла.

На публику доводы «L'Etoile» произвели сильное впечатление, и сама газета глубоко прониклась сознанием их серьезности – посмотрите только, с какой важной миной она начинает свой очередной опус на эту тему: «В сегодняшних утренних газетах, – вещает она, – говорится об убедительности нашей статьи в номере за понедельник». На мой взгляд, убеждает эта их статья разве что в чрезмерном рвении ее сочинителя. Учтем еще, что для наших газет сенсация и внимание читателей важнее служения истине. Вторая цель преследует лишь постольку, поскольку это не в ущерб достижению первой. Пресса же, которая вторит ходячему мнению (как бы оно основательно ни было), не завоюет толпы. Внушить массе почтение к своему уму способен лишь тот, кто грубо ниспровергает мнение большинства. Так что истолкованию фактов в обличительном духе обеспечен такой же быстрый и широкий успех у толпы, как и пасквилю в литературе. В обоих случаях именно такой успех самый дешевый.

Я веду к тому, что «L'Etoile» увлеклась версией, будто Мари Роже здравствует и поныне, не столько поверив в такую возможность сама, сколько потому, что такое предположение соединяло пасквиль с мелодрамой, чем и подкупало читателей. Разберем аргументацию этой газеты по пунктам, и постараемся не дать себя запутать ее непоследовательностью.

Прежде всего автор хочет доказать, будто краткость времени, прошедшего после исчезновения Мари, исключает возможность, что это ее труп всплыл в реке. А потому и необходимо сократить этот промежуток до возможно меньших размеров. И, идя к своей цели напролом, наш умник сразу же начинает с необоснованных утверждений. «Только по недомыслию можно предполагать, – вещает он, – что ее успели убить, если убита действительно она, – в такое раннее время, что убийцы могли бросить труп в реку до полуночи». Мы, естественно, сразу же ставим вопрос, а почему? Почему предположить, что ее убили через пять минут после ее ухода, можно только по недомыслию? Почему нельзя иначе, как по недомыслию, допустить, что ее убийство могло прийтись на любой час в то воскресенье? Ведь до сих пор убийства случались в любое время дня и ночи. И, когда бы именно, с девяти утра до без четверти двенадцати ночи это ни произошло, можно было успеть «бросить труп в реку до полуночи». Утверждение сделано с задней мыслью, – что в воскресенье ее еще не убивали, а если мы спустим «L'Etoile» это ее умозаключение, то с ней уже сладу не будет. Как бы рассуждение, начинающееся словами, что только «по недомыслию можно предположить, что ее убили.., и так далее.. », ни излагалось на страницах «L'Etoile», по-настоящему ход мысли автора был примерно таким: «только по недомыслию можно предположить, что ее убили, если убита действительно она, в столь еще ранний час, что убийцы успели бросить в реку до полуночи; нельзя, говорим мы, допустить все это и в то же время согласиться с мыслью (с которой мы решили согласиться заранее), что труп был брошен в реку не иначе, как только после полуночи», – высказывание тоже не очень последовательное, но не столь бессмысленное, как опубликованное в газете.

– Если бы речь шла только о том, – продолжал Дюпен, – чтобы доказать несостоятельность всех рассуждении «L'Etoile», я бы не стал и связываться. Но дело не в «L'Etoile», а в истине. Сами по себе слова во взятом нами отрывке имеют одно значение, и мы его выяснили, но надо еще разобраться и в скрытом смысле этих слов – в выводе, который слова эти явно – хотя это и не заладилось – должны были внушить обиняком. Эти писаки хотели сказать, что, в какое бы время дня или ночи ни произошло это убийство в воскресенье, невероятно, чтобы убийцы решились перенести труп к реке до полуночи. А отсюда само собой напрашивается заключение, против которого я решительно протестую, будто убийство произошло в таком месте и при таких обстоятельствах, что без переноски трупа к реке убийцам было не обойтись Но ведь убийство могло произойти и на самом берегу, даже на воде, а тогда какая разница, день или ночь; тогда чего же проще сбросить тело в воду – и дело с концом, тут и думать нечего. Поймите меня правильно – я не строю догадок, так оно было или не так, не высказываю своего мнения И рассмотрение фактической стороны дела пока не входит в мои намерения. Я хочу только предостеречь вас против самой манеры «L'Etoile» строить все свои рассуждения, обратив ваше внимание на ее ех parte * отношение к делу с самого же начала.

Итак, ограничив время по своему усмотрению, заключив, что если эта покойница – действительно Мари, то тело могло пробыть в воде лишь самый малый срок, газета продолжает:

«Опыт свидетельствует, что утопленники или трупы, брошенные в воду сразу после убийства, всплывают только по прошествии самое малое от шести до десяти суток, ранее разложение не достигнет той стадии, когда тело поднимается на поверхность. Даже если над затонувшим телом произвести пушечный выстрел раньше, чем через пять-шесть суток самое малое, и оно всплывет, то сразу затонет снова, если его не подхватить».

Это утверждение было с готовностью принято всеми парижскими газетами, кроме «Le Moniteur» * . Последний попробовал было возразить на часть приведенных выкладок относительно «затонувших тел», ссылаясь на пять-шесть примеров, когда утопленники всплывали раньше срока, объявленного в «L'Etoile» минимальным. Но очень уж жалка, с философской точки зрения, эта попытка «Le Moniteur» опровергнуть общий тезис «L'Etoile» ссылками на отдельные примеры. Да наберись вместо пяти хоть пятьдесят примеров, когда утопленники всплывали всего через два-три дня, все пятьдесят можно рассматривать лишь как исключение из правила, на которое ссылается «L’Etoile», если не опровергнуть само правило. Согласие же, что общее правило именно таково (против чего «Le Moniteur» и не возражает, настаивая лишь, что бывают и исключения), оставляет позицию «L'Etoile» неколебимой, так как оппонент добивается таким образом лишь признания некоторой вероятности, что в отдельных случаях тело может всплыть и раньше трех дней; и все преимущества так и будут оставаться за «L'Etoile», пока в ходе этой детской игры с присчитыванием исключений по одному их не наберется достаточно для установления нового правила, исключающего первое.

Вам уже ясно, что если уж спорить с «L'Etoile», то начинать надо с самого правила; вот и удостоверимся в основательности такового. Ведь, вообще говоря, человеческое тело не может быть ни намного тяжелее, ни намного легче воды в Сене; иными словами, удельный вес человеческого тела в нормальных условиях примерно равен * весу пресной воды, вытесняемой телом при погружении. Разжиревшие или очень упитанные и мелкокостные плавучее тощих, костистых, женщины – мужчин; на удельном весе речной воды сказывается в определенной мере влияние морских приливов. Но, безотносительно к их влиянию, можно утверждать, что само собой человеческое тело тонет лишь в исключительных случаях. Почти каждый, попав в реку, сможет держаться на воде, если предоставить удельному весу воды самому сложиться с его собственным, как им положено природой; то есть погрузиться как можно полней, чтобы над водой оставалось чем меньше, тем лучше. Самое правильное положение для не умеющего плавать – вертикальное, как при ходьбе, посильнее запрокинув голову назад, чтобы из воды выглядывали лишь рот и ноздри Держась таким образом, мы окажемся на плаву, не прилагая к тому ни малейших усилий. Ясно, однако, что подобное равновесие тела и вытесненной им воды чрезвычайно зыбко, и любой пустяк тут же сместит его в ту или иную сторону. Рука, например, протянутая над водой, лишаясь таким образом опоры, создает добавочную нагрузку, достаточную, чтобы с головой уйти под воду; но достаточно же и чуть придержаться за любую случайно подвернувшуюся деревяшку – и вы сможете поднять голову над водой и даже осмотреться. Ну, а не умеющие плавать, порываясь выскочить из воды, размахивают руками и стараются держать голову прямо. В результате, вода заливает ноздри и рот, человек захлебывается и, силясь глотнуть воздуха под водой, набирает ее полные легкие. Вода переполняет и желудок, общий вес тела увеличивается за счет разницы между весом воздуха, заполнявшего эти полости, и залившей их жидкости. Обычно это утяжеляет тело настолько, что его потянет ко дну; иначе обстоит с мелкокостными, рыхлыми, ожиревшими. Такие, едва утонув, тут же всплывают.