Искатель. 1974. Выпуск №4 - Илья Варшавский

— Нет, уж лучше мы останемся на борту, — ответил Хоскинс, — Спасибо, но нам нужно следить за помпами. Нам надо откачать воду до того, как начнется прилив.

Все снова задумчиво помолчали. Возможно, только совесть заставила меня подумать: «Не могут они вот так просто отказаться от своих намерений. Они все еще хотят произвести досмотр…» Но, к нашему счастью, это было не так. Шум, неожиданное событие, чувство вины и многое другое повлияло на их намерения. Когда же тот, что поменьше, сказал, переминаясь с ноги на ногу: «Ну, в таком случае…» — я сообразил, что раунд за нами.

Таможенники спрыгнули в свой катер, все еще извиняясь, предлагая помощь и желая нам всяческой удачи. И отвалили. Потом катер запыхтел против течения, а КЛ-1087 осталась удобно сидеть на мели. Начинался прилив. Рассвет приветствовал нас, стоящих в целости и сохранности, на палубе нашего судна.

Я прошелся по серому, заросшему, едва ли не столетнему лицу рукой:

— Нам просто повезло. — Я с трудом различал склонившегося над кормовой помпой Хоскинса.

— Голову не теряй, все будет в порядке, — сказал он, выпрямляясь.

— Но ведь клапан в гальюне. Был уверен, что он автоматический. — Я еще не избавился от удивления. — Его закрывать не нужно!

— Был автоматический. Да и сейчас таковым остается. — Я видел, что лицо его сморщилось в хитрой улыбке. — Это сегодня ночью его слегка заело. Тот, кто пользовался после меня гальюном, не мог не затопить корабль. — И он повторил мне, как малому дитяти: — Никогда не теряй голову.

Деловыми вопросами занимался целиком Хоскинс. Судя по поступавшим на мой банковский счет чекам, у него это получалось неплохо. За первые четыре месяца на мое имя в банке приходилось почти три тысячи фунтов, а в среднем заработок составлял около четырехсот фунтов в месяц. Круг операций значительно расширился по сравнению с чулочно-коньячным бизнесом, с какого мы начинали. Мы с каждым разом перевозили все более и более сомнительные грузы.

Не могу сказать, что обращал какое-то особое внимание на подробности. Я ничего и знать не хотел. Но мне было известно, что среди нашего груза однажды оказалось несколько корзин с надписью «Металлолом», в которых на самом деле находились автоматы Томпсона. В другой раз на борт был поднят небывалого вида чемодан с фальшивыми продовольственными карточками, напечатанными в Бордо. Постоянным и неизменным грузом были ящики с бутылками. Они прибывали от второразрядного винного торговца, но имели почти настоящие наклейки с надписью: «Очень Старое Шотландское Виски Джона Хэйга…»

Когда же я, хотя и не слишком решительно, но все же запротестовал, ибо все глубже и глубже увязал в этом деле, сознавая одновременно, что мой банковский счет слишком быстро растет, то Хоскинс ответил просто:

— Мы занимаемся сейчас перевозкой за наличные деньги. Как видишь, полно и того и другого. Положись на меня.

Так я и сделал. Это раньше было время, когда я мог выбирать. Оно осталось далеко позади, вместе со многим другим. Именно в этот период я стал замечать, что КЛ-1087 ведет себя не совсем так, как нужно бы ей себя вести. Проявлялось это в мелочах — мелочах, которые, казалось бы, должны быть в полном порядке, но которые в действительности в порядке не оказывались. Однажды мы намучились с пробками в бензопроводе. Двигатели чихали всю обратную дорогу от Кале. Как-то у нас отказал руль. По этой причине мы чуть не врезались в берег между Мало и Динаром. В другой раз мы потеряли шесть часов, безуспешно пытаясь завести двигатели, хотя надеялись давно уже беспрепятственно выйти из гавани. Тогда мы угробили массу драгоценного времени, ибо наступил отлив, упустили покров ночи и едва не расстались с доселе незапятнанной репутацией. Был случай, когда попавшая в щит управления вода вывела буквально все из строя. Это обошлось нам в пятьсот фунтов за невыполненный контракт.

Не имелось никакой видимой причины для такого поведения лодки. Она была ничуть не хуже, чем в день ее покупки. И я, и Хоскинс не жалели времени на ее ремонт. Каждая поломка заставляла нас делать самый тщательный осмотр от киля до клотика. Однако было чистейшей правдой, что лодка причиняет нам все больше и больше беспокойства. Даже в тех случаях, когда не было механических неисправностей, она начинала вести себя как-то медлительно, словно ей вся наша деятельность бесконечно надоела… Конечно, я знал — глупо наделять корабль человеческими качествами. Но частенько наша КЛ-1087 казалась похожей на живое существо. Ненадежной неизвестно по какой причине, не желающей делать что требуется.

Одним из худших случаев считаю тот, когда у нас отказали двигатели невдалеке от устья Леймингтона. Неожиданно, да еще в скверную погоду, что-то в поведении Хоскинса подсказывало мне, что на этот раз нас ожидает или особенно щекотливый, или очень дорогой груз. Но, как обычно, я не слишком обращал внимания на груз и узнал о нем лишь в самом конце похода. Вряд ли КЛ-1087 могла выбрать худший момент для остановки: если бы не отлив, оттащивший нас в море, что дало нам некоторый простор для маневра, мы наверняка выскочили бы на берег и получили серьезные повреждения. Пришлось дрейфовать целых три часа, пока мы вновь не запустили двигатели.

— Придется снять штурвал для ремонта, — сказал Хоскинс, едва мы вошли в бухту. — Повезу его в Лондон.

— Да при чем тут штурвал? — уставился я на него округлившимися глазами. — Это проклятые движки нас подводят.

— Нет, штурвал, — повторил он с деланным нетерпением, словно хотел показать, что спорить больше не собирается.

И тут я вспомнил про пустотелые спицы штурвала, которые до этого мы еще ни разу не использовали. Меня осенило.

— Почему ты раньше ничего не сказал об этом? Что там внутри?

— Очень маленькие норковые шкурки, — ответил Хоскинс.

— Кончай трепаться! Что ты на этот раз провез? — Но я сразу сообразил: — Ты что, наркотики переправляешь?

Хоскинс кивнул. Я видел, что он оценивает мое отношение к этому, понимая, что я способен устроить скандал. Не успел я и слова произнести, как он сказал:

— Я уверяю тебя, за это очень хорошо платят.

Произошла крупная ссора. Я ее запомнил оттого, что тогда в последний раз возразил ему против наших грузов. Я чертовски разозлился, ибо только теперь понял, что Хоскинсу безразлично, насколько далеко мы пойдем в подобной игре. Когда я упомянул, что хотел бы время от времени выходить из дела, он очень жестко ответил:

— Ты не выйдешь из этой игры, раз ввязался в нее. И не забывай об этом!

— Но ведь наркотики… — возразил я с отвращением. — Это мерзко!

— Не будь дурацким моралистом! — Он с чувством выругался. — На твоей морали далеко не уедешь! Бог ты мой, теперь-то я вспомнил, как хотел приписать этот чертов 10–88, а ты отчитал меня как настоящий епископ. Я-то думал, что последние несколько месяцев тебя кое-чему научили!