Один шаг до любви - Джейн Арчер

Дейдре поднесла к губам чашку с чаем и сделала быстрый глоток. Она смотрела на Саймона, но не слышала того, о чем он говорил. Когда она встретила Хантера, то невольно стала сравнивать его с Саймоном. Теперь же она сравнивала Саймона с Хантером и не могла отделаться от мыслей, что по-прежнему испытывает к нему физическое влечение. Ее возбуждала его чувственность, его физическая сила, она восхищалась его умением справляться с трудностями жизни и способностью идти по самому краю обрыва. Неожиданно Дейдре поняла, что научилась у Хантера очень многому и была ему за это благодарна.

Но Хантер предал ее. А Саймон все еще был ее другом. С рассеянным видом Дейдре посмотрела в окно на оживленную городскую жизнь. Ее глаза сузились. Черт возьми! Она даже стала подражать манерам этого человека! Неужели у нее нет ничего своего? Она словно пустой сосуд, который заполняется свойствами и мировосприятием того человека, с которым встречается. Как долго она будет зависеть от мужчин и ждать, чтобы они чему-нибудь научили ее, чтобы сделали ее личностью?

Нет, ей нужно идти своей дорогой, и она все равно станет независимой женщиной. Дейдре многому научилась, но вместе с тем она поняла, что еще большему ей предстоит научиться.

Она посмотрела на Саймона и вдруг почувствовала, что внутри ее растет какая-то сила.

– Ты не напечатаешь статью о судоходной компании «Кларк шиппинг» и о том, что происходит на Багамах. Не нужно пугать пассажиров.

Саймон на мгновение перестал жевать, озадаченно посмотрел на Дейдре поверх очков и недовольно нахмурился:

– Ты определенно переменилась. Может, расскажешь, что произошло с тобой на самом деле?

Дейдре улыбнулась загадочно, словно разглядывала что-то внутри себя.

– Помнишь, ты говорил, что я должна стать независимой молодой женщиной. Что ж, я учусь… До тех пор пока я не поговорю со своими родителями – ни одного слова о компании «Кларк шиппинг» в «Трибюн».

– Я соглашусь, если ты пообещаешь взять меня с собой на Багамы.

– Нет. Я не могу тебе пообещать этого. – Неожиданно Дейдре почувствовала, что та сила, которая недавно появилась в ней, вдруг начала разрастаться. Дейдре гордилась собой. – Я еще ничего не решила. А кроме того, мне не нравится заключать подобные сделки.

Саймон оттолкнул от себя тарелку Дейдре.

– Независимость – это одно Дейдре. Но то, что ты делаешь сейчас, – совсем другое.

– Полагаю, это прежде всего дело моей семьи и руководства компании.

Саймон еще больше помрачнел.

– Что ж, у тебя, вероятно, есть основания вести себя так. Собственно говоря, у меня и без того работы хватает. Сейчас я пишу статью об использовании детского труда в Нью-Йорке.

Саймон принялся с жаром рассказывать о нечеловеческих условиях, в которых работали совсем маленькие дети и подростки в Нью-Йорке, а Дейдре думала о том, через что ей пришлось пройти на Багамах вместе с Хантером, и о тех людях, что погибли в результате кораблекрушений. Что ж, она помогала Саймону сколько могла. Но теперь у нее есть свое дело.

– Дейдре! – позвал ее Саймон.

– Что ты сказал?

– Ты совершенно не слушаешь, что я говорю. Тебе пришлось пройти через тяжелое испытание. Я знаю. Да и все знают. Но ты выжила и узнала то, что хотела узнать. Теперь пора заняться своей жизнью. Тебя ждут дела. Полагаю, ты уже многое сделала, чтобы стать независимой женщиной.

Впервые в жизни Дейдре не хотелось слушать то, о чем говорил Саймон. Все его умствования казались надуманными, поверхностными, лишенными жизни. Некоей искусственной реальностью, которая сразу же рассыпалась в прах при столкновении с другой реальностью. С реальностью, в которой существовал «Приют контрабандиста». Дейдре вдруг захотелось прямо сейчас увидеть старую Нейт и поговорить с ней. Она бы пропустила стаканчик дрянного виски вместе со старухой, а Хантер наклонился бы поближе к ней. Хантер! Дейдре почти физически ощущала его присутствие рядом с собой. Теперь это было для нее реальностью. Ее реальностью.

– Ты опять меня не слушаешь. Что мне сделать, чтобы ты спустилась на землю?

Дейдре покачала головой. Саймон прав. Она изменилась. Но ведь она и стремилась к переменам, она хотела стать другой. Ее взгляд скользнул по пустым тарелкам. Вернувшись в Нью-Йорк, она потеряла аппетит. И никакие французские деликатесы не помогли вернуть его. Нет, она уже точно не та девушка, которая высокомерно информировала Хантера в гостинице «Три реки» о своих гастрономических предпочтениях. Неужели она действительно могла вести себя так глупо? Если бы Хантер предложил ей какую-нибудь самую примитивную отбивную, то, пожалуй, она бы ее и съела. Но хватит думать о Хантере.

– От «Трибюн» меня посылают на собрание «Суфражисток Америки». Будет выступать Люси Стоун. Ты пойдешь со мной?

– Люси Стоун? – переспросила Дейдре. – Она замечательный оратор.

– Да уж, да уж, золотая глотка.

– Жаль, что она отделилась от Хау, Блэкуэлл и Ливермор.

– Это случилось двадцать лет назад. Я знаю, тебе больше нравится Национальная ассоциация суфражисток, но «Суфражистки Америки» издают «Газету для женщин», и у них много последователей. Они хорошо работают.

– Ты прав. – Дейдре наклонилась вперед, обрадовавшись, что Саймон переключился на интересную для нее тему. – Но Сьюзен Энтони и Элизабет Стэнтон пытаются внести в федеральное законодательство поправку, в которой говорится о том, что один и тот же вид работы должен оплачиваться одинаково независимо оттого, выполнена эта работа женщиной или мужчиной. А «Суфражистки Америки» считают, что этот вопрос должен решаться на месте, то есть в каждом отдельно взятом штате с учетом местных особенностей.

– Думаю, лучше и тем и другим объединить свои усилия и выработать какую-то совместную стратегию.

– Так когда-нибудь и будет, но сейчас «Суфражистки Америки» не приемлют радикализма Национальной ассоциации.

Саймон допил свою воду.

– Энтони и Стэнтон – непотопляемая команда. Стэнтон – философ, а Энтони – организатор. Разумеется, не следует сбрасывать со счетов и влияние Лукреции Мотт, идейного вождя квакеров, министра, сторонницы аболиционизма, вдохновившей Стэнтон и оказавшей ей помощь в организации группы «Водопад Сенеки». Если подумать, сколько они сделали для женского движения, то остается только удивляться.

– На все это ушло сорок лет. Сколько я потеряла!

– Что ж, радуйся, что живешь сейчас. В те времена у женщины было так мало прав, что она не могла чувствовать себя личностью. Женщины были всего лишь придатками мужчин.

Дейдре с энтузиазмом закивала головой:

– Разумеется, разумеется. Женщины не могли даже открыто выступать перед публикой, ну разве что в квакерских церквях. Они не могли зарабатывать и распоряжаться имуществом по своему усмотрению, не могли быть опекунами собственных детей, если разводились. А о праве голоса даже и говорить не приходилось.