Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Бойл оценил выступление Миллера «на шестерку» и почувствовал, что оно успокоило Морриса и воскресило его веру. Лэнтри, как и Бойл, был человеком военным и, как Бойл, молчал, пока говорил начальник. Но тут он понял, что пришло время взять слово и одернуть Джека.

Лэнтри действительно понимал и любил Джека. Несомненно, Моррис с Джеком перед совещанием согласовали свои выступления, поэтому беспокойство Джека отражало и тревоги Морриса. Джек прекрасно работал на свободном поводке, когда мог проявлять свою прирожденную дерзость, инициативу и изобретательность. Но все же его следовало держать в узде.

Джек не так давно жаловался, что его отругал офицер КГБ (Владимир Александрович Чачакин). Брежнев послал срочное сообщение для Джека и велел сразу же передать его Гэсу Холлу. Сообщение пришло в субботу ночью, но КГБ не смог связаться с Джеком и только в понедельник утром дал сигнал о необходимости экстренной встречи.

— Мы должны иметь возможность связаться с вами семь дней в неделю, — заявил Чачакин.

Лэнтри сказал, что при необходимости ФБР может принимать все оговоренные радиочастоты двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Но тут же вспомнил, что, когда Джека в последний раз всерьез допрашивали в Москве, следователь из КГБ спросил, не кажется ли Джеку странным, что операция всегда проходит безупречно. Джеку нужно было ответить Чачакину, что он точно следовал полученным от КГБ инструкциям по процедуре связи и что план получения радиограмм, переданный КГБ, не предусматривал в тот субботний вечер никаких сообщений. Вот почему ни он, ни его помощник (NY-4309S) не могли их получить. Джек (точнее, Лэнтри) проверил контрольную точку в субботу утром, и там не было никаких указаний о встрече. Согласно инструкциям КГБ, если нужная меловая отметка не появилась, на выходные Джек был свободен.

Джек был вынужден тратить субботу и воскресенье на тайную передачу денег. Но его всегда извещали заранее, если КГБ хотел пересмотреть план встречи, чтобы получше подготовить срочный контакт ночью в субботу или утром в воскресенье. «Так что не обвиняйте меня за то, что я следую вашим же инструкциям!»

Джеку следовало еще сказать, что Чачакин, как человек умный, должен был в интересах КГБ и своих собственных сообразить: требуя, чтобы Джека можно было вызвать в любой момент в течение недели, КГБ подвергает опасности «Морат». Джек поддерживал тайные связи, получал и прятал непрерывно поступавшую нелегальную наличность, количество которой все возрастало и часто превышало миллион долларов в год. Эта сумма была всецело в распоряжении Гэса Холла. Но Джеку нужно было думать о собственной семье и деле, а не только помогать Моррису. Что подумают соседи, если он все время будет сидеть дома, ожидая сообщений из Москвы, не станет выходить ни на работу, ни в супермаркет? Ему казалось, что ФБР наблюдает за известными им офицерами КГБ и старается прослушивать их телефонные разговоры. Чачакин звонил ему домой в субботу вечером по открытой линии; а в Москве его учили, что это самоубийственный, непрофессиональный, безответственный, опасный поступок.

Лэнтри хорошо играл в баскетбол и взглядом передал воображаемый мяч Бойлу. Как во время игры в чемпионской команде, Бойл машинально его принял и сделал результативный бросок:

— Джек, после скандала с КГБ ты продолжаешь гнуть ту же линию. А почему бы тебе не извиниться? Скажи, что ты просишь прощения за свою грубость, что ты слишком напряжен; скажи, что понимаешь, что он, его семья и его организация тоже на взводе; скажи, что знаешь кое-что о бюрократии. Потом добавь: «Если есть проблемы, мой брат может уладить их с Брежневым, Сусловым, Пономаревым или Андроповым».

Джек с Моррисом улыбнулись, и Миллер понял, почему руководство с самого начала позволяет Чикаго и Нью-Йорку самим улаживать подобные дела.

Уверенности, с которой все покидали совещание, хватило ненадолго. Продолжавшийся все лето и осень 1973 года уотергейтский цирк, разглашение секретной информации и политические нападки на ЦРУ и ФБР утомили Морриса и Джека. Голословные заявления, будь они правдивыми или ложными, заставили Грея отказаться от исполнения должности директора ФБР (среди прочего его обвиняли в сокрытии документов от центрального руководства и выбрасывании их в реку Потомак). По инициативе Бойла чикагское руководство в лице специального агента Ричарда Хелда предупредило штаб-квартиру, что Моррису и Джеку нужна более серьезная поддержка. Двадцать первого ноября Моррис должен был лететь через Еврony в Москву, и потому ФБР организовало еще одну рабочую встречу в Нью-Йорке двадцатого ноября. Чтобы возглавить ее, из Вашингтона приехали инспектор Эндрю Декер и Бранниган.

Начало стало абсолютным повторением совещания в мае.

Декер начал с того, что заявил: материалы «Соло» — бесценны, такие нигде больше достать невозможно; существует множество способов слежки, определения количества и качества оружия, но «проникновение в образ мысли других людей» — куда важнее и куда более труднодостижимо.

Затем выступил Моррис с обзором достижений «Соло» в 70-х годах: все время шли переговоры о контроле над вооружениями, или о Вьетнаме, или о чем-нибудь еще, и мы заранее знали, о чем они думают и о чем думали раньше. Мы всегда были на шаг впереди.

Моррис всегда жил в страхе; сейчас Бойл впервые явно заметил, насколько силен этот страх. Моррис сказал, что думает, будто понимает Соединенные Штаты и ФБР. Он понимает политические разногласия — в конце концов, они были неотъемлемой частью самой Америки, но не может понять политиков, которые нападают на институты, существующие, чтобы гарантировать право отстаивать собственное мнение. И он искренне задается вопросом, дееспособно ли еще ФБР.

— Это был ужасный год. Как в таких обстоятельствах человек может чувствовать себя спокойно? Когда мы начинали эту операцию, то все прекрасно знали, что если Мао, Чжоу, Хрущев, Брежнев, Суслов, Пономарев, руководство КГБ и КГБ в целом в один прекрасный день узнают, что мы все время их обманывали, то они любой ценой постараются нас ликвидировать. Сотни людей пожертвовали бы жизнью за честь это сделать. Завтра я уезжаю в Москву. В Москве все гораздо легче. Там я свой. У меня своя квартира обслуга водитель и карточка по которой я могу получать спиртное и все, что захочу. Я могу общаться с ними, как делал это почти всю свою жизнь.

Протокол совещания перефразировал следующее утверждение Морриса (нетрудно догадаться почему). Во время совместных поездок Моррис с Евой жили в страхе когда-нибудь совершить роковую ошибку и сознавали необходимость выверять каждый нюанс. Вот маленький пример того, как осмотрительно им приходилось себя вести: русские знали, как Ева восхищалась картинными галереями и выставками, и пригласили их с Моррисом на выставку произведений реабилитированного еврейского художника. Еве понравились какие-то картины, и она спросила Морриса, хватит ли у него денег, чтобы купить одну из них. Моррис коротко бросил, что нет; позже он объяснил:

— Они знают, что я еврей; но не стоит об этом напоминать.

И все же в Москве они все могли устроить. Но не могли уследить за всем в Вашингтоне. В Москве они больше всего боялись того, что может произойти в Вашингтоне. Они боялись политиков, журналистов, бюрократов-карьеристов — сотрудников Конгресса и Белого Дома. Те в силу своих амбиций, неведения, жадности или по злобе могли использовать любые сведения «Соло» и таким образом их выдать.

Как и Миллер в мае, Декер немного подумал над тем, что сказать, и, подобно Миллеру, был честен:

— ФБР спокойно возвращается к обычной жизни. На высшем уровне никто никогда не терял присутствия духа. У Пата Грея были ужасные крайние взгляды. Но мы благополучно вышли из затруднительного положения. Если бы кто-то из политиков знал об этой операции, они использовали бы эту информацию. Но они никогда, никогда не узнают… Джон Дин выдал бы родную мать, будь у него хоть что-то на нее. В любой организации бывают предатели. Из-за них погиб даже Иисус Христос. Но, насколько мы знаем, в ФБР таких людей нет. Возможно, когда-нибудь они появятся. Но они не будут участвовать в «Соло».

Моррис заметил, что в Москве его могут спросить о небольшой статье в одной из чикагских газет, где утверждалось, что Советы финансируют американскую компартию. Декер ответил:

— Источники Советов должны показать, что материал был написан отъявленным антикоммунистом. В публикации нет никаких особых сообщений, доказательств, указаний на то, как эти предполагаемые капиталы передаются, каких размеров достигают и для чего используются. Можете быть уверены — имей репортер хоть какие-то улики и доказательства, он бы их привел. Он этого не сделал, и на всю историю никто не обратил внимания. Все решили, что это просто антикоммунистические бредни. Любой может спросить: «А кто же дает американской компартии деньги, как не Советский Союз?» Так что ничего страшного. Вы можете сказать: «ФБР хотело бы поймать Джека или меня с деньгами, чтобы все американские телерепортеры могли снять, как нас отправляют в тюрьму, и они это сделают, не спрашивая ничьих советов».