Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Пономарев отметил, что американцы, похоже, не хотят продолжать переговоры, и спросил Морриса, есть ли такая возможность. Честно признав отсутствие военного опыта, Моррис спросил:

— А вы на их месте согласились бы на такое предложение?

Пономарев рассмеялся и пожал плечами, словно говоря: «Попытка — не пытка».

Несмотря на советские разъяснения, Холл не унимался и в октябре 1972 года послал Морриса сообщить русским, что те делают слишком много уступок Соединенным Штатам и подрывают веру в социализм. Моррис снова пытался представить эти суждения Холла скорее как замечания, а не точку зрения, но они все-таки рассердили советское руководство. Они не понимают отношение товарища Холла, и, если говорить напрямую, он и сам не знает, о чем идет речь. Хотя американцы отказались от переговоров между Соединенными Штатами и Советским Союзом о запрете ядерных ударов друг по другу, русские были уверены, что до этих пор Никсон вел себя с ними «честно и открыто», что Никсон и Киссинджер пытались понять их беспокойство и искренне излагали позицию Соединенных Штатов. Советские военные эксперты сообщили, что опасения американцев с точки зрения США в основном можно понять и признать разумными. В целом получалось, что Соединенные Штаты честно ведут переговоры и ни одна коммунистическая партия, кроме американской и китайской, не возражала против их продолжения. Но китайцы безнадежны с любой точки зрения. Тогда что же случилось с товарищем Холлом? Моррис, хорошо осведомленный в делах советских лидеров, понял: товарищу Холлу лучше примкнуть к генеральной линии.

Во время других бесед с Моррисом Суслов и Пономарев много говорили о Никсоне. Они очень желали его победы на выборах, которые должны были состояться через две или три недели. Но Советам приходилось скрывать свою поддержку, чтобы случайно не задеть кандидата от демократической партии, Джорджа Макговерна. Хотя они предпочитали иметь дело скорее с Никсоном и Киссинджером, чем с кем-нибудь другим, Никсон все еще смущал их. Он одновременно атаковал Китай, улучшал советско-американские отношения и продолжал непопулярную войну во Вьетнаме, что пугало русских. Как ему это удается?

Моррис подумал: «Возможно, единственная причина — то, что он всегда знает, о чем вы думаете и что именно вы планируете, причем знает так же хорошо, как и вы сами».

Советы выдвинули теорию, что фокусы Никсона становятся возможными потому, что репутация закоренелого антикоммуниста сделала его невосприимчивым к обвинениям в предательстве. Но какой политический трюк станет следующим? Если Никсона выберут снова, Центральный Комитет попросит американскую компартию представить «исчерпывающий анализ и оценку» генеральной линии поведения его администрации.

Моррис с Евой вовремя вернулись в Чикаго и проголосовали за Никсона; тот победил на выборах 1972 года с небывалым перевесом: за него проголосовали пятьдесят штатов, кроме Массачусетса.

После выборов Моррис стал замечать все больше примеров отрыва русских от реальности. В октябре 1972 года все разумные американцы, следящие за событиями, знали, что у Макговерна ни при каких условиях нет шансов на победу, и все же Советы считали, что он может выиграть. Никсон продолжал войну во Вьетнаме; Макговерн обещал закончить ее на любых условиях, предложенных коммунистами. И все же Советы предпочитали иметь дело с «ястребом» Никсоном, а не с «голубем» Макговерном.

Русские хотели, чтобы американская компартия сообщила им, что собирается делать Никсон. Но откуда могла это знать партия отщепенцев? Неужели в Москве думали, что партия более проницательна и лучше осведомлена, чем их министерство иностранных дел и КГБ?

Моррису исполнилось семьдесят, за прошедшие тринадцать месяцев он шесть раз ездил в Советский Союз и в Восточную Европу. Ему хотелось избавиться от опасностей, отдохнуть и провести каникулы с Евой. Но в декабре Холлу предстояло ехать в Москву, чтобы присутствовать в церемониях празднования 50-летия основания Советского Союза, и он потребовал, чтобы Моррис его сопровождал.

За несколько дней до его отъезда Джим Фокс и его жена пригласили Морриса с Евой на ужин. Фокс гордился своей семьей, карьерой и домом. После того как Ева близко с ним познакомилась и узнала о его прошлом, она поняла, что у него есть причины для гордости. Отец Фокса был водителем автобуса в муниципальной транспортной компании Чикаго, а его мать бралась за любую работу, которую в те годы могла найти женщина без специального образования. По воскресеньям вся семья посещала баптистскую церковь независимо от того, какая была погода или когда прошлой ночью отец вернулся с работы. В тринадцать лет Фокс за счет церкви отправился в летний лагерь. Одним из воспитателей был агент ФБР; у походного костра он рассказывал мальчикам истории о том, как ФБР ловит гангстеров, шпионов и членов ку-клукс-клана. Фокс вернулся домой из лагеря, точно зная, чем хочет заняться в будущем.

Наставник говорил ему, что в ФБР принимают только одного из сотни подававших документы и, чтобы повысить свои шансы, ему нужно получить степень по юриспруденции. Успешно сдав экзамены, Фокс поступил на юридический факультет Иллинойсского университета. В конце первого года обучения его приняли на юридический факультет Джорджтаунского университета в Вашингтоне, там он смог устроиться работать по ночам и в выходные клерком в ФБР. Заместитель декана в Джорджтауне пытался убедить его «не губить свою жизнь» в ФБР, но, потерпев неудачу, отказался перезачесть предметы, сданные в Иллинойсе. Пришлось обращаться с апелляцией к руководству университета.

После окончания университета его приняли в ФБР; во время обучения в Куантико ветераны-инструкторы старательно готовили из него будущую звезду. Он стал одним из самых молодых инспекторов в ФБР (Бойл, прежде чем впасть в немилость, тоже был на этой должности одним из самых молодых). В 1971 году Бюро велело Фоксу немедленно принять контроль над Бойлом, и таким образом он стал одним из главных участников этой важнейшей операции. Сейчас Белый Дом, Государственный департамент, министерство обороны и ЦРУ выпрашивали у ФБР информацию о «Соло». Любому, кто хоть чуть-чуть соприкасался с «Соло», была гарантирована приличная карьера. Но Фокс в докладах специальному агенту в Чикаго и в переговорах со штаб-квартирой упирал на то, что успехи «Соло» — это достижения Берлинсона, Фреймана, Джека, Морриса, Евы, Бойла и Лэнтри, а он просто случайно оказался рядом.

Бойл говорил:

— Джим всегда решал за нас все проблемы. Если что-нибудь шло не так, он брал вину на себя. Когда все было в порядке, а так обычно и было, он хвалил остальных.

Фокс с семьей жил в очаровательном загородном доме. Моррис обожал играть там с детьми, причем его восторг передавался всем обитателям дома. Ева говорила:

— Норману Рокуэллу стоило бы написать этот дом и семью, живущую в нем.

Она хорошо помнила вечер перед отъездом Морриса в Москву одиннадцатого декабря 1972 года.

Перед ужином Фокс обычно произносил короткую молитву в три фразы — Ева думала, что он выучил ее в воскресной школе. В тот вечер он процитировал псалом, начинающийся словами: «Да благословенны будут узы, что связали наши сердца в христианской любви» и заканчивающийся так: «Когда мы расстаемся, это причиняет невыразимую боль, но наши сердца сливаются в надежде, что мы обязательно встретимся вновь». Когда Фокс поднял голову, Ева почувствовала, что он смутился, произнося слова «христианской любви». Ева сказала:

— Джим, это была замечательная молитва. Аминь.

И тут она заметила, что Моррис все еще продолжал сидеть со склоненной головой.

В октябре Ева побывала в Москве, Праге и Варшаве, и Моррис не хотел отрывать ее от дома и родственников еще и в декабре. Хоть это было не в его правилах, он пожаловался Холлу, что не хочет оставлять жену одну на Рождество. А Холл спросил:

— Какого черта вас так волнует Рождество?

Морриса это изрядно расстроило. Он не воспринимал Рождество в религиозном смысле и, как преданный делу коммунист и атеист, не мог позволить себе ходить в синагогу или в церковь, даже если бы захотел. Но он мог наслаждаться рождественскими праздниками — иллюминацией и украшениями на Мичиган-авеню и Пятой авеню; покупкой подарков для Евы, ее племянниц и племянников, для детей Бойла и Фокса; выступлением музыкальных ансамблей Армии спасения. В Чикаго и Нью-Йорке рождественские каникулы были для Морриса счастливым временем. Рождество 1972 года в Москве стало для него тоскливым.

Ему пришлось слушать длинные усыпляющие речи, полные коммунистических клише, которые он слышал уже пятьдесят лет, и ездить вместе с Холлом на скучные ритуальные встречи. После того как Холл уехал обратно в Нью-Йорк, Моррис получил установочный инструктаж от помощника Пономарева Евгения Кузькова.