Маникюр для покойника - Дарья Донцова

– Я закончила консерваторию, – потупила я скромно глаза, – выступаю в концертах.

– Фортепьяно! – всплеснула руками учительница.

– Арфа.

– Ах, – оживилась дама, – мне вас бог послал! Мальчик у вас замечательный, непоседа немного, да это ерунда. Впрочем, до меня тут работала абсолютно безответственная старуха, можно сказать, пустое место, вот дети и не привыкли к настоящим требованиям.

Я размеренно кивала головой, понимая, что следом за речью последует просьба. Так и вышло.

– Меня обязали организовать концерт, – взволнованно объясняла потерявшая всю свою спесь дама. – Придут из префектуры, начальство… Но как сделать это с детьми, которых никто даже петь не учил? Впрочем, нашлось несколько девочек, играющих на пианино, и Леня Кац из восьмого класса со скрипкой.

Но этого количества талантов явно было мало для полноценного представления, вот и приходится нагружать родителей. Слава богу, папы и мамы проявили полное понимание. Отец двоечника Волынкина спляшет русский танец, старшая сестра Маши Козловой покажет пантомиму, бабушка Оли Суворовой придет с дрессированными собачками, вот еще бы я с арфой! И просто прелесть!

– Конечно, приду, – заверила я Ларису Захаровну, лихорадочно соображая, где взять арфу, – обязательно буду, с превеликим удовольствием!

Тут зазвенел звонок, и в класс ворвались дети. Первым несся Кирюшка, размахивающий рюкзаком.

– Иди сюда, шалунишка, – улыбнулась Лариса Захаровна.

Кирка опустил глаза и, изображая полнейшее смирение и покорность, поплелся к лобному месту.

– Уж извините, – быстро сказала я, – можно я заберу сына с урока, идем к врачу.

– Конечно, – разрешила Лариса Захаровна, – он молодец, отлично работу выполнил дома, если так пойдет, в этом полугодии «четыре» выйдет, а во втором, даст бог, и пятерочка получится.

Мы вышли из класса в опустевший коридор, и Кирюшка недоуменно спросил:

– Как ты это проделала?

– Ох, – вздохнула я, – очень просто, только где раздобыть арфу?

– Зачем? – изумился мальчик.

– Видишь ли, мы заключили с музычкой бартерную сделку. Ты получаешь хорошие отметки, а я играю в школьном концерте.

Кирюшка обнял меня и проникновенно сказал:

– Я горжусь тобой, Лампочка, никогда не встречал людей, умеющих играть на арфе!

Я хмыкнула: ну кто бы мог предполагать, что это умение хоть когда-то сгодится!

– Только знаешь, Кирюшка, долг платежом красен!

– Всегда готов, – закричал мальчик, – ну, говори скорей, чего делать? На рынок за картошкой? Белье погладить?

– Пойдешь сейчас со мной к одной даме и будешь изображать ребенка, который хочет учиться игре на рояле.

– Зачем?

– Надо.

– Ради тебя съем даже геркулесовую кашу, – заявил Кирка, и мы отправились к Раух.

Мария Леонидовна походила на Екатерину Великую. Такое же надменное лицо с маленьким ртом и большими, чуть навыкате глазами. Та же полноватая фигура с высокой грудью и крутыми бедрами. В молодости, очевидно, пользовалась успехом. Впрочем, возраст хозяйки не поддается определению. Здесь явно не обошлось без скальпеля. Возле ушей виднелись предательские шрамы, свидетельствующие о косметических подтяжках. Волосы, брови и ресницы она, естественно, красила, а кожу лица покрывала тональным кремом. Мария Леонидовна добилась потрясающего результата и в сумерках запросто могла сойти за сорокалетнюю.

Под стать хозяйке оказалась и комната, куда нам велели пройти, предварительно сняв обувь. Большой рояль с открытой крышкой, круглый стол, покрытый кружевной скатертью, бархатный диван, кресло и запах недавно сваренного кофе.

– Чудесно, – сказала Раух, присаживаясь у инструмента, – сначала проверим слух.

Уверенными пальцами она пробежалась по клавиатуре, сыграла гамму, потом нажала на «ля». Чистый звук повис в воздухе.

– Ну, какая нота?

– Ре, – ляпнул Кирка, потом добавил: – А может, фа, они жутко похожи.

– На мой взгляд, не слишком, – вздохнула Раух, – ладно, садись к роялю и положи руку на клавиши.

Кирюшка послушно плюхнул ладошки на кусочки слегка пожелтевшей слоновой кости.

– Нет-нет, – поправила Мария Леонидовна, – кисть следует держать так, словно под ней яйцо.

– Сырое или вареное? – поинтересовался Кирюшка.

– Какая разница? – оторопела Раух, очевидно, никогда до этого не слыхавшая подобного вопроса.

– Большая. Если шлепнешь рукой по сырому яйцу, будет лужа, а если по вареному, то ничего, – ответил Кирюша и скорчился на крутящемся табурете.

– Яйцо надо класть мысленно, не по-настоящему, выпрямись, – машинально обронила преподавательница и велела: – Иди в соседнюю комнату и посмотри там телевизор!

Кирюшка послушно вышел.

– Ну что вам сказать, – развела руками Раух. – Рихтера я из него не сделаю, поздно начинаем, но играть для себя научу. Заниматься два часа будем у меня, беру пятьдесят долларов за шестьдесят минут. Впрочем, я элитарный педагог, могу посоветовать других преподавателей, подешевле.

– Нет-нет, – быстро сказала я, – хотим только к вам. Слава так вас нахваливал.

– Слава, Слава… – забормотала Мария Леонидовна. – Что-то не припомню такого… Он учился у меня?

– Вы Таню Молотову знаете?

– Танечку? Конечно, дочь моей ближайшей подруги, к сожалению, покойной.

– А Слава ее лучший друг.

Мария Леонидовна улыбнулась:

– Не знаю такого, да и с Таней давно не встречалась.

– Георгий Львович говорил, что вы с ней близко дружите, даже с квартирой хлопотали.

– Дааз старый болтун, – в сердцах сказала Раух.

Я решила ковать железо, пока горячо:

– У меня проблема с сыном. Отлично зарабатывает, торгует компьютерами и мечтает прикупить квартирку в том доме, где живет Дааз. Может, составите и мне протекцию? Естественно, заплачу комиссионные и вам, и Георгию Львовичу.

– Сейчас такое тяжелое время, денег постоянно не хватает, я бы с удовольствием помогла, но Жорочка больше не пойдет на такое. Видите ли, Танюша дочь моей безвременно ушедшей подруги, ей досталась от матери совершенно невероятная жилплощадь – однокомнатная клетуха гостиничного типа. Комната метров двенадцать и кухня три. Жуткая конура. Я сочла своим долгом помочь, хотя все мои связи с Таней прервались после смерти Ляли. Честно говоря, мы года три не разговаривали. А тут она вдруг позвонила и попросила: «Тетя Маша, в вашем доме никто квартирку не продаст?»

Танюша рассказала, что вышла замуж, супруг – состоятельный бизнесмен и они хотят апартаменты в престижном месте. Тут Мария Леонидовна вспомнила про Георгия Львовича. Вот и вышло необыкновенно хорошо – и Тане посодействовала, и Даазу помогла.

– А Слава говорил, будто вы и ему обещали протекцию, – протянула я.

– Да какой Слава? – вышла из себя Раух.

– Близкий друг Тани.

– Я не знаю никого из ее окружения, – ответила Мария Леонидовна.

Как все преподаватели, она была терпелива и спокойно повторяла сказанное:

– Я не поддерживала с Таней никаких отношений после кончины Ляли, а с тех пор прошло чуть больше трех лет. Честно говоря, если б она не позвонила, да не крайняя бедность… – Репетиторша махнула рукой, не договорив фразу.

Впрочем, понятно и так, небось Михаил отлично отблагодарил пожилую даму.

– Значит, это не вы помогли Славе?

– Первый раз слышу о таком, – заверила Раух.

На улице Кирюшка радостно запрыгал, получив мороженое. Мы сели в метро, и поезд помчался сквозь тоннели и станции, мерно покачиваясь и вздрагивая на стыках рельс. Настроение было пакостное. Как подобраться к милейшей Танюшке? Ни Георгий Львович, ни Мария Леонидовна не смогли сказать, где работает моя заместительница. Только твердили в два голоса:

– Много языков знает, переводчица.

Дома я разогрела обед и уже собиралась наливать суп, как раздался звонок.

– Кто там? – бдительно поинтересовалась я.

– Сборщик подписей от ЛДПР, – раздался ответ.

Я распахнула дверь и, увидав милую молодую женщину с усталым лицом, переспросила:

– Кто?

Гостья тяжело вздохнула и принялась заученно пояснять:

– Скоро выборы в Государственную думу, я собираю подписи. Наш кандидат во всех отношениях…

Оглядев ее чересчур легкое для холодной осени пальто, разношенные сапоги и слегка потрескавшуюся лаковую сумочку, я предложила:

– Проходите на кухню, угощу супчиком.

Над тарелкой горохового супа из копченых ребрышек поднимался ароматный парок. Агитаторша, назвавшаяся Леной, быстро проглотила полную тарелку и разоткровенничалась.

Ей пятьдесят три года. Всю жизнь просидела в НИИ, дослужилась до старшего научного и хорошего оклада. Но тут грянуло торжество демократии. Родной институт пал жертвой перестройки. Сотрудников отправили в бессрочный отпуск. Лене еще повезло, удалось оформить преждевременную пенсию, правда, очень маленькую, просто грошовую, вот и хватается за любое дело, чтобы хоть чуть-чуть заработать.