Темная сторона дороги (сборник) - Олег Кожин

Тошнота вползает тебе под череп, обволакивает утомленный мозг. Там, внутри, все тоже шелушится и отходит хлопьями, обваливаясь в пузырящуюся зеленую бездну. Кажется, на месте вот этой влажной кляксы было лицо твоей матери. Разве у тебя была мать? Да, наверное. Мамы есть у всех. Хотя вообще-то ты не уверена.

Коробка, в которой находится твое тело, начинает трястись и вилять. Рядом протяжно зевают.

– Ну вроде приехали. Елки, сколько машин! В прошлом году было поменьше.

– Ну извини. Сам же знаешь, кто хедлайнер.

– Угу. Но мы же там затопчем друг друга на хрен. Да ну в задницу такие фестивали. Тут не то что полСамары – тут пол-России набилось.

– Не устраивает – посидишь в автобусе.

– Да не, я так…

Тебе не нравятся эти звуки – они непонятные, они тебя пугают.

Коробка в последний раз дергается и застывает. Что-то шипит, кругом становится ярко. Ты зажмуриваешь глаза.

– Нат, ну ты как?

– Гр-р-р-м.

– Ясно. Ну и попал же я с тобой. Пойдем, на солнышке легче станет.

Тебя куда-то тянут за руку, становится еще ярче. Сквозь зеленую жижу проступают шумы и формы. Верх и низ в твоем теле меняются местами, низ хочет выплеснуться.

– Может, отойдешь за автобус? Все-таки люди смотрят.

– Пх-м-м-м.

– Ну да, ну да. С пониманием.

Ты снова одна. По тому немногому, что еще различают твои глаза, все быстрее разбегаются трещинки, рисуя паутинистый узор. Чешуйки реальности отпадают одна за другой – там, где были люди, машины, фестивальные постройки, полоска леса на горизонте, остается одна бурлящая зелень. Ты падаешь на колени и в последний раз опорожняешь свое земное существо. Ты знаешь только, что нужно выдавить из себя что-то незваное, чужое, и тогда снаружи все наладится. Но потом забываешь, что ты – это ты, утыкаешься головой в колпак колеса и затихаешь. Тебя больше нет.

Тогда я отделяюсь от стенок твоего желудка – аккуратно, усик за усиком. Мне было уютно и спокойно здесь, но всему свое время. Я ползу по изодранному пищеводу наружу, насытившийся, но ослепший и оглохший. Наконец, я стекаю с твоих губ ниточкой слюны, возвращаясь в большой мир. Солнечный свет щекочет мое невесомое тело. In space no one can hear you scream, nor here, in broad daylight. Твоего крика никто не услышал, потому что крика не было. Мне нравилось работать с тобой. Я благодарен, что ты впустила меня. Если бы тогда, в Уфе, перед отправлением, ты не решила наконец быть молодой и счастливой, я бы до сих пор искал приюта. Мне даже немного жаль, что от тебя осталась только оболочка, что кожа у тебя шершавей и суше бумаги, что кости твои превратились в мел. Но и эта жалость – твоя. И знаешь, ты его тоже не любила. Он всего лишь отвечал взаимностью. Запасной выход, это был запасной выход.

Мне приятно нежиться в солнечных лучах, хотя это ненадолго. С первым же порывом ветра я попрощаюсь с тобой и забуду тебя. Я понесусь под прозрачным небом серебристой паутинкой, воздушный и легкий. И рано или поздно встречу такую же, как ты, – ту, что дышит полной грудью, что кричит о своем счастье, открывая себя для бога тошноты.

Александра Давыдова

«Принцесса Мария»

© Александра Давыдова, 2014

Финский залив, маршрут парома Санкт-Петербург – Хельсинки

Из конфетного фантика Ира сделала самолет и отправила его за борт. Блестящий-крылатый сначала дернулся, поймал ветер и рванулся в ярко-голубое небо, но потом вошел в штопор и по спирали устремился вниз – к узкой полоске воды между причалом и высоким паромным боком.

– Бренд не помог. – Ира вздохнула и вытащила из кармана еще одну карамельку «Взлетная».

Ей самой хотелось подпрыгнуть, взмахнуть руками и лететь… лететь над огромными трубами, над столиками открытого кафе, над детскими панамками, кружить у пузатых спасательных шлюпок и канатов и заглядывать в круглые окна кают. Солнце резало глаза, ветер танцевал над палубой, пассажиры «Принцессы Марии» толпились у перил, пихая друг друга локтями и показывая на чаек – те совершали фигуры высшего пилотажа, подхватывая брошенные кусочки хлеба.

Ира засмотрелась на птиц, а паром тем временем медленно отвалил от берега. Полоса воды расширялась, поблескивая масляными пятнами. Самолетик с размякшими крыльями бился о причальную плиту, будто пытался уцепиться за нее и выбраться наверх.

– Паромы всегда ходят по двое, – обстоятельно вещал очкастый студент своей подруге. Та кивала, убирала с лица перепутанные волосы и глупо, влюбленно улыбалась. – На случай аварии. Тогда всех пассажиров успеют подобрать и никакой трагедии не случится.

«Уже, уже случилась, – рассеянно думала Ира, привалившись к перилам рядом с влюбленной парочкой. Неловко было нарушать их уединение, но весь периметр верхней палубы и так заполонили туристы. Они торопливо хлебали пиво из пластиковых стаканов, видимо, чтобы достичь нужной кондиции к открытию дьюти-фри, и курили. – Сама виновата. Размечталась. Море-романтика, говоришь? Аналог турецкого отеля „все включено“ не хотели бы? То-то же…»

Радость от предстоящего путешествия куда-то ушла. Осталась на берегу? Сдуло ветром?.. Или новизна ощущения «я впервые на таком огромном корабле!» стерлась, не выдержала столкновения со звуками попсы из бара и подвыпившими попутчиками?

«Хоть на Кронштадт полюбуюсь», – попыталась взбодриться Ира. Что-то слишком быстро у нее в последнее время менялось настроение. Или это равноденствие так дурно влияет?

За бортом медленно проплывал островок, на нем стояли голенастые чайки и хрипло покрикивали, вторя низкому, тяжелому паромному басу. Одна склонила голову и боком подскочила к темному блестящему камню, клюнула его. «Камень» в ответ встрепенулся, подпрыгнул и, шумя крыльями, рванулся к людям. Ира едва успела отшатнуться – черные жесткие перья мазнули по щеке, громко плеснули в воздухе и обернулись огромной вороной. Та, скрежеща когтями, устроилась на краю спасательной шлюпки, уставилась на Иру глазами-бусинками и насмешливо каркнула.

– Сумасшедшая! – девушка прижала ладонь к горящей щеке. И на всякий случай пробормотала «заклинание» из любимых мемуаров Одоевцевой: – На свою голову каркаешь, на свою!

– Кар? – Теперь это прозвучало как смешок.

– И вообще… – Ира сунула руки в карманы и быстро пошла прочь. Очень хотелось оглянуться, но она держала себя в руках. Какая-то ворона… Кронштадт гораздо интереснее. И гигантский поворотный механизм, открывающий проход через дамбу. И оборонительные сооружения.

Самоубеждение, правда, совсем не действовало. Больше всего хотелось спуститься вниз и запереться в каюте. Дождаться открытого моря и, возможно, только вечером выйти поглядеть на закат. Или просто заснуть – а проснуться уже в Финляндии.